https://wodolei.ru/catalog/mebel/Akvaton/
— Осталось недолго. Сколько у вас?
— Двадцать девять, — ответил Бакстер.
— Кажется, вы сказали, что этого достаточно, мистер Джерихо?
— Погода, — сказал Джерихо, не поднимая глаз. — От конвоя требуется сообщение о погоде. Атмосферное давление, облачность, тип облаков, скорость ветра, температура. До того как стемнеет.
— У них на хвосте десяток подводных лодок, а вы хотите, чтобы они сообщали вам о погоде!
— Да, пожалуйста. И как можно скорее.
Сводка погоды пришла в 21. 31.
После 21. 40 сообщений о контакте не поступало.
***
Конвой НХ-229 на 22. 00:
Тридцать семь торговых судов водоизмещением от 12000-тонного английского танкера «Сазерн Принцесс» до 3500-тонного американского сухогруза «Маргарет Лайкс», освещаемые полной луной, медленно продвигались по бурному морю курсом пятьдесят пять градусов прямо на Англию. Видимость десять миль — первая такая ночь в Северной Атлантике за много недель. Кораблей сопровождения пять, включая два тихоходных корвета и два потрепанных устаревших эсминца, переданных Америкой Англии в 1940 году в обмен на базы. Один из эсминцев — «Мэнсфилд» — после атаки на подлодки потерял с конвоем связь, потому что командующий (только что назначенный на эту должность) забыл сообщить о повторном изменении курса. Ни одного спасательного судна. Никакого прикрытия с воздуха. Никакого подкрепления за тысячу миль вокруг.
— В общем, — закуривая и разглядывая карты, подытожил Кейв, — будет справедливо сказать, что налицо полный бардак.
Первая торпеда попала в цель в 22. 01.
В 22. 32 Том Джерихо еле слышно произнес:
— Есть.
3
В трактире «Восемь колокольчиков» на Букингем-роуд время подходило к закрытию, к тому же мисс Джоби и мистер Боннимен по существу исчерпали главную тему нынешнего разговора — «полицейскую облаву» на комнату мистера Джерихо, как драматично выражался Боннимен.
Они услышали подробности от миссис Армстронг. При воспоминании об этом возмутительном вторжении на ее территорию кровь все еще бросалась ей в лицо. Всю вторую половину дня у дверей торчал полицейский в форме («представляете, на виду у всей улицы»), в то время как двое в штатском с ящиком инструментов, размахивая ордером, явились в гостиницу, целых три часа обыскивали заднюю спальню наверху и, уходя, захватили с собой кучу книг. Переворошили постель и гардероб, подняли ковер и доски пола, насыпали кучу сажи из трубы.
— Конец молодому человеку. И всей квартплате, — заявила миссис Армстронг, сложив на груди похожие на окорока руки.
— «И всей квартплате», — в шестой или седьмой раз повторил, уткнувшись в пивную кружку, Боннимен. — Мне это ужасно нравится.
— И такой тихий мужчина, — произнесла мисс Джоби.
За стойкой зазвонил колокольчик и замигал свет.
— Время, джентльмены! Пора, прошу вас! Боннимен допил водянистое горькое пиво, мисс Джоби закончила портвейн с лимоном, и кавалер нетвердыми шагами проводил ее мимо мишени для дротиков и гравюр с охотничьими сценами к выходу.
В этот день, который Джерихо пропустил, обитатели городка впервые ощутили весну. Даже ночью было тепло. Затемнение придавало унылой улице романтический налет. Любители выпить, спотыкаясь, брели в темноте. Боннимен игриво привлек мисс Джоби к себе. Оба чуть отступили к дверям. Она, ожидая поцелуя, раскрыла рот и прижалась к нему Боннимен крепко обнял ее за талию. Если ей недоставало красоты — а как об этом судить в темноте? — то этот недостаток больше чем компенсировался пылкой страстью. Ее крепкий язычок, сладкий от портвейна, проворно шарил по его зубам.
Боннимен, инженер почтового ведомства, был призван в Блетчли, как догадывался Джерихо, для обслуживания дешифровочных машин. Мисс Джоби работала в задней комнате на верхнем этаже особняка, подшивала депеши абвера, шифрованные вручную. В соответствии с правилами они не посвящали друг друга в круг своих обязанностей. В этом благоразумном решении Боннимен пошел еще дальше, умолчав о том, что в Доркинге у него остались жена и двое детишек.
Руки ухажера, скользнув по узким бедрам, принялись задирать юбку.
— Не здесь, — прошептала мисс Джоби, отцепляя его пальцы.
***
Словом (как впоследствии сообщил Боннимен хмурому полицейскому инспектору, записавшему его показания), есть вещи, которыми приходится довольствоваться взрослому мужчине в военное время, сами понимаете.
Сперва проехали на велосипедах вдоль линии и под железнодорожный мост. Потом при свете фонарика перелезли через запертую калитку и сквозь заросли ежевики прошли по грязи к остову разрушенного здания. Где-то поблизости находился большой водоем. Его не было видно, но слышался плеск волн и время от времени крик водоплавающей птицы. В той стороне было темнее, как в большой черной яме.
Мисс Джоби, порвавшая свои драгоценные чулки и подвернувшая ногу, не скупилась на громкие упреки в адрес мистера Боннимена по поводу всех его совершенно неуместных стараний.
— Бонни, я боюсь, давай вернемся, — ныла она.
Но Боннимен не собирался возвращаться. Даже в нормальные дни миссис Армстронг, подобно станции перехвата, улавливала в эфире, ограниченном пределами ее гостиницы, любой писк и скрип, а уж сегодня она будет особенно бдительной. К тому же это место его возбуждало. Фонарик высвечивал на голом кирпиче свидетельства уже имевших здесь место любовных связей: АЕ + ГС, Тони = Кэт. Место это обладало какой-то странной эротической притягательностью. Сколько здесь всего бывало, сколько произнесенных шепотом несвязных выражений страстного восторга… Они были частью могучего влечения, которое возникло задолго до них и будет существовать долго после них, — запретного, неудержимого, вечного. Это была сама жизнь. Так, во всяком случае, думал Боннимен, хотя, естественно, ни тогда, ни после, в беседе с полицией, не выражал эти мысли вслух.
— И что было потом, сэр? Конкретнее.
Этого он, увольте, не расскажет ни конкретно, ни приблизительно.
На самом же деле было то, что Боннимен сунул фонарик в выбоину в стене и заключил мисс Джоби в объятия. Сначала он встретил притворное сопротивление — легкую попытку освободиться, все те же «не надо» и «не здесь», — которое становилось все менее убедительным, когда ее язычок снова принялся за свое и они продолжили то, на чем остановились у дверей трактира. Его руки снова заскользили вверх, задирая юбку, и опять она оттолкнула их, но на этот раз по другой причине. Чуть поморщившись, она наклонилась и стала стягивать трусики. Шаг, другой, и трусики исчезли в кармане. Боннимен стоял, сгорая от нетерпения.
— Конкретнее, инспектор, потом мы с мисс Джоби заметили в углу какую-то мешковину.
Она, с задранной выше колен юбкой, он — со спущенными по щиколотки брюками, словно в кандалах, заковыляли в угол, где он тяжело рухнул на колени, поднимая клубящуюся в свете фонарика тучу пыли. Потом она заерзала и стала жаловаться, что в спину что-то впивается.
Они поднялись и оттащили мешки в сторону, чтобы стало удобнее.
— И вот тогда вы его и обнаружили?
— Тогда и обнаружили.
Полицейский инспектор вдруг хватил кулаком по шершавой доске стола и кликнул сержанта. — До сих пор никаких следов Уигрэма?
— Ищем, сэр.
— Пора бы, черт возьми, найти. Продолжайте.
4
Бомбочка была увесистой — не меньше полутонны, прикинул Джерихо, — и хотя она стояла на роликах, только вдвоем с инженером им удалось отодвинуть ее от стены. Джерихо тянул, а инженер зашел сзади и изо всех сил толкал плечом. Наконец она подалась и девушки из вспомогательного корпуса принялись ее разбирать.
Дешифратор выглядел чудовищем из фантастических романов Герберта Уэллса: черный металлический корпус восемь футов шириной и шесть высотой с закрепленными спереди десятками цилиндров диаметром пять дюймов. Задняя стенка держалась на петлях, за нею открывалась масса разноцветных проводов и тускло поблескивали металлические барабаны. На том месте, где он стоял, по бетонному полу разлилась масляная лужа.
Джерихо вытер тряпкой руки и отошел наблюдать в угол. В остальных частях барака находилось еще два десятка бомбочек, пережевывающих другие шифры Энигмы, и можно было представить, что жара и шум там не уступали жаре и шуму в машинном отсеке корабля. Одна из девушек подошла к задней стенке и стала отсоединять и пересоединять провода. Другая двинулась вдоль передней части, вынимая и проверяя по очереди каждый цилиндр. Как только девушка находила дефекты в обмотке, она передавала цилиндр инженеру, и тот с помощью маленьких щипчиков водворял тонкие проводки на место. Контактные щетки постоянно стирались, а приводной ремень от мощного электромотора при больших нагрузках имел свойство растягиваться и слетать. Инженеры никогда как следует не налаживали заземление, так что порой раздавались мощные электрические разряды.
Нет хуже места для работы, чем это, подумал Джерихо. Ужасный труд. Восемь часов в день, шесть дней в неделю быть заточенным в этом шумном подвале без окон. Он украдкой взглянул на часы. Не хотел, чтобы заметили его нетерпение. Почти половина двенадцатого.
Его меню в этот момент спешно развозилось по всем цехам дешифраторов вокруг Блетчли. В восьми милях к северу от Парка в бараке, расположенном в лесном угодье Гейхерст-Мэнор, группе уставших пичужек к концу смены было приказано остановить три машины, обрабатывавших Поползня (военная администрация Берлин — Вена — Белград), разобрать настройку и готовить машины к Акуле. В конюшнях имения Эдсток-Мэнор, в десяти милях к западу, девушки, растянувшись на полу у молчавших машин, слушали по Би-Би-Си Томми Дорси, когда в помещение с пачкой программ расшифровки влетел начальник и приказал пошевеливаться. Аналогичная картина наблюдалась в Уэйвендон-Мэнор, в трех милях к северо-востоку: четыре машины в сыром бункере без окон внезапно сняли с обработки Скопы (второстепенного шифра Энигмы для организации Тодта), а обслуживающему персоналу приказали остаться для срочной работы.
Эти и еще две машины в одиннадцатом бараке Блетчли составили обещанную дюжину бомбочек.
Проверка механизмов закончилась, и девушка вернулась к первому ряду цилиндров, настраивая их на комбинацию, содержащуюся в меню. Она диктовала буквы напарнице, а та перепроверяла.
— Фредди, масло, квагга…
— Так.
— Яблоко, рентген, Эдвард…
— Так.
Громкое металлическое щелканье закрепляемых на своих местах цилиндров. Каждый настроен по одному и тому же ротору Энигмы: всего сто восемь, что равноценно работающим параллельно тридцати шести энигмам. После настройки всех цилиндров машину откатили на место и запустили мотор.
Цилиндры начали вращаться, за исключением одного в верхнем ряду, который заело. Инженер двинул по нему гаечным ключом, и тот тоже стал вращаться.
Бомбочка будет теперь непрерывно работать в соответствии с заложенным меню — наверняка целый день, а возможно, по подсчетам Джерихо, дня два-три, периодически останавливаясь, когда все цилиндры будут завершать круг. Тогда проверят показания цилиндров, снова запустят машину, и так будет до тех пор, пока не отыщется точная комбинация настроек и шифроаналитики не прочтут содержание радиообмена по шифру Акулы на этот день. Так, во всяком случае, предполагалось теоретически.
Инженер принялся отодвигать еще одну машину, и Джерихо поспешил к нему на помощь, но кто-то потянул его за руку.
— Пошли, старина, — перекрывая шум, крикнул Логи. — Нам здесь больше нечего делать. — И снова потянул за рукав.
Джерихо неохотно последовал за ним.
***
Радости не было. Завтра к вечеру, а может, в четверг машины выдадут настройку Энигмы на сегодняшний день. Тогда начнется настоящая работа — трудоемкая попытка восстановить новую тетрадь метеокодов: сбор метеосводок конвоя, сравнение их с сообщениями о погоде, уже полученными с окружающих подводных лодок, предположения, их проверка, создание нового набора шпаргалок… Она никогда не кончалась, эта борьба с Энигмой. Своего рода шахматный турнир в тысячу туров против игрока, обладающего сверхъестественной способностью к защите, причем каждый день фигуры возвращаются на исходные позиции и партия начинается сначала.
Они пошли по асфальтовой дорожке к восьмому бараку. Логи, похоже, тоже было невесело.
— Я отослал всех по домам. Пускай поспят. И сам собираюсь. Ты тоже ступай, даже если не спится.
— Если можно, немного разберусь с делами. Верну в сейф кодовую тетрадь.
— Давай. Спасибо.
— Потом, думаю, мне лучше переговорить с Уигрэмом.
— Ах, да. Уигрэм.
Они зашли в барак. В кабинете Логи кинул Джерихо ключи от Черного музея.
— И твой приз, — сказал он, поднимая в руке полбутылки шотландского виски. — Нельзя забывать.
— По-моему, ты говорил, что Скиннер обещал бутылку, — засмеялся Джерихо.
— Да, конечно, но ты же знаешь Скиннера.
— Надо и другим.
— Не будь, черт возьми, таким ханжой. — Из того же ящика Логи достал пару эмалированных кружек. Сдул пыль и протер пальцем внутри. — За что выпьем? Ты не против, что я за компанию?
— За конец Акуле? За будущее?
Логи плеснул в кружки по изрядной порции виски.
— А если, — вдруг предложил он, — а если за твое будущее?
Они сдвинули кружки.
— За мое будущее.
Не снимая пальто, молча сидели и пили.
— Я никуда не гожусь, — наконец выговорил Логи, тяжело поднимаясь из-за стола. — Не способен, старина, отличить день от года. — Взял с полки три своих трубки, шумно продул и сунул в карман. — Не забудь свой виски.
— Да не надо мне этого чертова пойла.
— Забери. Ну пожалуйста. Ради меня.
В коридоре он пожал Джерихо руку, и тот испугался, что Логи сейчас скажет что-нибудь такое, от чего он почувствует себя неловко. Но Логи, похоже, передумал. Просто грустно улыбнулся, махнул рукой, прошел, пошатываясь, по коридору и хлопнул за собой дверью.
***
Большая комната до начала ночной смены была почти пуста. В дальнем углу без особого рвения сидели над Дельфином и Морской свиньей. Две молодые женщины в спецовках ползали на коленях вокруг стола Джерихо, собирая в мешки все до единого клочки бумаги, которые полагалось сжечь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Двадцать девять, — ответил Бакстер.
— Кажется, вы сказали, что этого достаточно, мистер Джерихо?
— Погода, — сказал Джерихо, не поднимая глаз. — От конвоя требуется сообщение о погоде. Атмосферное давление, облачность, тип облаков, скорость ветра, температура. До того как стемнеет.
— У них на хвосте десяток подводных лодок, а вы хотите, чтобы они сообщали вам о погоде!
— Да, пожалуйста. И как можно скорее.
Сводка погоды пришла в 21. 31.
После 21. 40 сообщений о контакте не поступало.
***
Конвой НХ-229 на 22. 00:
Тридцать семь торговых судов водоизмещением от 12000-тонного английского танкера «Сазерн Принцесс» до 3500-тонного американского сухогруза «Маргарет Лайкс», освещаемые полной луной, медленно продвигались по бурному морю курсом пятьдесят пять градусов прямо на Англию. Видимость десять миль — первая такая ночь в Северной Атлантике за много недель. Кораблей сопровождения пять, включая два тихоходных корвета и два потрепанных устаревших эсминца, переданных Америкой Англии в 1940 году в обмен на базы. Один из эсминцев — «Мэнсфилд» — после атаки на подлодки потерял с конвоем связь, потому что командующий (только что назначенный на эту должность) забыл сообщить о повторном изменении курса. Ни одного спасательного судна. Никакого прикрытия с воздуха. Никакого подкрепления за тысячу миль вокруг.
— В общем, — закуривая и разглядывая карты, подытожил Кейв, — будет справедливо сказать, что налицо полный бардак.
Первая торпеда попала в цель в 22. 01.
В 22. 32 Том Джерихо еле слышно произнес:
— Есть.
3
В трактире «Восемь колокольчиков» на Букингем-роуд время подходило к закрытию, к тому же мисс Джоби и мистер Боннимен по существу исчерпали главную тему нынешнего разговора — «полицейскую облаву» на комнату мистера Джерихо, как драматично выражался Боннимен.
Они услышали подробности от миссис Армстронг. При воспоминании об этом возмутительном вторжении на ее территорию кровь все еще бросалась ей в лицо. Всю вторую половину дня у дверей торчал полицейский в форме («представляете, на виду у всей улицы»), в то время как двое в штатском с ящиком инструментов, размахивая ордером, явились в гостиницу, целых три часа обыскивали заднюю спальню наверху и, уходя, захватили с собой кучу книг. Переворошили постель и гардероб, подняли ковер и доски пола, насыпали кучу сажи из трубы.
— Конец молодому человеку. И всей квартплате, — заявила миссис Армстронг, сложив на груди похожие на окорока руки.
— «И всей квартплате», — в шестой или седьмой раз повторил, уткнувшись в пивную кружку, Боннимен. — Мне это ужасно нравится.
— И такой тихий мужчина, — произнесла мисс Джоби.
За стойкой зазвонил колокольчик и замигал свет.
— Время, джентльмены! Пора, прошу вас! Боннимен допил водянистое горькое пиво, мисс Джоби закончила портвейн с лимоном, и кавалер нетвердыми шагами проводил ее мимо мишени для дротиков и гравюр с охотничьими сценами к выходу.
В этот день, который Джерихо пропустил, обитатели городка впервые ощутили весну. Даже ночью было тепло. Затемнение придавало унылой улице романтический налет. Любители выпить, спотыкаясь, брели в темноте. Боннимен игриво привлек мисс Джоби к себе. Оба чуть отступили к дверям. Она, ожидая поцелуя, раскрыла рот и прижалась к нему Боннимен крепко обнял ее за талию. Если ей недоставало красоты — а как об этом судить в темноте? — то этот недостаток больше чем компенсировался пылкой страстью. Ее крепкий язычок, сладкий от портвейна, проворно шарил по его зубам.
Боннимен, инженер почтового ведомства, был призван в Блетчли, как догадывался Джерихо, для обслуживания дешифровочных машин. Мисс Джоби работала в задней комнате на верхнем этаже особняка, подшивала депеши абвера, шифрованные вручную. В соответствии с правилами они не посвящали друг друга в круг своих обязанностей. В этом благоразумном решении Боннимен пошел еще дальше, умолчав о том, что в Доркинге у него остались жена и двое детишек.
Руки ухажера, скользнув по узким бедрам, принялись задирать юбку.
— Не здесь, — прошептала мисс Джоби, отцепляя его пальцы.
***
Словом (как впоследствии сообщил Боннимен хмурому полицейскому инспектору, записавшему его показания), есть вещи, которыми приходится довольствоваться взрослому мужчине в военное время, сами понимаете.
Сперва проехали на велосипедах вдоль линии и под железнодорожный мост. Потом при свете фонарика перелезли через запертую калитку и сквозь заросли ежевики прошли по грязи к остову разрушенного здания. Где-то поблизости находился большой водоем. Его не было видно, но слышался плеск волн и время от времени крик водоплавающей птицы. В той стороне было темнее, как в большой черной яме.
Мисс Джоби, порвавшая свои драгоценные чулки и подвернувшая ногу, не скупилась на громкие упреки в адрес мистера Боннимена по поводу всех его совершенно неуместных стараний.
— Бонни, я боюсь, давай вернемся, — ныла она.
Но Боннимен не собирался возвращаться. Даже в нормальные дни миссис Армстронг, подобно станции перехвата, улавливала в эфире, ограниченном пределами ее гостиницы, любой писк и скрип, а уж сегодня она будет особенно бдительной. К тому же это место его возбуждало. Фонарик высвечивал на голом кирпиче свидетельства уже имевших здесь место любовных связей: АЕ + ГС, Тони = Кэт. Место это обладало какой-то странной эротической притягательностью. Сколько здесь всего бывало, сколько произнесенных шепотом несвязных выражений страстного восторга… Они были частью могучего влечения, которое возникло задолго до них и будет существовать долго после них, — запретного, неудержимого, вечного. Это была сама жизнь. Так, во всяком случае, думал Боннимен, хотя, естественно, ни тогда, ни после, в беседе с полицией, не выражал эти мысли вслух.
— И что было потом, сэр? Конкретнее.
Этого он, увольте, не расскажет ни конкретно, ни приблизительно.
На самом же деле было то, что Боннимен сунул фонарик в выбоину в стене и заключил мисс Джоби в объятия. Сначала он встретил притворное сопротивление — легкую попытку освободиться, все те же «не надо» и «не здесь», — которое становилось все менее убедительным, когда ее язычок снова принялся за свое и они продолжили то, на чем остановились у дверей трактира. Его руки снова заскользили вверх, задирая юбку, и опять она оттолкнула их, но на этот раз по другой причине. Чуть поморщившись, она наклонилась и стала стягивать трусики. Шаг, другой, и трусики исчезли в кармане. Боннимен стоял, сгорая от нетерпения.
— Конкретнее, инспектор, потом мы с мисс Джоби заметили в углу какую-то мешковину.
Она, с задранной выше колен юбкой, он — со спущенными по щиколотки брюками, словно в кандалах, заковыляли в угол, где он тяжело рухнул на колени, поднимая клубящуюся в свете фонарика тучу пыли. Потом она заерзала и стала жаловаться, что в спину что-то впивается.
Они поднялись и оттащили мешки в сторону, чтобы стало удобнее.
— И вот тогда вы его и обнаружили?
— Тогда и обнаружили.
Полицейский инспектор вдруг хватил кулаком по шершавой доске стола и кликнул сержанта. — До сих пор никаких следов Уигрэма?
— Ищем, сэр.
— Пора бы, черт возьми, найти. Продолжайте.
4
Бомбочка была увесистой — не меньше полутонны, прикинул Джерихо, — и хотя она стояла на роликах, только вдвоем с инженером им удалось отодвинуть ее от стены. Джерихо тянул, а инженер зашел сзади и изо всех сил толкал плечом. Наконец она подалась и девушки из вспомогательного корпуса принялись ее разбирать.
Дешифратор выглядел чудовищем из фантастических романов Герберта Уэллса: черный металлический корпус восемь футов шириной и шесть высотой с закрепленными спереди десятками цилиндров диаметром пять дюймов. Задняя стенка держалась на петлях, за нею открывалась масса разноцветных проводов и тускло поблескивали металлические барабаны. На том месте, где он стоял, по бетонному полу разлилась масляная лужа.
Джерихо вытер тряпкой руки и отошел наблюдать в угол. В остальных частях барака находилось еще два десятка бомбочек, пережевывающих другие шифры Энигмы, и можно было представить, что жара и шум там не уступали жаре и шуму в машинном отсеке корабля. Одна из девушек подошла к задней стенке и стала отсоединять и пересоединять провода. Другая двинулась вдоль передней части, вынимая и проверяя по очереди каждый цилиндр. Как только девушка находила дефекты в обмотке, она передавала цилиндр инженеру, и тот с помощью маленьких щипчиков водворял тонкие проводки на место. Контактные щетки постоянно стирались, а приводной ремень от мощного электромотора при больших нагрузках имел свойство растягиваться и слетать. Инженеры никогда как следует не налаживали заземление, так что порой раздавались мощные электрические разряды.
Нет хуже места для работы, чем это, подумал Джерихо. Ужасный труд. Восемь часов в день, шесть дней в неделю быть заточенным в этом шумном подвале без окон. Он украдкой взглянул на часы. Не хотел, чтобы заметили его нетерпение. Почти половина двенадцатого.
Его меню в этот момент спешно развозилось по всем цехам дешифраторов вокруг Блетчли. В восьми милях к северу от Парка в бараке, расположенном в лесном угодье Гейхерст-Мэнор, группе уставших пичужек к концу смены было приказано остановить три машины, обрабатывавших Поползня (военная администрация Берлин — Вена — Белград), разобрать настройку и готовить машины к Акуле. В конюшнях имения Эдсток-Мэнор, в десяти милях к западу, девушки, растянувшись на полу у молчавших машин, слушали по Би-Би-Си Томми Дорси, когда в помещение с пачкой программ расшифровки влетел начальник и приказал пошевеливаться. Аналогичная картина наблюдалась в Уэйвендон-Мэнор, в трех милях к северо-востоку: четыре машины в сыром бункере без окон внезапно сняли с обработки Скопы (второстепенного шифра Энигмы для организации Тодта), а обслуживающему персоналу приказали остаться для срочной работы.
Эти и еще две машины в одиннадцатом бараке Блетчли составили обещанную дюжину бомбочек.
Проверка механизмов закончилась, и девушка вернулась к первому ряду цилиндров, настраивая их на комбинацию, содержащуюся в меню. Она диктовала буквы напарнице, а та перепроверяла.
— Фредди, масло, квагга…
— Так.
— Яблоко, рентген, Эдвард…
— Так.
Громкое металлическое щелканье закрепляемых на своих местах цилиндров. Каждый настроен по одному и тому же ротору Энигмы: всего сто восемь, что равноценно работающим параллельно тридцати шести энигмам. После настройки всех цилиндров машину откатили на место и запустили мотор.
Цилиндры начали вращаться, за исключением одного в верхнем ряду, который заело. Инженер двинул по нему гаечным ключом, и тот тоже стал вращаться.
Бомбочка будет теперь непрерывно работать в соответствии с заложенным меню — наверняка целый день, а возможно, по подсчетам Джерихо, дня два-три, периодически останавливаясь, когда все цилиндры будут завершать круг. Тогда проверят показания цилиндров, снова запустят машину, и так будет до тех пор, пока не отыщется точная комбинация настроек и шифроаналитики не прочтут содержание радиообмена по шифру Акулы на этот день. Так, во всяком случае, предполагалось теоретически.
Инженер принялся отодвигать еще одну машину, и Джерихо поспешил к нему на помощь, но кто-то потянул его за руку.
— Пошли, старина, — перекрывая шум, крикнул Логи. — Нам здесь больше нечего делать. — И снова потянул за рукав.
Джерихо неохотно последовал за ним.
***
Радости не было. Завтра к вечеру, а может, в четверг машины выдадут настройку Энигмы на сегодняшний день. Тогда начнется настоящая работа — трудоемкая попытка восстановить новую тетрадь метеокодов: сбор метеосводок конвоя, сравнение их с сообщениями о погоде, уже полученными с окружающих подводных лодок, предположения, их проверка, создание нового набора шпаргалок… Она никогда не кончалась, эта борьба с Энигмой. Своего рода шахматный турнир в тысячу туров против игрока, обладающего сверхъестественной способностью к защите, причем каждый день фигуры возвращаются на исходные позиции и партия начинается сначала.
Они пошли по асфальтовой дорожке к восьмому бараку. Логи, похоже, тоже было невесело.
— Я отослал всех по домам. Пускай поспят. И сам собираюсь. Ты тоже ступай, даже если не спится.
— Если можно, немного разберусь с делами. Верну в сейф кодовую тетрадь.
— Давай. Спасибо.
— Потом, думаю, мне лучше переговорить с Уигрэмом.
— Ах, да. Уигрэм.
Они зашли в барак. В кабинете Логи кинул Джерихо ключи от Черного музея.
— И твой приз, — сказал он, поднимая в руке полбутылки шотландского виски. — Нельзя забывать.
— По-моему, ты говорил, что Скиннер обещал бутылку, — засмеялся Джерихо.
— Да, конечно, но ты же знаешь Скиннера.
— Надо и другим.
— Не будь, черт возьми, таким ханжой. — Из того же ящика Логи достал пару эмалированных кружек. Сдул пыль и протер пальцем внутри. — За что выпьем? Ты не против, что я за компанию?
— За конец Акуле? За будущее?
Логи плеснул в кружки по изрядной порции виски.
— А если, — вдруг предложил он, — а если за твое будущее?
Они сдвинули кружки.
— За мое будущее.
Не снимая пальто, молча сидели и пили.
— Я никуда не гожусь, — наконец выговорил Логи, тяжело поднимаясь из-за стола. — Не способен, старина, отличить день от года. — Взял с полки три своих трубки, шумно продул и сунул в карман. — Не забудь свой виски.
— Да не надо мне этого чертова пойла.
— Забери. Ну пожалуйста. Ради меня.
В коридоре он пожал Джерихо руку, и тот испугался, что Логи сейчас скажет что-нибудь такое, от чего он почувствует себя неловко. Но Логи, похоже, передумал. Просто грустно улыбнулся, махнул рукой, прошел, пошатываясь, по коридору и хлопнул за собой дверью.
***
Большая комната до начала ночной смены была почти пуста. В дальнем углу без особого рвения сидели над Дельфином и Морской свиньей. Две молодые женщины в спецовках ползали на коленях вокруг стола Джерихо, собирая в мешки все до единого клочки бумаги, которые полагалось сжечь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43