— Запереть в спальне? Бред... найдет выход... в щель пролезет... как всегда... дьявольщина!
— Видите ли, Кевин... Где и начинать расследование, как не в подобном притоне. Ахмет ведь не только торговец, но и курильщик опиума. Там же наверняка можно встретить его приятелей и компаньонов. Рыбак рыбака, как говорится... Сама я не большой знаток излюбленных мест лондонских курильщиков опиума, но положитесь на громадный опыт профессора и его знание... Эмерсон! Будь так любезен, прекрати! Ты меня отвлекаешь.
— ...связать по рукам и ногам... и кляп неплохо бы... А как же... плюнуть на это дело?
— О чем мы говорили, мистер О'Коннелл?
Бедный юноша! У него уже тряслись не только руки, но и губы.
— О т-том, м-миссис Амелия, п-почему необходимо нанести в-визит...
— Ах да. Благодарю вас. Итак, притон курильщиков опиума. Это связующее звено с Египтом. До сих пор египетский акцент нашего дела не бросался мне в глаза. Преобладал чисто европейский... я бы даже сказала — британский стиль. Но если подумать... Никто ведь не видел лица «жреца». А вдруг он не англичанин, а именно египтянин, получивший кое-какое образование, но так и не сумевший избавиться от языческих суеверий? Мы уже сталкивались с похожими случаями. Эмерсон! Помнишь того живописного имама, который никак не желал впускать нас в "гробницу Баскервиля "?
Молчание со стороны Эмерсона. Зато Кевин оживился:
— Еще бы! Отлично помню. Рабочие-египтяне были так напуганы, что отказывались продолжать раскопки, пока профессор не устроил целый спектакль с разоблачениями! Да, но... Миссис Амелия! Если за убийствами действительно стоят суеверия египтян... бедняге Ахмету туго придется.
— Это всего лишь предположение, мистер О'Коннелл. Одно из многих. Но сбрасывать его со счетов не стоит. У моего мужа масса друзей и приятелей в самых разных местах... Эмерсон человек скромный, связи свои напоказ не выставляет. Не удивлюсь, однако, если он знаком и с завсегдатаями опиумных притонов...
Ну слава богу! Знаток злачных мест пришел в чувство. Настолько, что сразу бросился в бой:
— И речи быть не может, Пибоди. Забудь. Выбрось притоны и прочую дрянь из головы.
— Переоденусь-ка я, пожалуй, в мужской костюм... Точно! Лучше не придумаешь! Женщина наверняка привлечет к себе внимание... к тому же брюки гораздо удобнее...
Эмерсон обозрел меня с ног до головы. И обратно.
— Совсем рехнулась? Какие брюки, Пибоди?! Чем ты, скажи на милость, замаскируешь свою...
— Лакеев нужно спросить... У кого-нибудь наверняка найдется что-нибудь подходящее. Вот Генри, к примеру... почти одного со мной роста. Подавились, мистер О'Коннелл? Нельзя глотать виски залпом.
— Э-э... Не в то горло попало, — проскрипел багровый от удушья О'Коннелл. — Уже лучше... Блестяще придумано, миссис Амелия. Уверен, вам удастся... э-э... преодолеть ту небольшую загвоздку, которой опасается профессор. Да и темнота поможет. Мы к вам никого близко не подпустим.
— "Мы"?... — повторила я.
— Да, мэм. Мы. Пусть профессор возражает в свое удовольствие, но я-то вас знаю, миссис Амелия! У вас как? Сказано — сделано! А я ни на шаг...
— Боже правый! — Мне было так стыдно перед Эмерсоном! — Извини, дорогой, не подумала. Забыла, с кем имею дело.
— Ладно уж, Пибоди, — великодушно отозвался Эмерсон. — Ничего не поделаешь. Мистер О'Коннелл поймал нас за... на слове. Отделаться от него не удастся, так что придется взять с собой. Может, оно и к лучшему.
— Вот здорово! — засиял ирландец. — Спасибо, профессор! Не пожалеете, и точка!
— Не стоит благодарностей, мистер О'Коннелл. Буду счастлив работать с вами рука об руку. Но миссис Эмерсон строго чтит заповеди Божьи, так что нам придется отложить поход до полуночи. Отдыхайте, набирайтесь сил. Еще виски?
Казалось бы, Кевин должен был насторожиться. Профессия, как-никак, жесткая, к доверию не располагает. Ан нет. Репортер заглотил наживку и не поморщился. Впрочем, не буду судить строго. Если Эмерсон пускает в ход свое обаяние, никто не устоит. Умница, мой дорогой... А я-то! Допустить такую оплошность! Расстроенная, я удрученно помалкивала, зато Эмерсон разошелся вовсю. Ни словом, ни взглядом не укорив меня, он сосредоточился на нашем юном приятеле. Подливал виски, болтал о том о сем — одним словом, втирался в доверие. Как бы между прочим упомянул и о зловещем пакете.
Репортерская душа возликовала. О'Коннелл уже купался в лучах славы и примерял лавровый венок.
— Да что вы! Это же... подумать только... Сенсация, и точка! Ахмет-то уже был в руках полиции... нет, не пойдет... кто знает, когда был отправлен пакет?... С другой стороны... — Он запустил обе пятерни в рыжие патлы. — Совсем запутался... Хотел ведь... э-э... о чем это я?
— Торопиться некуда, мистер О'Коннелл, — благодушно улыбнулся хозяин. — Есть время, есть. Вот, глотните-ка еще...
— Благодарю, сэр. А знаете что, профессор? Я ценю ваше доверие, сэр... и точка! Всегда восхищался вашим... вашим...
— Да вы пейте, мистер О'Коннелл, пейте.
— Б-благодарю, ст-тарина. Виски что надо. Ага! Вспомнил! Эти ишерби... шарбери... аи, да провались они... Вы меня поняли... Эти мах-хонькие с-статуй-ки. М-может, их еще кто-нибудь получил, к-кроме вас с Баджем?
— Видишь, Пибоди? — восхитился профессор. — Я был прав! Мистер О'Коннелл у нас — голова! Перед самым вашим приходом, мистер О'Коннелл, мы как раз и собирались написать письма коллегам. Составили список, к кому обратиться с этим вопросом, — а вы тут как тут со своей ошеломляющей новостью.
— Ну и д-дела... — лепетал Кевин, угощаясь очередной порцией виски, благо графин хозяин придвинул поближе к гостю, — Мечта-а, а не статья... А эта-то... вертих-хвостка... лопнет от зависти!
— Аи, как жаль, — качая головой, продолжал Эмерсон. — Сегодня уже не удастся, а железо нужно ковать... Я своих коллег знаю. Дай им ночь на раздумья — утром они прессу и близко к себе не подпустят.
С немалым трудом, но Кевин выудил-таки часы из кармана. Прищурился, наводя фокус на циферблат.
— Ис... ис-чо... Иш-шо п-полно времени! — ликующе провозгласил он. — П-полно! До п-пол-ночи вы н-не уйдете!
— Ни в коем случае, — подтвердил профессор. — Святая суббота, сами понимаете. Религиозные убеждения миссис Эмерсон не позволят ей...
— Угу. Точ-чно. М-мило. Вот что, ст-тарина... Я м-могу вас так звать, старина? Не обиж-ж-житесь?
— Ради бога, сынок!
Такой злорадной ухмылки на лице мужа мне еще видеть не доводилось. Чтобы закрепить успех, Эмерсон по-приятельски хлопнул ирландца по спине, да так, что тот едва не пропахал носом пол.
— С-с-с-сибо, старина Эм-мерсон. Меня дож-ж-жетесь? Дела. С-стрелой... Туда и об-братно...
— Это мысль, — кивнул Эмерсон. — Бегите, бегите. Гаргори! Пальто мистеру О'Коннеллу! Мистер О'Коннелл уходит. Не копайся, Пибоди! — зашипел он, едва огненная шевелюра скрылась в конце коридора. — Быстрее!
Я так и покатилась со смеху:
— Но, дорогой! Мои религиозные убеждения не позволят мне...
— Умолкни, Пибоди. У тебя отродясь не было никаких религиозных убеждений. Сама знаешь! — Он вытащил меня из библиотеки.
— Неправда! Просто мои убеждения уступают место высшим... Эмерсон! Не так быстро! Эти оборки, будь они неладны... под ногами путаются!
Любимый затормозил на полном ходу, подхватил меня на руки вместе с оборочками и всем прочим и устремился вверх по лестнице. Переодеваться.
* * *
Ночной город купался в тумане. Приглушая свет газовых фонарей, лондонский смог стал нашим союзником. Никем не замеченные, мы проскользнули в ворота и рука об руку быстрым шагом направились к Стрэнду. Оттуда наш путь лежал в районы, где мне еще не доводилось бывать. Из окна кеба, который Эмерсон нанял вблизи Стрэнда, открывался чужой Лондон.
Правый берег Темзы, к востоку от Лондонского моста, щетинился причалами. У одного из причалов кеб остановился, Эмерсон помог мне выбраться, расплатился с извозчиком, и тот лихорадочно щелкнул хлыстом — только его и видели. Когда глаза привыкли к темноте, мне стали понятны и спешное бегство кучера, и косой взгляд, которым он одарил профессора, услышав адрес.
Жуткое место! Если в районе Сент-Джеймского парка улицы в этот час были пусты, то в Ист-Энде кипела жизнь. Расплывчатые темные фигуры искателей забытья и наслаждений шныряли вокруг как крысы и растворялись во тьме.
— Эмерсон... — шепнула я, пробираясь вслед за мужем вдоль узкой зловонной улочки, — сейчас не самый подходящий момент для комплиментов, но я не могу не сказать, что ты лучший из мужей! Твоя безграничная вера в меня...
— Закрой рот, Пибоди! — шикнул любимый. — Имей в виду — произнесешь хоть слово... придушу собственными руками!
Предупреждение излишнее, но не беспочвенное. Голос у меня довольно низкий, однако не настолько, чтобы сойти за мужской. И никакой маскарад не поможет. Необходимость диктует свои законы. Пришлось подчиниться приказу «помалкивать, пока не выберемся из этой дыры».
Каменные ступени вели вниз, в зияющий черный зев пустоты. О том, что впереди дверь, я догадалась, лишь когда Эмерсон звякнул щеколдой.
Коптящий свет от единственной, сиротливо приткнувшейся над дверью лампы был не в силах одолеть полумрак. Уцепившись за рукав Эмерсона, я ступила через порог очень узкого и, по-видимому, длинного помещения. Насколько длинного, сказать не берусь — дальний конец комнаты терялся в дымной темноте. Вдоль стен тянулись ряды деревянных лавок с бесформенными живыми грудами. Вместо лиц — бескровные пятна, тела расслабленно-недвижны. Красные огоньки горящего в металлических чашах опиума подмигивали глазами ночного хищника.
Футах в десяти от двери, посреди прохода, прямо в земляном полу был вырыт очаг. Черный дым расползался по логову, смешиваясь с пряным ароматом опиума. Один уголек рассыпался искрами и осветил лицо скорчившегося у очага существа. О ужас! Женщина! В опиумном притоне! Я не верила своим глазам. В грязных отрепьях и рваном покрывале, наброшенном на голову по обычаю египтянок, она являла собой страшное зрелище. Седые сальные космы свисали вдоль щек, полностью скрывая лицо.
Маскарад Эмерсона, как правило, ограничивается одним предметом. Стоит моему дорогому супругу нацепить бороду — и он уже считает, что изменил внешность. Для ночного визита в притон он выбрал ту кудлатую накладную растительность, в которой красовался на лекции мистера Баджа, и... Собственно, и все. Разве что напялил кепи и придал еще более потрепанный вид старому пальто, заранее хорошенько на нем потоптавшись. Кепи Гаргори оказалось до того мало, что едва прикрывало профессорскую макушку, а замены пальто вообще ни у одного из слуг не нашлось — на такие плечи надо бы занимать форменный наряд у гренадеров королевского полка. Впрочем, богатырскую стать Эмерсона ни под каким одеянием не скроешь... Как не приглушишь и громоподобный голос.
— Две трубки! — прокатился под низким потолком его рокот.
Вскинув голову, женщина прикрыла краем покрывала нижнюю часть лица. Поздно. Змеиная грация, плавность движений молодого тела и пронзительность темного взгляда выдали ее. В глубине громадных, опушенных черными ресницами очей блеснула и погасла вспышка изумления. Она знала Эмерсона. И он ее знал!
— Две трубки, эффенди? — сорвался с губ незнакомки резкий смешок. — Одну для Отца Проклятий, а вторую...
Эмерсон вмиг закрыл меня собой.
— С нашей последней встречи твои вкусы изменились, эффенди. Прежде ты не интересовался мальчиками.
— Тише! — зашипел Эмерсон, кивая на распростертые по скамьям тела. — Услышат!
— Не услышат, мой господин. Они в краю блаженства, там, где слышны лишь райские песни гурий. Зачем пришел, эффенди? Здесь не место для тебя и твоего...
— Мне нужно с тобой поговорить. Если не здесь — назови другое место.
— Не забыл Айшу? О! Слова эффенди проливают бальзам на израненное сердце всеми покинутой Айши... — Она злобно расхохоталась, запрокинув голову. — Творец не для лжи тебя создал, Эмерсон! Твои мысли не тайна для меня, как не были тайной и прежде. Ты не ради Айши пришел! Чего тебе нужно? Как смеешь ты заявляться сюда со своей новой любовью и травить мне душу?
Я вся обратилась в слух. И пусть каждая фраза, каждый звук мелодичного, чуть дрожащего от гнева и обиды голоса ядовитой стрелой впивался в сердце, я готова была терпеть эту муку... пока не услышу все. Пока не пойму, что связывало...
К сожалению, Айша сама положила конец моим мукам, причем очень быстро и самым неожиданным образом. Не знаю, что ее насторожило; сама я ничего подозрительного не услышала. Выпрямившись одним неуловимым движением, она ужом метнулась по проходу и растворилась в глубине помещения.
— Ах, черт! — выпалил Эмерсон. — Быстрее, Пибоди!
Куда там! Юркая леди, по-видимому, скрылась за одной ей известной потайной дверью. Пока Эмерсон в тщетной надежде обнаружить лаз шарил по стене, произошло еще одно событие, заставившее нас забыть о беглянке. Притон наводнили полицейские.
Не стану описывать в деталях следующие полчаса, любезный читатель. Ей-богу, лучше бы мне побывать в Бедламе. Знаменитой лондонской психбольнице даже в дни особого буйства пациентов такие ужасы и не снились.
Вялые, обкуренные клиенты опиумного притона сопротивляться полиции были не в силах. Нам бы сил хватило, но... назвать себя значило поставить крест на наших планах, а возможно, и на судьбе несчастного Ахмета.
Поездку в полицейском фургоне, куда громилы в форме загнали нас, точно скот, я постаралась забыть, как страшный сон. Немыслимая теснота, искаженные лица, безумные глаза, всепроникающий запах опия и смрад немытых тел... Всю дорогу Эмерсон оберегал меня не только от случайных толчков, но и от изысканных речей наших спутников. Но одна фраза, несмотря на его усилия, все же достигла моих ушей:
— Будь прокляты неверные! Все из-за них! Если бы не эти собаки, полиция не...
Во время выгрузки — иного слова не подберешь — полицейские проявили не больше любезности, чем за полчаса до того, у дверей притона. Едва ступив на землю, Эмерсон крепко прижал меня к себе и нагнулся:
— Потерпи, Пибоди! Сейчас назовусь, и мы... Дьявольщина!
Не часто мне доводилось видеть бледное от страха лицо моего рыцаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43