В кухне стояла глубокая ночная тишина, казалось, даже вещи спят: пустые банки из-под пива, бутылка виски, тоже приближающаяся к этому состоянию, Сарины соски и бутылочки, прикрытые салфеткой, около раковины, вот только Лоренца наверняка не спит... Где ей понять!– А потом? – спросил Давид.– Понимаете, Давид, раз они стали осторожней, нам тоже следует соблюдать осторожность. Завтра сделаем вот что: без чего-нибудь два Ливия вызовет такси и поедет в это «Рекламное фотомоделирование». А мы за ней. Но они из осторожности могут установить за ней слежку – вдруг она приведет за собой хвост. И если они нас засекут, то мы никого не поймаем. Ясно?Яснее не бывает, одними глазами сказал ему Давид.– Поэтому мы должны следовать за Ливией незаметно. То есть мы поедем, но впереди, метров на сто. И только до определенного места. Представьте себе этот кортеж: сначала мы на"джульетте", потом Ливия на такси, а потом тот, кто, возможно, за ней следит. В городе, в потоке машин, такая диспозиция не вызовет подозрений: раз мы будем впереди, тому типу ничего и в голову не придет, но улица Эджидио Фолли... – он потыкал пальцем в зеленый квадрат на топографической карте, – у самой городской черты, и там, учитывая послеобеденное время, машин совсем не останется, то есть мы будем чересчур на виду. Далее: когда мы подъедем к этому «Улиссу», парковаться перед домом было бы с нашей стороны непростительной глупостью. Теперь понятно, зачем надо съездить туда на велосипеде?Давид начинал понимать.– Вы произведете разведку. На месте вам надо будет определить две вещи: во-первых, где поставить машину как можно ближе к дому и к дороге, но чтобы из окон нас не было видно, и, во-вторых, есть ли подъезд к «Улиссу» не по улице Эджидио Фолли.Тишина. В последний раз шорох автомобильных покрышек донесся до них минут десять назад. Скоро два, ждать еще долго, к тому же оба они не из тех, кто спит в ночь перед битвой.– Мой отец любил раскладывать пасьянсы, – сказал он Давиду. – Где-то здесь должна быть колода карт. Вы умеете играть в «скопу»?Да, умеет. Вдвоем играть в «скопу» не очень интересно, но надо же как-то убить время. 3 Ливия вышла из подъезда в половине второго. Поток машин уже схлынул: большинство миланцев обедает именно в это время.– На улицу Эджидио Фолли, – сказала она водителю.В зеркало она увидела недовольную мину, потому что, какой бы адрес вы ни назвали таксисту, он ни за что не одобрит ваш выбор маршрута: за каким чертом надо тащиться на улицу Эджидио Фолли? Или на улицу Боргонья? Впрочем, быть может, он и прав.Он свернул с улицы Плинио, пересек бульвар Абруцци и выехал на улицу Пачини. Ливия издали любовалась водительским искусством Давида, хотя и раньше имела случай это наблюдать; «джульетта» оторвалась от них довольно далеко. Следовать за машиной не сзади, а впереди – нелегкая задача при современном уличном движении, но Давид справлялся с нею отменно.Несмотря на жару и нервное перевозбуждение, которые поневоле вносили в мысли разлад, Ливия отметила еще одну вещь: за ее такси буквально по пятам следует другая машина. Впрочем, не надо быть Шерлоком Холмсом, чтоб это обнаружить: во-первых, преследователь стоял уже на улице Плинио и тронулся одновременно с ними, во-вторых, сам автомобиль был приметный – «Мерседес-230» очень красивого бронзового цвета, чуть-чуть в серо-коричневый или в кофе с молоком. Она поймала его взглядом на площади Пьола, потом на улице Пачини. С помощью зеркальца (она не выпускала его из рук, то и дело подкрашивая губы) Ливия фиксировала, как неотступно «мерседес» держится за такси: этому типу, должно быть, наплевать, видят его или нет.Устная инструкция, полученная от синьора Ламберти, гласила: «Если заметите, что вас преследует машина, остановитесь у киоска и купите газету». Таким нехитрым условным знаком она должна была сообщить о слежке.– Остановите, пожалуйста, у первого газетного киоска, – попросила она.Водитель, видимо, уже смирился и не скорчил никакой гримасы, а послушно тормознул у киоска на углу улицы Теодозио. Ливия вышла и с удовлетворением отметила, что «мерседес» остановился чуть поодаль. Затем, уже без удовлетворения, она констатировала, что «Джульетта» в отличие от «мерседеса» быстро удаляется по улице Теодозио. Она знала, что синьор Ламберти и Давид все равно где-то рядом, но то, что они скрылись из виду, ее расстроило. Она купила журнал мод и быстро вернулась в машину.Проезжая по улице Порпора, таксист спросил:– Какой номер на Фолли?– В самом конце, за таможней.Он решительно тряхнул головой.– Ну знаете, вам придется заплатить мне в оба конца!– Конечно, не беспокойтесь.Ни разу не обернувшись, только посматривая в зеркальце, Ливия наблюдала за «мерседесом»: тот немного отстал, но его плавные очертания, отливающие на солнце недобрым бронзовым светом, все же хорошо просматривались.– Вон автострада, – буркнул водитель. – Куда ехать-то? – Тупость этих пассажиров просто непостижима: сами не знают, куда им надо!– Чуть дальше, большое здание слева.Дорога бежала среди полей, и на довольно большом отрезке не видно было никаких построек – полная иллюзия сельской местности.– Вон то, что ли? – спросил великомученик за рулем.Да, оно самое; по телефону синьор Ламберти, пользуясь сведениями Давида, который ездил туда на велосипеде, описал ей в мельчайших подробностях и дорогу, и все приметы «Улисса».– Оно самое.Взгляд в зеркальце – вдалеке маячит «мерседес». Страх совсем прошел, она знала, что синьор Ламберти и Давид совсем близко. Рядом с серовато-голубой башней, высящейся в гордом одиночестве среди возделанных полей (Бог знает какая изощренная спекуляция земельными участками забросила ее сюда), метрах в ста от дороги есть старая развалюха, почти не видная за небольшой рощицей; там, за свежей зеленью – что почти невероятно в этот палящий зной, – укрылась «Джульетта» и защитники Ливии, вооруженные стареньким, но довольно мощным биноклем, благодаря которому все двадцать этажей башни под названием «Улисс» у них как на ладони, а также весь зеленый, сверкающий, неспокойный пейзаж.– Здесь? – на всякий случай переспросил водитель, хотя сомнений быть не могло.Двенадцатиэтажный серо-голубой исполин уныло вздымался перед глазами, напоминая монументальные храмы ацтеков, словно по волшебству вырастающие посреди пустыни. Хотя в этом грандиозном жилом доме почти никто не живет, все квартиры уже распроданы: люди нынче вкладывают деньги в недвижимость, а не держат в матрасах, как их деды; сооружение сконструировано из самых современных материалов и оснащено всеми удобствами. Вокруг него залитое бетоном пространство для стоянки машин (даже белые разграничительные полосы проведены, только машин нет).– Да, спасибо.Ливия вышла, протянула ему пять тысяч, взяла сдачу, щедро дала «на чай» и тем временем, не поворачивая головы, оглядела окрестности: «мерседес» остановился на порядочном расстоянии, почти у самого поворота, – какая коварная деликатность!Привратника в здании не было, а была большая панель с прозрачными плашками, за которыми светились имена жильцов. Ливия нажала на плашку с надписью «Рек. фот. мод.» и сразу же услышала бесцветный голос из домофона:– Третий этаж, поднимайтесь, пожалуйста.Стеклянная дверь распахнулась чересчур резко, и Ливия Гусаро почувствовала себя лисой, сующей лапу в капкан.Молодой человек в белом халате впустил ее, закрыл входную дверь и жестом указал на другую, которая вела в совершенно обычную квадратную комнату с наглухо закрытыми и зашторенными окнами; правда, работал кондиционер, поэтому дышалось легко: в углу стояли три погашенных юпитера на фоне увеличенной фотографии морского прилива. В противоположной стороне возвышался треножник и на нем нечто вроде зажигалки – камера «Минокс», как объяснил ей синьор Ламберти. На стуле, довершающем интерьер, лежали журналы небольшого формата, поверх них шахматная доска, а на доске ящичек с фигурами, откуда, как из стойла, высовывалась голова коня.Молодой человек наконец произнес первую фразу:– Раздеться можно тут, а можно и в ванной – как хотите.Она внимательно к нему пригляделась и отдала себе отчет в том, что не сумеет как следует обрисовать ни внешность этого человека, ни его голос, – это было бы все равно что описывать содержимое пустой шкатулки.– Благодарю вас, – сказала она, но не двинулась с места, прижимая модный журнал и сумочку к темно-красному полотняному платью.– В чем дело? – спросил он.– Мне было обещано вознаграждение, – вежливо, но твердо отозвалась она.– Ах да, конечно, сейчас отснимем, и все получите.– Извините, отснимем потом. – Это было предписание из устной инструкции синьора Ламберти, направленное на то, чтобы снять с себя все подозрения: девица, которая требует деньги вперед, заботится только о себе и не может вести двойную игру.Молодой человек в белом халате не улыбнулся, ничего не сказал, а просто вышел из комнаты и мгновенно возвратился с пятью купюрами по десять тысяч.Ливия взяла их и прошла в ванную. Молниеносно разделась, даже не потрудившись закрыть дверь (ванной, видимо, практически не пользовались, там не было ни мыла, ни других туалетных принадлежностей – ничего, кроме двух полотенец какого-то ядовитого цвета). Выходя, она услышала грязное ругательство, и то, как молодой человек его произнес, рассеяло все сомнения насчет его личности: педераст, мерзкий извращенец, – теперь вся бесцветность его внешнего облика получила надлежащее объяснение, это была жуткая бесцветность мутантов, встречающихся в научной фантастике (они находятся в процессе мутации, когда оболочка еще осталась человеческой, а мозг и нервная система уже являются признаками новой чудовищной особи).– Что-нибудь случилось? – сочувственно осведомилась она.– Я иногда бываю несдержан, – объяснил извращенец. В руке он держал провод одного из юпитеров, а отлетевший штекер валялся на полу. – Теперь придется его присобачивать.Фотограф даже не взглянул на нее, а ей было так интересно узнать, что думает педераст об обнаженной женщине. Он вышел, отсутствовал несколько минут, затем вернулся с мотком скотча и ножницами и принялся прилаживать штекер к проводу, который оборвался, когда вставлял его в розетку. Стоя рядом со стулом, она за ним наблюдала. Молча. Но потом вспомнила, что должна поддерживать разговор: молчаливая женщина всегда подозрительна.– Вы играете в шахматы?– Сам с собой, – охотно отозвался он. (Одно-единственное слово «шахматы», судя по всему, открыло потайную дверцу того, что с некоторой натяжкой – поскольку речь шла о подобном индивидууме – можно назвать душой). – Нынче почти никто не играет.– А я тоже иногда разбираю чемпионские партии или играю с отцом. – Это была почти правда: не то чтобы она играла целыми днями, но отец еще в детстве объяснил ей правила, и она мгновенно увлеклась, поскольку шахматы как нельзя более соответствовали ее натуре.Извращенец поднял голову и посмотрел на нее – не как на обнаженную женщину, а как личность, разбирающуюся в шахматах. Но ничего не сказал. Тогда она продолжила (всегда полезно иметь с противником общие увлечения):– Как раз на днях я видела в «Монд» потрясающую партию четырех коней.– Это было не на днях, а больше месяца назад. Белыми играл Нойкирх из Лейпцига, а черными Цинн из Берлина.– Возможно. Отец покупает «Монд» из-за шахматной рубрики и хранит все номера. Может быть, и месяц назад, но я эту партию разбирала в понедельник или во вторник.– Я тоже покупаю «Монд» из-за шахматной рубрики. – Ремонтируя аппаратуру, он, казалось, раздумывал, не предложить ли ей партию в шахматы.– Вы помните финал? Черные хотят оградить короля, а белые делают ход конем, и создается угроза мата со стороны слона, черные вынуждены защищаться ладьей, ное тогда белые двигают пешку, и черным уже некуда деться: следующим ходом объявляется мат.– Да, прекрасно помню. – Он вновь поднял голову (глаза были почти счастливые, как у меломана, когда он слышит любимую симфонию, и в то же время удивленные: как женщина, да еще такая, может ориентироваться в магическом мире шахмат?). – Правда, я не люблю закрытых дебютов.– Да, в них главное маневрирование, хотя некоторые считают, что это на поверхности, а в какой-то момент на доске происходит крупное столкновение, почти взрыв... – Она прибавила еще несколько фраз, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться: голая женщина в комнате с педерастом, починяющим провод, рассуждает о шахматах!– Еще минутку, с вашего позволения, – сказал он.Ремонт он закончил, но случилось еще кое-что непредвиденное: послышался далекий звонок. Мутант выпустил провод из рук, и он упал на пол. Вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь и снял трубку домофона.– Отвори, – раздался голос снизу.Хозяин нажал кнопку, минутку подождал, затем отпер дверь вышедшему из лифта человеку в легком костюме светло-орехового оттенка под цвет волос.– Как дела? – спросил вновь прибывший. (Он тоже был молод, но во всем его облике сквозила какая-то жестокость, и от этого он казался гораздо старше извращенца.)– Мне она не нравится, – ответил мутант.– Почему? – Да, он, конечно, был старше: голос молодого человека не может звучать так спокойно и в то же время так агрессивно.– Не знаю, не нравится, и все.– Я ничего не заметил. Приехала прямо из дома, ни с кем не разговаривала, никуда не заезжала.– И тем не менее.– Значит, должна быть какая-то причина. – Говорят, у гомосексуалистов обостренная интуиция, они якобы все телепаты, поэтому он крайне внимательно отнесся к словам сообщника.– Не знаю. Потребовала деньги вперед, – как-то обиженно произнес извращенец.– Странно, вот уж не думал... Сол утверждает, что она настоящая аристократка. – У него тоже зародилось подозрение.– И потом, она играет в шахматы, как та, в прошлом году.Мутант наконец-то открыл истинную причину своих подозрений. В прошлом году та темноволосая сучка так подставила его, что им пришлось срочно менять квартиру, – и все из-за страсти к шахматам. А вот теперь опять шахматистка попалась и заманивает его в сети, даже вспомнила партию Нойкирха!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24