Вход был забит веломобилями, водители покуривали или спали на пассажирских местах. Офицер Лаотянской Королевской армии взял карточку Мюррея и указал ему на двустворчатые двери в танцзал, к которым вела неметеная цементная дорожка. Посол и его жена встретили Мюррея натянутыми улыбками и пригласили на борт бэндвагона международной дипломатии.
Пока по всему миру холодная война велась с помощью пропаганды, торгового эмбарго, передвижения войск, угроз и шантажа, здесь, в Лаосе, конфликт развивался под двумя люстрами и под крепкие напитки с острыми идеологическими пошлостями, разбавленными банальным шутовством. Мюррей слышал немало историй о подобных дипломатических сборищах в Лаосе, которые нередко заканчивались каким-нибудь происшествием. Например, один из членов Индийской контрольной комиссии, имевший безупречную репутацию, как-то, поспорив о самолетах ICC, отвесил оплеуху коллеге-поляку; а после одного особенно шумного разбирательства с Датской дипломатической миссией видный член Британского посольства провел ночь на диване поверенного в делах китайского коммуниста.
В зале было около пятидесяти человек, половина в униформе, все стояли небольшими группами в соответствии с национальностью и рангом. Мюррей решил, что к этому времени неутомимый официант в белом пиджаке и тапочках с вышивкой обходил всех с выпивкой только по второму кругу. Для того чтобы был нарушен официальный протокол, требовался еще как минимум час. Мюррей знал в лицо примерно полдюжины человек; впервые за много дней он понял, что ему никуда не надо торопиться. Человек, на встречу с которым пришел Мюррей, должен был появиться в нужное время сам.
Мюррей взял бокал и начал «циркулировать» по залу. Индийцы стояли узким кружком — на удивление крупные мужчины с шоколадным цветом кожи в белоснежной форме — и с солидным видом вели беседу, попивая виски с содовой. В другом углу стояли поляки — подозрительно неуклюжие квадратные белые мужчины с широкими носами и вялыми губами, голубино-серая форма с эполетами и серебряными орлами сидела на них так, словно была пошита для другого, более благородного сословия.
Французский журналист, присоединившись к Мюррею, одной стороной рта, тоном хорошо осведомленного человека начал объяснять, что после чехословацкого кризиса старая польская делегация была отозвана и всех представителей заменили на русских или поляков, рожденных в России. Тогда это совсем не заинтересовало Мюррея. Он смотрел на доминирующую над остальными группу американцев в центре зала. С ними была девушка, которую он встретил днем в баре «Des Amis» — миссис Жаклин Конквест. Мюррей узнал ее только со второго взгляда: свободный маскировочной окраски френч и брюки заменила плотно облегающая оболочка из темно-синего шелка, подчеркивающая длинные ноги, высокие бедра и великолепную, большую грудь. Волосы были забраны наверх, отчего даже на расстоянии в ползала ее лицо казалось гораздо тоньше, а глаза больше и темнее.
Мюррей направился в их сторону. Ему был знаком всего один человек из группы американцев — приятный долговязый молодой человек по имени Люк Уилльямс — заведующий Информационным бюро США, а нынешний статус Мюррея как писателя и независимого журналиста позволял ему самому представлять себя.
Люку Уилльямсу была известна репутация Мюррея, и он представил его так, что, пожалуй, впору было смутиться. Двое мужчин сухо кивнули, а девушка была так же невозмутима и неулыбчива, как и в баре днем, и что-то подсказало Мюррею, что афишировать их знакомство было бы неразумно. Один из других двоих, ее муж, стройный мужчина с непроницаемым лицом, в застегнутой на все пуговицы рубашке, с застегнутым на все пуговицы ртом и с раскосыми глазами. Мюррей сразу отнесся к нему с недоверием. Ни Конквест, ни его жена не пили.
Второй мужчина — новый шеф американского соединения в Лаосе полковник Бучбиндер, мускулистый и коротко подстриженный, с рукопожатием портового грузчика; его глаза за очками в роговой оправе не двигались и не мигали, пока он говорил:
— Рад знакомству, мистер Уайлд! Сожалею, что не был здесь во время вашего последнего визита, но в этот раз, уверен, мы наверстаем упущенное, у вас будут огромные возможности увидеть в действии нашу программу экономической помощи на всех уровнях национальной жизни и убедиться, как она влияет на обстановку в этой стране...
Девушка смотрела куда-то поверх их голов, сконцентрировав внимание на обшарпанной стене в пятнах плесени — взгляд тотальной скуки.
— Люк снабдит вас комплектом информации, — продолжал полковник Бучбиндер, — любыми деталями об оказываемой нами помощи на сегодняшний день. И всеми остальными сведениями, которые вам интересны, — он перевел совиный взгляд на высокого улыбающегося юношу слева от себя, — Люк в вашем распоряжении!
— Сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, сэр, — просиял Люк. — Вы знаете мой офис напротив главного комплекса посольства?
Мюррей поблагодарил его, а полковник Бучбиндер и Конквесты покинули их, чтобы присоединиться к своему послу. Девушка отвернулась без единого жеста, даже не кивнув. Ни она, ни ее муж не произнесли ни слова, но Мюррей постоянно ощущал на себе холодный взгляд цээрушника и обрадовался, когда тот наконец ушел. Мюррей с благодарностью повернулся к Люку:
— Послушайте, вы кое-что можете для меня сделать. Я в Лаосе всего на несколько дней, что-то вроде транзита между новыми заданиями, но меня очень интересует, — он непроизвольно понизил голос, и американец был вынужден склонить к нему голову, — сброс риса.
Люк выпрямился и широко улыбнулся:
— Конечно. Без проблем. Хотя это уже делали.
— Все когда-то уже делали, — сказал Мюррей. — Меня интересуют некоторые специальные фотоэффекты: раннее утро, взлет на рассвете и сброс как можно дальше к северу. Сброс на самой большой высоте.
Улыбка американца испарилась, и он слегка нахмурился:
— Это очень высоко и очень далеко на севере. Начало на высоте девять тысяч футов, и это очень близко к территории чикомов.
— Вы туда летаете — я хочу это увидеть.
— Вы никогда не видели сброс риса?
— Нет. Поэтому я к вам и обращаюсь.
— Насколько я могу судить, там в горах, на севере, довольно рискованно. Особенно если испортится погода. А в горах — высоко или низко — это одно и то же. Мы производим простенький сброс риса всего в сорока минутах отсюда, за Сиангкхуанг. Если начнется шторм, вы и там немало развлечетесь.
— Не подходит, — сказал Мюррей. — Я наразвлекался в этой жизни. Старею. Хочу увидеть настоящий сброс как можно севернее, насколько вы сможете выбить мне пропуск, и взлет как можно раньше утром.
Люк Уилльямс с сомнением кивнул головой:
— Посмотрим, что я могу сделать. Может, понадобится личный отказ от ответственности, а это требует времени.
— Почему? Я подписал кучу таких бумаг и в ситуациях почище этой. Если только, конечно, вы не хотите сказать, что процент потерь в ваших вылетах на север слишком высок...
— О нет, не поймите меня неправильно, это всего лишь формальность. Вы знаете, какие эти штатские! Мы здесь не имеем дел с военными.
— Я подпишу все, что вы мне дадите, — сказал Мюррей.
— Есть семья: жена, дети? — молодой человек говорил так, будто был лично заинтересован.
Мюррей покачал головой:
— Никого, о ком бы вам пришлось волноваться, если со мной что-нибудь случится. Вам, или «Эйр Америка», или кому-либо другому. Со мной это будет как с камнем, брошенным в океан.
Американец стоял и вертел в руке бокал, в котором был охлажденный чай.
— Если появятся какие-то сложности, — наконец сказал он, — думаю, я смогу все уладить через полковника Бучбиндера. В этих полетах последнее слово за ним.
Мюррей одарил его быстрой, успокаивающей улыбкой:
— Спасибо, Люк. Но попробуйте сделать все без полковника. Конечно, я хочу, чтобы это было официально, но не слишком официально. Мне бы не хотелось вдруг начать делать информационные бюллетени для авиа США; «Руки, протянутые через океан» и прочая чушь.
— Я вас прекрасно понимаю, — с неподдельной искренностью сказал Люк. — Думаю, я смогу все устроить на нужном уровне. Вы наверняка остановились в «Фрэндс Бауди Хаус»?
— Естественно, — они понимающе улыбнулись друг другу. — Когда, как вы считаете, вам все станет известно?
— Если все пройдет — к завтрашнему полудню.
— Тогда просто позвоните в бар и оставьте сообщение, — Мюррей, чуть поколебавшись, взял бокал с подноса, с которым официант вновь обходил гостей. — Кстати, Люк, вы знаете некоего Джорджа Финлейсона?
— Вы имеете в виду Бензозаправку?
— Кого?
— Так его здесь называют: вечно с бокалом в руке, и никто никогда не видел его пьяным. Он британец. У этого человека лучшая в мире работа.
— Он работает на IMF, Международный валютный фонд ООН, не так ли?
Люк рассмеялся:
— Ну, от IMF он получает жалованье, если вы это имеете в виду. В действительности он работает на FARC (Контроль иностранных вспомогательных резервных фондов). Это одна из сумасшедших компаний по поддержанию лаотянской экономики. Их поддерживает IMF, основные фонды поступают из США, Британии, Франции и Японии. Идея состоит в том, чтобы стабилизировать кип, скупая его по свободному валютному курсу пятьсот к доллару.
— А чем именно занимается Финлейсон?
— Финлейсон буквально — FARC. Единственный работник плюс очень аппетитная молодая вьетнамочка, которая, как предполагается, работает на телексе. Раз в неделю из Национального банка Лаоса им сообщают, сколько кипов сброшено в подпол: обычно где-то около 10 — 15 миллионов — и Бензозаправка отправляет телекс человеку IMF в Бангкоке, который организует возмещение дефицита в твердой валюте. После этого Бензозаправке остается лишь подъехать к банку на Фангум-стрит — это такая маленькая вилла — две комнаты и подвал, — забрать мешки с деньгами, отвезти их домой и сжечь в специальном мусоросжигателе, который мы установили у него в саду.
— Честно сказать, — добавил Люк, — когда FARC начали операцию, они топили деньги в Меконге, а рыбаки вылавливали их ниже по реке у Тхакхека. Это называлось «держать кип на плаву». Такое может быть только в Лаосе.
— Как получилось, что такую работу дали англичанину? (Все, что Мюррей знал о прошлом Финлейсона, это то, что тот был банкиром в Гонконге.)
— Я слышал, он получил ее через рекламу в лондонской «Таймс». Во всяком случае, он подыскал себе неплохую работенку: работаешь полдня в неделю и получаешь до черта денег, не облагаемых налогом, и притом не в кипах! А вы с ним не знакомы?
— Пока нет. Хотя именно он пригласил меня сегодня сюда.
— Ух-ухх, — американец снова заулыбался и добавил на полтона ниже, — он стоит как раз у вас за спиной.
* * *
— А, здравствуйте, рад, что вы пришли. Извините, что поздновато объявился, масса работы. Добрались благополучно? Никаких сложностей с приземлением и всем остальным? Номер в отеле устраивает?
Джордж Финлейсон был крепким мужчиной с большим мрачным лицом, пропитанными никотином усами и начинающими редеть волосами над широким влажным лбом. У него были чрезвычайно открытая манера держаться и низкий, ровный голос с легким эмигрантским акцентом. Он напомнил Мюррею диктора английского телевидения, передающего сводки о погоде. Вот только эти дикторы не носят тяжелые браслеты в виде цепи из двадцатичетырехкаратного золота.
— Вы знаете, ежедневно в девять вечера отключают электричество, — продолжал Финлейсон, уныло глядя в бокал шампанского. — После большого потопа в прошлом году старый французский генератор совсем развалился. Русские обещали нам новый, но он еще не прибыл.
Наступила неловкая пауза, во время которой Мюррей почувствовал дискомфорт от присутствия долговязого Люка.
— И что происходит? — наконец спросил он.
— Нигде нет света, не работают кондиционеры, за исключением американцев — у них свой генератор.
— А до девяти? — спросил Мюррей, взглянув на наполовину горящую люстру.
— Это из Таиланда, кабель идет через Меконг. Естественно, поставки ограничены. Сейчас на северо-востоке Таиланда хватает своих проблем. Повстанцы-коммунисты, опиумные войны. Обычные сложности.
— Это просто скандально, — вмешался Люк. — Русские заключили сделку, а теперь отлынивают, так как, по их мнению, правительство Соуванна слишком склоняется в сторону Свободного мира. Они должны были поставить генератор два месяца назад.
— А что же Свободный мир? — спросил Мюррей. — Мы не можем позволить себе генератор?
Люк Уилльямс со смехом тряхнул головой.
— О, мы сделаем даже больше, мистер Уайлд! Мы строим им плотину. Всего в двадцати милях отсюда, на Намнгум. Стоимость сооружения — пятнадцать миллионов долларов. Около пятисот футов шириной, а резервуар, когда его достроят, будет больше двухсот футов в глубину. Это изменит всю экономическую структуру Лаоса, поверьте мне!
— Верю, — пробормотал Мюррей, но он думал совсем не об экономическом положении маленького старого Лаоса. С подачи американца в голове у него зародилась идея. — И как далеко вы продвинулись в строительстве этой плотины?
— Они строят ее уже третий год, — сказал Финлейсон. — Джунгли, грязь, инфляция против, и пока выигрывают.
— Главное заграждение уже почти закончено, — вызывающе сказал Люк, — а с тех пор, как пошли дожди, резервуар заполнился на сто футов, до пуска осталось каких-нибудь несколько месяцев.
Джордж Финлейсон никак не прокомментировал американца, так как в этот момент в темноте, за французскими окнами, оркестр Лаотянской Королевской армии в форме, представляющей собой смешение униформы гостиничного коридорного и наполеоновских гусар, грянул что-то хаотичное, напоминающее «Полковник Боуги». Мюррей заметил, что в зале стало очень тихо, все замерли, подняв в руках бокалы, и тут он понял, что исполняется лаотянский государственный гимн. Казалось, это монотонное, невыразительное гудение будет продолжаться до бесконечности, а потом Мюррей увидел, что на трибуну в сопровождении посла Канады поднимается лаотянец в безупречно сшитом деловом костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35