«Прощай, Айзек. Vaya con Dios, как говорят у нас на Западе».
Странно — он ожидал, что будет переживать сильнее. Сейчас у него было только ноющее ощущение потери — как будто у него отняли ногу или руку. Значит, это и есть скорбь? Печаль, ощущение потери, и ничего больше? И сознание вины, которую теперь уже не загладить? Если так, то оплакивать покойных важнее для тех, кто их оплакивает, чем для самих покойных. И, может быть, это к лучшему — по крайней мере, они еще могут стать иными.
Айзек прожил долгую жизнь. Долгую и насыщенную. И успел сделать много хорошего. Пусть даже все дело его жизни… Каким же злом могут обернуться самые благие наши побуждения! Какие тесные шоры мы готовы надеть себе на глаза! Что ж, с этим Брейди уже покончил раз и навсегда. А теперь и Айзек тоже. Правда, Айзек продолжал свое дело, хотя и знал, что оно обречено. Он заложил свою душу за возможность построить лучшее будущее — и даже сейчас, много лет спустя, Брейди никак не мог решить, была все-таки жизнь Айзека трагедией или нет.
Да, пророчества Карсона сбылись, и глубокая тень легла на страну Основателей. Он припомнил, как предостерегал Айзека в ту дождливую ночь в Джорджтауне столько лет назад. Беспринципные люди, не разделяющие идеалов Основателей, придут к власти в Обществе. Высокие идеи, толкавшие Основателей на ужасные дела, поблекнут, и останутся только сами ужасные дела. На что он надеялся, говоря это Айзеку после того, как Рэндалл умолял его сохранить все в тайне? Что его учитель откажется от дела своей жизни? Нет. Теперь он видел, что надеяться на это было глупо. Разве капитан не должен оставаться на тонущем корабле и биться до последней возможности, чтобы его спасти? Биться до конца, даже если дело проиграно. Разве не становится великим тот, кто выступает против всесильного рока? У викингов были легенды об обреченных богах.
Знал ли Айзек, что представляет собой Гровнор Вейл, до того как окончательно впал в дряхлость? Знал ли, что Дело давно проиграно, что оно пало жертвой их собственных неумолимых формул? Куинн от всей души надеялся, что ум Айзека померк прежде, чем его постиг этот последний удар в сердце.
Погруженный в размышления, Брейди подошел к своей лошади, но внезапно у него на пути выросли два человека — массивные, наглые, в клетчатых куртках и котелках. Тот, что стоял слева, остановил его жестом руки размером чуть не в половину говяжьей туши.
— Ну-ка, стой, — сказал он. — С тобой хочет поговорить мистер Вейл.
Брейди окинул их взглядом.
— Вейл? Я такого не знаю, и никаких дел с ним у меня нет.
Он попробовал их обойти, но они преградили ему дорогу.
— Ты не понял, Куинн, — настойчиво сказал человек. — С тобой хочет поговорить мистер Вейл, а когда мистер Вейл чего-то хочет, значит, так тому и быть.
Брейди вздохнул и отступил на шаг назад.
— Ах, вот что?
Рэндалл предупреждал его, что этим кончится. Но он не мог не прийти — это был его долг перед Айзеком. Теперь, похоже, проблема уже не в том, как попасть на похороны, а как с них уйти.
Длинный, почти до пят макинтош Брейди был расстегнут, и полы его свободно болтались.
— Ладно, даю вам последний шанс, — сказал он обоим громилам. — Пропустите меня.
Они обменялись насмешливыми взглядами.
— Даешь нам последний шанс? — переспросил тот, что стоял справа. — По-моему, ты не в таком положении, чтобы чего-нибудь давать.
Брейди сделал молниеносное движение обеими руками.
— Разве?
На каждого из громил глядело по кольту. Это произошло так быстро, что полы макинтоша почти не шевельнулись. Громилы в растерянности озирались. Только что перед ними стояла жертва, теперь им в лицо глядела смерть. Им и в голову не приходило, что этот человек может быть вооружен.
Перебравшись на Запад, Брейди многому научился у Рэндалла и Билла. В том числе — тому, как мгновенно выхватить пистолет. И еще — тому, что всегда нужно оставить противнику путь для отступления, хотя слишком церемониться с ним тоже де следует. «Когда приходит время действовать, — говорили они ему, — действуй, и действуй быстро, не задумываясь. Тот, кто так ведет себя в стычке, всегда имеет перевес над тем, кто слишком много размышляет».
— Место тут довольно удобное, как вам кажется? — сказал он.
Громилы стояли неподвижно, держа руки вверх и не сводя глаз с пистолетов. По лицу того, что справа, стекали капли пота.
— Удобное? — хмуро переспросил второй.
— Ну, тут же кладбище. Потом не придется вас далеко тащить.
Он сделал движение пистолетами, и оба медленно попятились. Брейди боком прошел мимо них, сунул один пистолет в кобуру и начал левой рукой отвязывать лошадь.
— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал он, держа их под прицелом второго пистолета. — Вы думаете, я не успею выстрелить два раза подряд и уложить вас обоих. Все может быть — возможно, и не успею. Но уж одного-то обязательно уложу, так что лучше подумайте, кто из вас двоих это будет. Кто согласен умереть, чтобы другой попробовал со мной справиться?
Он сел на лошадь и посмотрел на них сверху вниз.
— Я уезжаю, — объявил он. — Передайте мистеру Вейлу, что он может обо мне не беспокоиться. Я вышел из игры. Пусть это его не волнует. А пока что мне будет спокойнее ехать, если вы оба ляжете на землю лицом вниз.
Первый громила нервно усмехнулся, опустился на колени прямо в грязь и улегся ничком. Второй посмотрел на него, потом на Брейди.
— Нет такого человека, чтобы заставил меня ползать в грязи.
Брейди пожал плечами.
— Или ложись в грязь лицом вниз, или будешь лежать лицом вверх, а грязью тебя засыплют другие. Можешь выбирать.
Немного подумав, второй громила тоже распростерся на земле.
— Ну погоди, ты мне за это заплатишь.
— Страна большая — не думаю, чтобы мы когда-нибудь еще встретились. Но мечтать никому не запрещено.
— У всякого должна быть цель в жизни, — сказал громила.
Брейди удивленно посмотрел на него и ухмыльнулся.
— Да, наверное. Тогда ты обязан мне вдвойне. Ведь я подарил тебе и цель жизни, и саму жизнь.
Он натянул поводья, тронул лошадь шпорами и двинулся в сторону большой дороги, держа пистолет наготове на случай, если громилы вздумают пуститься вдогонку. Но вряд ли они решатся. Самонадеянные юнцы, а он, Брейди, стреляный воробей. Он подумал, что скажет им Гровнор Вейл, когда они явятся к нему с докладом.
Повинуясь внезапному импульсу, он свернул с дороги и заставил лошадь перепрыгнуть через изгородь, отделявшую ее от выгона. Вейл вполне мог поставить на пути от кладбища до станции еще несколько своих ребят. Насколько он слышал, Гровнор Вейл — человек аккуратный, дотошный и любит порядок. Вряд ли он ограничится одной этой попыткой взять Брейди Куинна. Тем более что Куинн сам так подставился.
Пустив лошадь в галоп через луг, он усмехнулся. Много лет он не испытывал такого чувства полноты жизни. Риск, на который он пошел, приехав сюда, как будто пробудил его от сна. Кровь в нем бурлила — он словно помолодел и, казалось, как прежде, готов на большие дела. В конце концов, не так уж важно, избежит он этой ловушки или нет. Важно, что он приехал.
Все дело, конечно, в письме, которое он оставил в конторе фирмы «Гормэн и Стаут». Теперь, задним числом, он понимал, что это была большая глупость, необдуманный и опрометчивый поступок. Письмо и навлекло на него гнев Гровнора Вейла, Но разве мог он знать, что так случится? А позволить себе бросить товарищей, никого не предупредив, было нельзя.
Похоже, он ищет себе оправданий. Мог ли он предвидеть, что письмо попадет в руки того самого Иуды, о котором говорили расчеты? Что рассудок Айзека будет уже затуманен и он письма так и не увидит? И что Дэвис Белло так опрометчиво разгласит, о чем в нем говорилось?
Вейл устроил свой переворот раньше, чем предсказывали расчеты. И оказался при этом куда решительнее, чем ожидали они с Рэндаллом. Когда Дэвис свалился с лестницы своего дома в Вашингтоне, они впервые начали понимать, насколько жесток и беспощаден Вейл. Начали догадываться, что Вейл приписал Ассоциации свои собственные страхи и намерения.
«Mea culpa», — подумал он. Нельзя разгласить содержание письма, если оно не написано.
Все мы дураки. Айзек, Дэвис, я. Даже старый Джедедая. Слепцы. Видим только то, что хотим видеть. Да и Вейл тоже. Как могли столь неразумные, склонные к заблуждениям люди счесть себя настолько мудрыми, чтобы управлять будущим? Иногда ему приходила в голову мысль, не был ли самым мудрым из Основателей Илай Кент.
Снова начал моросить мелкий дождь, когда впереди показалась ферма. Хозяин сидел на крыльце в плетеной качалке, на коленях у него лежала раскрытая Библия. День был воскресный.
— Простите, сэр, — сказал ему Бренди, остановив лошадь. — Как проехать в Провидение?
Брейди мог сколько угодно называть себя дураком, но он был не настолько глуп, чтобы ехать в Бостон, когда вокруг шныряют ищейки Вейла.
Фермер окинул пристальным взглядом Брейди, его взмыленную лошадь, кольт, который уже покоился в кобуре. Потерев рукой щетину на подбородке, он ответил:
— Знаешь, незнакомец, какой путь к Провидению самый верный? Вот, — и он указал на Библию.
Брейди Куинн рассмеялся.
Теперь
1
Рано утром Ред постучал к ней в дверь. Стук был негромкий и частый, Сара сразу поняла, что это он. Улыбнувшись про себя, она поставила чашку кофе на блюдце, поправила халат и подошла к двери своей подземной комнаты. Ей пришло в голову, что она с радостью отдала бы все, что угодно, даже свое новое обличье, за такое жилье, где были бы окна и куда могло бы заглянуть утреннее солнце. Мистер Мяу шел за ней, путаясь в ногах.
Она открыла дверь и увидела, что Ред стоит, опираясь одной рукой о косяк. Новое, исправленное издание Реда Мелоуна. Отдаленно похожий на кого-то незнакомец с глазами друга.
— Привет! — сказал он.
— И тебе того же. Что это тебя принесло в такую рань?
Кот, выгнув спину и ощетинившись, ходил кругами у ног Реда и внимательно изучал его сапоги и джинсы. Он недолюбливал Реда — и в старом издании, и в новом. Считая Сару своей собственностью, он не допускал никаких соперников. Ред с улыбкой посмотрел на него.
— Не хочешь прогуляться и поесть пиццы? — спросил он. — Я собрался в пиццерию к Тони.
— Пиццу на завтрак?
— Нет, есть будем позже, но я еду сейчас.
— Ну что ж, пожалуй… Почему бы и нет?
— Хорошо, — сказал он и посмотрел на часы. — У тебя как раз есть время одеться и собрать вещи.
Она остановилась как вкопанная.
— Собрать вещи?
— Ну конечно, — ответил он с невинным видом. — Немного — чтобы пробыть до завтра.
— До завтра? Ред, где эта пиццерия Тони?
— В Саут-Плейнфилде, штат Нью-Джерси.
— Ты едешь за три тысячи километров поесть пиццы?
Ред даже не улыбнулся.
— Пицца там уж очень хороша, — заверил он.
Они забросили свои сумки в кузов старого ободранного пикапчика и втиснулись в кабину рядом с Джейни Хэч. Та включила первую передачу, и машина, трясясь и дергаясь, выползла на проселочную дорогу, которая вела к шоссе. Саре досталось место у дверцы. Она высунулась в окно и сквозь тучу пыли поглядела назад, на уплывавшие вдаль постройки ранчо. Прохладный горный ветерок шевелил ее волосы. Она снова повернулась вперед, но стекло поднимать не стала и положила локоть на край дверцы. Затылком она чувствовала холод металла — там, на задней стенке кабины, были закреплены ружья.
— Вы позаботитесь о Мяу, пока меня не будет?
— Незачем о котах заботиться, мисси, они сами о себе заботятся. Ладно, присмотрю.
— Спасибо.
Джейни ничего не ответила, да Сара и не ждала ответа. Джейни не тратила лишнего слова там, где можно просто пожать плечами, и не делала даже этого тогда, когда можно просто промолчать. До сих пор она оставалась для Сары загадкой. Замкнутая, ко всему безразличная, всегда сама по себе, она держалась как случайный свидетель. Она всегда была готова оказать услугу, но, насколько Сара могла предположить, отнюдь не из доброты. Наверное, ее суровая, стоическая внешность скрывала какие-то чувства, но какие, догадаться было невозможно. Даже прожив столько времени в подземном Убежище, Сара так и не могла понять, как Джейни к ней относится.
Сама Сара, покидая ранчо, испытывала смешанные чувства. С одной стороны, она была рада, что наконец оставляет Убежище. Она жила здесь, как в могиле или в тюрьме, как Рип ван Винкль среди эльфов. Ей то и дело казалось, что за то время, пока она скрывалась в этой подземной стране фей, в настоящем мире должно было пройти лет пятьдесят.
С другой стороны, ей почему-то было грустно. Являясь в мир в обличье Глории Беннет, она оставляла позади всю свою прежнюю жизнь, и не в переносном, а в самом прямом смысле. Сара Бомонт отступала в полузабытое, отчасти мифическое прошлое, превращалась в выцветший, едва узнаваемый фотоснимок, хранящийся где-то в альбоме ее памяти. И от того, что виновата в этом она сама, легче не становилось.
Иногда Сара забывала обо всех драматических событиях, преступлениях и заговорах, в которые оказалась замешана, и жалела только об одном: что им с Деннисом так и не удастся построить Квартал Бренди Куинна. Со временем эта мечта увянет и поблекнет, но забыть о ней невозможно. Она останется лежать на чердаке ее памяти, обрастая пылью и паутиной, но время от времени будет попадаться на глаза и напоминать обо всем, чего Сара так и не успела сделать, а теперь уже никогда не сделает.
А с третьей стороны, если можно так сказать, ее одолевали предчувствия. Сара Бомонт — известная персона, за ней охотится множество людей: кто из мстительности, кто из тщеславия, кто просто из любопытства, — и вот она едет к ним. Все они поджидают ее там: и правительство, и Тайная Шестерка, о которой говорил Ред, и телерепортеры, и газетчики. Человеческое стадо, которое всегда привлекает слава. Подлипалы, преследующие знаменитостей. Как тот человек — как его звали? Кажется, Боб Форд? — который застрелил Джесси Джеймса только ради того, чтобы прославиться.
Она поделилась этими мыслями с Редом, но он сказал ей, что беспокоиться нечего: теперь она Глория Беннет, а за Глорией Беннет никто не охотится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81