Мисс Силвер умела внушать доверие.
— Мне кажется, вы можете мне помочь, — начала она, задумчиво потягивая кофе. — Не откажите в любезности, расскажите про сэра Герберта, Уверена, вы должны были хорошо его знать.
Адриан Грей воспринял просьбу как нечто само собой разумеющееся.
— Не знаю даже, с чего и начать, — улыбнулся он.
— Да с чего угодно, — ответила мисс Силвер. — Например, как вы с ним познакомились?
— Ну, это просто. Я сидел без работы, и сэр Герберт предложил мне заняться перестройкой Винъярдса. Я немного знал его раньше и с радостью ухватился за эту возможность.
— И он предоставил вам полную свободу действий?
— Ну, я бы так не сказал. Как правило, он принимал все мои предложения, но в некоторых пунктах с ним было попросту бесполезно спорить. Взять хоть эту ужасную лестницу…
Мисс Силвер отставила опустевшую чашку и принялась за очередную кофточку для Джозефины.
— Вы сказали, что почти не знали его, устраиваясь на работу. Потом, очевидно, вы узнали его ближе?
Они сидели поодаль от остальных и беседовали вполголоса. Едва ли их кто-то слышал, но Грей на всякий случай оглянулся.
— О да, гораздо лучше. Видите ли, оказалось, что у нас до некоторой степени сходные вкусы. Например, мы оба были без ума от Винъярдса. И потом, Герберт умел ценить красоту, хотя и делал это довольно своеобразно. Я бы даже сказал, извращенно.
Мисс Силвер негромко кашлянула.
— И в чем это проявлялось?
В карих глазах Грея мелькнуло какое-то странное, почти болезненное выражение.
— Если ему что-то нравилось, оно должно было принадлежать ему, и точка.
— Вам это кажется неестественным?
— Наверное, я не совсем точно выразился. Дело в том, что он просто физически не мог восхищаться вещью, если она принадлежала кому-то другому. А если это все же происходило, делал все, чтобы завладеть ею.
Из его слов сам собой тут же соткался образ Лайлы Драйден: прекрасной, бледной и хрупкой, как маленькая богиня из слоновой кости.
— И тогда он не останавливался ни перед чем, — продолжал Грей. — Герберт умел быть жестоким. Если что-то не могло принадлежать ему, он делал все, чтобы оно не досталось вообще никому.
Мисс Силвер невозмутимо вязала свою кофточку.
— Должно быть, с ним непросто было работать?
— Да нет, напротив. И потом, не так уж часто мы и общались. Обычно он приезжал сюда только на выходные. Все остальное время я был совершенно один.
Мисс Силвер подняла на него глаза и тут же их опустила.
— Я должна вам задать довольно щекотливый вопрос. Можете не отвечать на него, если не хотите. Вам нравился Герберт Уайтол?
— Он никогда к этому не стремился, — коротко ответил Грей.
— Но, может быть, вы испытывали к нему нечто вроде расположения? Привязанности наконец?
Грей медленно покачал головой.
— Едва ли это было возможно. Герберт презирал подобные чувства. Он просто в них не нуждался.
— Вот как. Но было же что-то, в чем он действительно нуждался?
— Да. В предметах искусства. В том, что принадлежало бы ему и чего не могли получить другие. Не знаю даже, что из этого было для него важнее. И еще он любил власть. Настолько любил, что ему было мало той, которую дают деньги, а денег у него, видит бог, хватало. Ему нравилось играть людьми и держать их на привязи. Он всегда старался узнать о человеке то, что тот всю жизнь старался скрывать. Он мог и не воспользоваться этими сведениями, но ему нравилось знать, что он в любой момент может это сделать.
Мисс Силвер кашлянула.
— Довольно опасное развлечение. Думаю, найдется немало людей, которые вздохнули после его смерти с облегчением.
Адриан Грей посмотрел ей прямо в глаза.
— О да, — проговорил он.
Глава 27

В десять часов утра Фредерик заглянул в комнату мисс Силвер и заявил, что ей следует немедленно пройти в кабинет, где ее вот уже пять минут дожидается инспектор Эбботт. Именно так, по мнению Фредерика, не вполне еще освоившего свои обязанности, должна была звучать вежливая и деликатная просьба. Мисс Силвер снисходительно улыбнулась. Она как раз собиралась заняться одним на редкость неблагодарным делом и теперь с удовольствием его отложила. Дело было в ее племяннице Глэдис Робинсон — особе эгоистичной, взбалмошной и вообще полной противоположности столь обожаемой мисс Силвер Этель Бэркетт, — приславшей письмо с требованием одолжить ей денег и кучей жалоб на мужа, человека вполне достойного и пожилого, но из-за природной тупости обедневшего сразу после женитьбы.
Для мисс Силвер никогда не было секретом, что именно деньги и стали в свое время единственной причиной, по которой Глэдис вышла за него замуж. Теперь же, когда эта причина исчезла, Глэдис изводила всех своих знакомых и родственников письмами с жалобами на безденежье и на то, что ей самой приходится выполнять всю работу по дому. В последнем своем письме она дошла до того, что делилась с мисс Силвер удивительно вульгарными соображениями о том, что на Эндрю свет клином не сошелся и нужно теперь ловить рыбку покрупнее. Ближе к концу письма страшное слово «развод» упоминалось уже в открытую.
Мисс Силвер как раз села писать ответное сообщение, начинавшееся словами: «Дорогая Глэдис, не могу даже передать, насколько меня шокировало твое письмо», когда Фредерик оторвал ее от этого занятия. Отложив со вздохом облегчения ручку, мисс Силвер захлопнула бюро и поспешила в кабинет.
Фрэнк Эбботт поднялся ей навстречу.
— Где лупа? — тут же заявил он вместо приветствия. — Надеюсь, она у вас?
— Доброе утро, Фрэнк, — в свою очередь, вместо ответа проговорила мисс Силвер.
Инспектору Эбботту ничего больше не оставалось, как поздороваться тоже, после чего в подробностях рассказать, как он спал, как он себя чувствует, и в довершение осведомиться о том же у мисс Силвер.
Когда с формальностями было покончено, мисс Силвер запустила руку в сумочку для вязанья и достала лупу.
— Решила, что лучше будет ее припрятать, — пояснила она. — В данных обстоятельствах не совсем разумно было бы оставлять ее на столе.
— И правильно сделали! — горячо согласился инспектор Эбботт.
Он подошел с лупой к окну и долго рассматривал ее, поворачивая под разными углами. Удовлетворившись осмотром, он бережно положил лупу на стол.
— Все правильно, — кивнул он. — Инициалы «З.Р.». Полностью рушит все мои представления о морали и этике коллекционеров. Кто бы мог подумать, что подобной вещице грозит кража? И тем не менее профессор проставил-таки на ней свои инициалы. Между прочим, насчет пророков я оказался прав: Зефания, Аггей, Захария, Малахия. Профессор Ричардсон — Захария. И какой же мы из всего этого делаем вывод?
Мисс Силвер уселась и вынула из сумочки свое вязанье. Вторая кофточка маленькой Джозефины обретала форму прямо на глазах.
— Было бы как минимум неразумно делать выводы на основании лишь того, что лупа профессора оказалась в кабинете Герберта Уайтола. Ты, кажется, говорил, что нашли ее под столом. Ты имеешь в виду письменный стол?
— Да.
— Она могла закатиться туда еще до убийства.
Инспектор покачал головой.
— Сомневаюсь. Накануне приезда гостей в кабинете тщательно убирались. Ричардсона здесь тогда и в помине не было.
— Возможно, он заходил в кабинет до ужина?
— Впервые об этом слышу. Впрочем, это легко проверить. — Он подошел к столу и позвонил. — Тем более что мне давно уже не терпится потолковать по душам с дворецким.
На звонок из кабинета отвечал обычно сам Маршам. Явился он и теперь.
— Входите, — подбодрил его инспектор. — Входите и закрывайте дверь. Мы хотели кое-что у вас выяснить. Насчет того ужина… Не могли бы вы повторить, в каком порядке прибыли гости?
— Разумеется, сэр. Первым, около половины восьмого, приехал мистер Хэйли. Поскольку у него была назначена встреча с сэром Гербертом, его сразу же проводили в кабинет. За ним прибыли мистер и миссис Консидайн и, наконец, профессор Ричардсон. В приглашениях значилось: «Без четверти восемь».
— Профессор заходил в кабинет?
— О нет, сэр. И потом, кабинет был занят. Сэр Герберт как раз беседовал с мистером Хэйли. Так что профессор сразу прошел в гостиную.
— Значит, когда прибыли гости, сэра Герберта в гостиной еще не было?
— Именно, сэр, он все еще был в кабинете. Они с мистером Хэйли вышли оттуда, когда пробило восемь.
— Ясно. А потом, когда гости начали расходиться? Супруги Консидайн, насколько я знаю, ушли первыми?
— Да, сэр, примерно в половине одиннадцатого. Они еще довезли мисс Уайтекер до автобусной остановки.
— Ах да! Мисс Уайтекер… Она заранее попросила их об этом?
— Не думаю, сэр. Мисс Уайтекер подошла к сэру Герберту в холле, сообщила, что ее сестра заболела и попросила миссис Консидайн подбросить ее до деревни.
Инспектор Эбботт нахмурился.
— Вы хотите сказать, что для сэра Герберта это было неожиданностью?
— Очевидно, что так, сэр. Он явно был недоволен. Сказал даже: «А если я запрещу?», на что мисс Уайтекер ответила, что уедет в любом случае.
Инспектор Эбботт отметил про себя, что дворецкий явно недолюбливает секретаршу.
— И как на это отреагировал сэр Герберт? — спросил он.
Маршам пожал плечами:
— Трудно сказать. Сэр Герберт редко давал волю своим чувствам.
— Понятно. А как держалась мисс Уайтекер? Она тоже была спокойна?
— О нет!
— Значит, раздражена?
— Можно сказать и так, сэр.
— И больше они не разговаривали?
— Нет, сэр.
— Она просто уехала с Консидайнами?
— Да, сэр.
— А профессор Ричардсон? Он все это время был в холле?
— Да, сэр.
— Вы уверены, что он не заходил в кабинет?
— Абсолютно, сэр.
— А во сколько ушел он?
— Сразу за Консидайнами.
— Значит, вы уверены, что за весь вечер он ни разу сюда не заходил?
Если на все предыдущие вопросы Маршам отвечал не задумываясь, то теперь он попросту замолчал. Он стоял и молчат, бесстрастно разглядывая инспектора. Мисс Сил вер удивленно подняла голову.
— Ну что же вы? — нетерпеливо спросил инспектор. — Я ведь уже задавал вам этот вопрос.
— Прошу прощения, сэр. Вы спрашивали, заходил ли профессор в кабинет перед ужином. Теперь вы хотите знать, заходил ли он сюда вообще.
— И? — процедил инспектор.
— Я этого не знаю, сэр.
— Не понял, как это?
— Видите ли, сэр, это довольно сложно объяснить. В двух словах не расскажешь, Холодные голубые глаза Фрэнка Эбботта, впившиеся в невозмутимое лицо дворецкого, превратились теперь в лед.
— А вы себя не стесняйте, — посоветовал он. — Расскажите в стольких словах, в скольких нужно.
Маршам пожал плечами;
— Как скажете, сэр. Думаю, вам известно, что вчера я уже давал показания инспектору Ньюрбери. Он тоже задавал мне много вопросов. Я как мог старался на них ответить. В том числе он спросил, когда я последний раз видел сэра Герберта в живых. Я ответил, что сразу после того, как леди Драйден, мисс Лайла и мистер Грей ушли наверх.
Эбботт кивнул и вытащил из лежавшей рядом с ним папки лист бумаги.
— Да. Вот что вы ему сказали дословно: «Из гостиной сэр Герберт сразу прошел в кабинет. Убедившись, что в гостиной все прибрано, я проверил буфетную и в одиннадцать, как обычно, отправился обходить дом. Проходя мимо кабинета, я услышал доносившиеся оттуда голоса. Поскольку сэр Герберт всегда поздно ложился спать, я решил, что он опять засиделся допоздна, увлекшись беседой с мистером Хэйли…» А почему, кстати сказать, вы решили, что это был именно Хэйли?
— Потому что я видел, как мистер Грей поднимался наверх. Оставался мистер Хэйли.
— Вы узнали его голос?
— Нет, сэр.
— Вам известно, что мистер Хэйли утверждает, будто действительно заглянул в кабинет чего-нибудь выпить, но пробыл там от силы пару минут и еще до одиннадцати вернулся в свою комнату?
— Нет, сэр, я этого не знал.
— Теперь знаете. И мало того, мистер Грей, проходивший в то время по коридору, подтверждает, что действительно видел мистера Хэйли в его комнате. Это было ровно в одиннадцать, и мистер Хэйли был одет в пижаму. Из этого, как вы понимаете, следует, что человек, который разговаривал с сэром Гербертом в кабинете, никак не мог быть мистером Хэйли.
— Очевидно, не мог, сэр.
— В ваших показаниях говорится, что, услышав в кабинете голоса, вы спокойно прошли мимо и, закончив обход, легли спать.
— Да, сэр.
— А профессор Ричардсон?
— Я вас не понимаю, сэр.
— Послушайте, Маршам, — внушительно проговорил инспектор. — Вы, кажется, не вполне отдаете себе отчет, что оказались сейчас в довольно двусмысленном положении. Вы согласились дать вчера показания, хотя имели полное право отказаться, дождавшись официального вызова в суд. Однако тот факт, что вы дали показания добровольно, совершенно вам не поможет, если выяснится, что показания эти — ложные.
— Сэр!
— Существует такое понятие, как введение следствия в заблуждение. Я нисколько не сомневаюсь, что до сих пор вы говорили чистую правду. Проходя мимо кабинета, вы действительно услышали голоса и вполне могли решить, что хозяин беседует с мистером Хэйли. На этом, однако, ваши показания и заканчиваются — как раз на том самом месте, где, по-хорошему, им следовало бы начаться! Почему иначе вы не стали отвечать на вопрос о том, заходил ли профессор Ричардсон в кабинет в течение вечера? Очевидно, у вас есть на этот счет какие-то сомнения. И я требую, чтобы вы наконец ответили на мой вопрос прямо: что именно вы услышали, проходя мимо дверей кабинета?
Маршам пожал плечами:
— Я не решился бы в этом поклясться…
— Думаю, вам лучше сказать мне, что это было.
— Что я услышал, проходя мимо кабинета?
— Да, черт возьми, что вы услышали, проходя мимо кабинета!
— Это были не слова, сэр, — медленно проговорил Маршам. — Это были… звуки. И они едва ли могли исходить от мистера Хэйли.
— Какие еще звуки? — удивился инспектор.
Маршам, сохраняя полную невозмутимость, надул свои толстые щеки и с силой выпустил воздух. Получилось что-то среднее между «Пффф!» и «Пуфф!».
Несмотря на комичность ситуации, ни у мисс Силвер, ни у Фрэнка Эбботта не возникло ни малейшего желания улыбнуться. Эта маленькая пантомима вполне могла привести человека на виселицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31