https://wodolei.ru/catalog/sanfajans/
Есть ли средства от подобных немочей? Вы, господин Бадмаев, кажется, упоминаете о них в вашем труде «Жудши»?
– Средств много. – Бадмаев внимательно разглядывал хмурого Кайдалова. – Есть, например, шижет, ледре, габырь... Все под номерочками. Можно начать со 179-го шижета... Один порошок я могу дать и сейчас. – Он достал из внутреннего кармана сюртука аккуратный пакетик и объяснил смущенному библиотекарю, как следует принимать лекарство. – Очень помогает. Но при соблюдении нравственной гигиены.
– Ну с этим у нас все в порядке, – заверил гостя Стасов. – Господин Кайдалов – достойнейший из достойных.
– Значит, и лечение пройдет успешно, – предположил Бадмаев. – Тибетская медицина учит, что и благосостояние, и расстройство человеческого организма зависят от трех основных причин: от неумения пользоваться своими страстями, от отсутствия истинной доброты, от незнакомства с врачебной наукой в частности и от незнания вообще. И все три причины связаны со степенью физического и умственного развития человека.
– Нет, нет, страсти исключены, и отсутствие доброты тоже, – хохотнул Стасов. – А с вашей врачебной наукой, слава богу, есть возможность познакомиться.
– А что означает «Жудши»? – робко спросила любознательная Мура.
– "Сердце Нектара, восьмиветвистые четыре основы специальной терапии". Записал учение Цо-Жед-шонну, а проповедовал его сам Будда Сакъя-Му-ни... – пояснил врачеватель.
– Но он жил еще до Аристотеля! – воскликнула Мура.
Стасов и Бадмаев рассмеялись.
– Видимо, мы помешали очень важному разговору на античные темы, – улыбнулся Стасов. – Приносим свои извинения и откланиваемся.
– Рад был знакомству. – Бадмаев с демонстративным восхищением окинул Муру взглядом. – Как жаль, что петербуржцы не хотят изучать «Жудши»! А ведь она учит, как жить долго-долго, оставаться здоровым и красивым, ощущать все радости жизни...
Мура покраснела – ей почудилось, что за этими словами скрыт какой-то другой, волнующий смысл.
Лицо Бадмаева сияло. Он сказал Кайдалову, что тот должен являться к нему, что в клинику на Поклонной ездить далековато, гораздо ближе кабинет на Литейном, 16, где он принимает по средам. Вместе со Стасовым тибетский целитель покинул келью книжника.
Мура перевела взгляд на Кайдалова. После минутного молчания она тихо заметила:
– Петр Александрович прав. Вам нужно жить долго-долго и быть здоровым. Чтобы сохранить то, что принадлежит истории человечества – библиотеку Аристотеля... Я не спрашиваю вас, вернуть ли вам черную жемчужину. Вы ее не возьмете. Потому что, взяв ее, вы подтвердите тем самым, что все сказанное мной – истинная правда. Поэтому книга Андрея Ангела Дурацына и черная жемчужина в кипарисовом ларце останутся у меня. Кто знает, как дальше сложится жизнь. Может быть, вам некому будет передать вашу тайну Библиотекарь вздохнул. Потом собрался с силами и ответил:
– Вы занимаетесь официальной историей, а в официальной науке нет такого историка – Андрея Ангела Дурацына. Нет, как нет и историков Ивана Великого Готского, Геремии Русь, Метели Тугарина и многих других. – И, поняв, что сказал лишнее, человек с серым лицом горестно прошептал:
– Мой ребенок очень мал, а я... я не совсем здоров.
– Даст Бог, все будет хорошо, – проникновенно сказала Мура. – Я хочу, чтобы вы знали только одно: когда настанут благоприятные времена, когда библиотеке Аристотеля ничто не будет угрожать, когда вы сочтете возможным явить ее миру, по первому вашему требованию я пришлю вам черную жемчужину, выпавшую из переплета «Посейдоновых анналов».
Библиотекарь казался очень усталым. Мура подумала, что у него, у этого слабого, невзрачного человека, проявившего такое мужество и самообладание в решающие минуты его жизни, едва хватило сил для поединка с ней. Все его поведение говорило, что она на правильном пути. Но он так и не признался в том, что она раскрыла его тайну.
Она медленно подошла к двери и обернулась.
– Если возникнет необходимость, я найду способ связаться с вами, – почти беззвучно произнес Кайдалов. – Я подам весточку, и, надеюсь, вы ее узнаете.
– Не сомневайтесь, дорогой Анемподист Феоктистович, – ответила с чувством щемящей благодарности Мура, – я все пойму. Ведь украшать ее будет царский знак рода Аристотеля – всадник с цветком!
Глава 32
– Ну наконец-то! – радостно воскликнула Глаша, принимая в прихожей от Муры блестящий от дождя черный зонт и пропитавшееся влагой пальто. – Все уж за столом. Опаздываете к обеду.
– Не ворчи, Глашенька, – ласково попросила Мура, – я засиделась в Публичной библиотеке. Столько времени упустили со всеми этими приключениями.
– Неудобно, Мария Николаевна, – тихим шепотом продолжила помягчавшая горничная, – приехали Клим Кириллович и Полина Тихоновна, а вас все нет и нет. И господин Прынцаев изволил зайти.
– Вот как? – вскинула бровь Мура. – Тогда мою руки и бегу за стол.
В столовой Муру встретили радостными приветствиями и ласковыми укорами. Она села рядом с доктором Коровкиным и пояснила:
– Не браните меня, я задержалась случайно, но по уважительной причине. Представляете, я видела самого Бадмаева!
– Этого шарлатана? – пожал плечами доктор Коровкин, отрываясь от чашки с бульоном. – И вы попались в его сети?
– Не знаю, шарлатан он или нет, я еще не читала книгу «Жудши». Но человек он обаятельный. – Мура придвинула свой прибор.
– И где же тебя угораздило его встретить? – сурово вопросил профессор Муромцев.
– В Публичной библиотеке! – охотно ответила Мура. – Там я видела и библиотекаря Кайдалова. Голова у него забинтована, и он по-прежнему ничего не помнит.
– Как же, такое несчастье! Можно голову совсем потерять! – участливо заметила тетушка Полина.
– Я сегодня по пути из консерватории зашла в церковь и поставила свечку за упокой души Глеба Васильевича Тугарина. – Глаза Брунгильды увлажнились, она отложила надкушенный пирожок на тарелку. – Сегодня девять дней.
– Подумать только! Он был убит, когда ты лежала с сотрясением мозга в бадмаевском кабинете... Мурочка, ты поблагодарила доктора Бадмаева? – Елизавета Викентьевна с сочувствием смотрела на старшую дочь.
– Да какой он доктор! – с возмущением воскликнул Клим Кириллович. – Варит у себя во дворе на костре в чугунке какие-то травы, коренья и извлеченные из животных органы и потчует своим варевом легковерных!
– В «Петербургской газете» сообщали, что тибетский Далай-Лама открыл секрет целебного порошка Бадмаева, – это простой нюхательный табак. – Любящая тетушка Полина всегда вставала на сторону племянника.
– И теперь в медицине начнется поворот к табакеркам? – саркастически заметил Николай Николаевич, не признававший заслуг Бадмаева, и, взглянув на жену, решительно добавил:
– Чтобы познать тибетскую медицину, надо осмыслить ценности буддийского мира, осилить лингвистику, востоковедение, историю религии, наконец. Я в этих областях не специалист. И верить на слово не берусь. С шарлатанами не общаюсь! Я консерватор!
– "Петербургская газета" источник не авторитетный, готовы и наврать, – поддержал учителя Клим Кириллович. – Я не исключаю пользы народных средств, но любое лекарство требует тщательной научной проверки. Весь девятнадцатый век медицина безуспешно искала целительные средства против конкретных болезней, сейчас мы верим в лекарства симптоматические. В конце концов, боюсь, придется согласиться с установившимся мнением «Medica mente, non medicamentis» – «Лечи умом, а не лекарствами».
– Я, конечно, поблагодарила Петра Александровича. Как бы то ни было, милый Клим Кириллович, а именно в его кабинете на Литейном вы нашли Брунгильду, и ей помогли бадмаевские порошки. Ты не помнишь сестричка, тебя потчевали не шиже-том 179-м?
– Простите мне мое любопытство, – завертел в недоумении головой Ипполит Прынцаев, – я не понимаю о чем речь. Чтр случилось? Кого убили? Кто был у Бадмаева?
– Ах, дорогой Ипполит Сергеевич, – вздохнула Елизавета Викентьевна, – вы же ничего не знаете! Вы же не были у нас почти неделю!
– Да, – подтвердил Прынцаев, – сначала не мог вас навещать, пока Николай Николаевич болел, дневал и ночевал в лаборатории. Я и к вам-то зашел только разочек, после визита хлеботорговца Апышко. Замечательный человек! Меценат! Десять тысяч наличными отвалил на развитие химической науки! Если б не я, отказался бы Николай Николаевич, не взял бы.
– Разумеется, не взял бы, – буркнул профессор, – а то потом всю оставшуюся жизнь отрабатывал бы его дар – пек золотые блины...
– Проект рассчитан всего на полгода, – сказала примиряюще Полина Тихоновна, – а в мае юбилей Петербурга отпразднуем, и делом все смогут заняться. Как говорится, окончен бал, погасли свечи.
После того как Глаша унесла бульонные чашки и все приступили к телятине с грибным соусом, беседа продолжилась.
– Брунгильда Николаевна начала говорить о свечах, – напомнил Прынцаев, – а я ничего не понял.
– Милый Ипполит, это грустная история, – ответила ему Елизавета Викентьевна, – мы пережили тяжелые дни. После дня рождения, на следующий день, Брунгильда отправилась поблагодарить своего старого преподавателя за теплое поздравление. А по дороге вспомнила, что ее подруга Виргиния Арцруни – она учится по классу вокала – уезжает, и решила проводить ее на вокзал. Девушки проезжали по Литейному, когда кто-то бросил бомбу в городового. У Брунгильды случился шок. Несчастье произошло поблизости от кабинета Бадмаева, и Виргиния помогла Брунгильде добраться до кабинета, там работает подруга Виргинии, Лизочка Юзбашева. Виргиния надеялась, что Брунгильда скоро придет в себя, она очень спешила на поезд, не назвала ни наш адрес, ни телефон. Но из-за потрясения Брунгильда потеряла память. Нашел ее там Клим Кириллович. Спасибо вам, дорогой, мы вам так признательны. – Лицо Елизаветы Викентьевны, повернутое к доктору Коровкину, светилось счастьем.
Клим Кириллович поперхнулся, его честной натуре претила вынужденная ложь, но он уже не первый раз попадал из-за барышень Муромцевых в двусмысленные ситуации. Нелепую историю о Бадмаеве они сочинили с Брунгильдой по дороге из «Фортуны», в тот вечер ее услышала и Мура. Рассказывать о своих приключениях родителям Брунгильда категорически не хотела – стыдилась, что смогла усомниться хоть на минуту в том, что она не родная дочь Муромцевых. Она сильно волновалась и по поводу сорванного ею спектакля, но газетчикам, несколько дней смаковавшим скандал с антрепризой «Аполлон», имя таинственной незнакомки установить, к счастью, не удалось.
– Мы так беспокоились, так беспокоились, – подтвердила Полина Тихоновна. – Я обзвонила все больницы – нигде нет. У Николая Николаевича тогда-то сердечный приступ и случился. – И хвастливо добавила:
– Только Климушка догадался заехать в бадмаевский кабинет, видно с отчаяния, тибетскую-то медицину он не жалует.
– Все началось раньше, – уточнил профессор. – Сначала какой-то хулиган испортил нам своим звонком праздник. Потом другой идиот ошибся номером и нес какую-то ахинею. Потом третий хулиган прислал дурацкую записку о выкупе Брунгильды.
– О выкупе? – изумился Прынцаев. – И сколько же он требовал?
– Десять тысяч! – гордо ответила Мура. – Но после записки так и не появился. Конечно, следовало бы разыскать шутников и как следует их взгреть. – В голосе девушки послышались воинственные нотки. – Но нам так хотелось забыть этот кошмар! А чтобы папа не волновался, я разорвала на мелкие кусочки записку шантажиста-шутника и выбросила. А господин Апышко вовремя переключил внимание папы на свои меценатские идеи.
– Но почему же вы не пожаловались в полицию? – возмущенно подпрыгнул Прынцаев. – Надо было найти хулиганов, наказать их. Куда только смотрят наши доблестные сыщики!
– Вы так увлеклись освоением средств, полученных от господина Апышко, – усмехнулся профессор, – что верно газет вовсе не читали.
– Не читал, – признался ассистент. – Некогда, я пропустил даже чемпионат России по велосипедной езде на полторы версты.
– Вы не знаете самого интересного! – воскликнула Полина Тихоновна. – Наша петербургская полиция прогремела на весь мир! Кровожадный Рафик и его шайка схвачены следователем Вирховым, и теперь город может жить спокойно! Настоящий триумф России!
– Да? – виновато улыбнулся Прынцаев. – А кто такой Рафик?
– Ипполиту Сергеевичу некогда глупостями заниматься, он серьезный ученый, – с гордостью сказал профессор Муромцев И продолжил уже менее напыщенно:
– Хотя, признаюсь, я дрожал от ужаса, думая, что и Брунгильда могла стать жертвой этого бандита... Я бы этого не пережил – мой первенец, моя красавица, моя доченька.
Брунгильда смахнула слезу с шелковистых ресниц...
– А Татьяна Зонберг так и не оправилась после нападения в поезде, – сообщила Полина Тихоновна.
– Ее рана зажила, но душевное состояние оставляет желать лучшего. Впрочем, в последнем виновен отнюдь не преступник, – пояснил Клим Кириллович...
Закончив обед, вся компания переместилась в гостиную, и тетушка Полина взяла в руки «Санкт-Петербургские ведомости».
– Ипполит Сергеевич, я прочитаю вам маленькую заметку, из которой все станет ясно. Я оставила этот выпуск на память об успехе Карла Иваныча. Послушайте. Это много времени не займет.
И Полина Тихоновна с выражением прочла:
– "Вчера на заключительном заседании Международного конгресса криминалистов начальник Петербургского сыска В. Г. Филиппов сделал сенсационный доклад и предъявил заграничным специалистам по уголовному праву самого кровожадного преступника XX века – неуловимого Рафика.
Бандит сколотил шайку, действовавшую в Москве и Петербурге, а также на железных дорогах. Он грабил женщин и умертвлял их ударом ножа в грудь. Опасного преступника, рискуя жизнью, задержал в Воронинских банях следователь Адмиралтейской части г-н Вирхов. Он же предположил, что толчком к совершению преступлений были не только драгоценности, но и фильдеперсовые чулки, которые разъяряли преступника, что свидетельствует о явной патологии личности разбойника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Средств много. – Бадмаев внимательно разглядывал хмурого Кайдалова. – Есть, например, шижет, ледре, габырь... Все под номерочками. Можно начать со 179-го шижета... Один порошок я могу дать и сейчас. – Он достал из внутреннего кармана сюртука аккуратный пакетик и объяснил смущенному библиотекарю, как следует принимать лекарство. – Очень помогает. Но при соблюдении нравственной гигиены.
– Ну с этим у нас все в порядке, – заверил гостя Стасов. – Господин Кайдалов – достойнейший из достойных.
– Значит, и лечение пройдет успешно, – предположил Бадмаев. – Тибетская медицина учит, что и благосостояние, и расстройство человеческого организма зависят от трех основных причин: от неумения пользоваться своими страстями, от отсутствия истинной доброты, от незнакомства с врачебной наукой в частности и от незнания вообще. И все три причины связаны со степенью физического и умственного развития человека.
– Нет, нет, страсти исключены, и отсутствие доброты тоже, – хохотнул Стасов. – А с вашей врачебной наукой, слава богу, есть возможность познакомиться.
– А что означает «Жудши»? – робко спросила любознательная Мура.
– "Сердце Нектара, восьмиветвистые четыре основы специальной терапии". Записал учение Цо-Жед-шонну, а проповедовал его сам Будда Сакъя-Му-ни... – пояснил врачеватель.
– Но он жил еще до Аристотеля! – воскликнула Мура.
Стасов и Бадмаев рассмеялись.
– Видимо, мы помешали очень важному разговору на античные темы, – улыбнулся Стасов. – Приносим свои извинения и откланиваемся.
– Рад был знакомству. – Бадмаев с демонстративным восхищением окинул Муру взглядом. – Как жаль, что петербуржцы не хотят изучать «Жудши»! А ведь она учит, как жить долго-долго, оставаться здоровым и красивым, ощущать все радости жизни...
Мура покраснела – ей почудилось, что за этими словами скрыт какой-то другой, волнующий смысл.
Лицо Бадмаева сияло. Он сказал Кайдалову, что тот должен являться к нему, что в клинику на Поклонной ездить далековато, гораздо ближе кабинет на Литейном, 16, где он принимает по средам. Вместе со Стасовым тибетский целитель покинул келью книжника.
Мура перевела взгляд на Кайдалова. После минутного молчания она тихо заметила:
– Петр Александрович прав. Вам нужно жить долго-долго и быть здоровым. Чтобы сохранить то, что принадлежит истории человечества – библиотеку Аристотеля... Я не спрашиваю вас, вернуть ли вам черную жемчужину. Вы ее не возьмете. Потому что, взяв ее, вы подтвердите тем самым, что все сказанное мной – истинная правда. Поэтому книга Андрея Ангела Дурацына и черная жемчужина в кипарисовом ларце останутся у меня. Кто знает, как дальше сложится жизнь. Может быть, вам некому будет передать вашу тайну Библиотекарь вздохнул. Потом собрался с силами и ответил:
– Вы занимаетесь официальной историей, а в официальной науке нет такого историка – Андрея Ангела Дурацына. Нет, как нет и историков Ивана Великого Готского, Геремии Русь, Метели Тугарина и многих других. – И, поняв, что сказал лишнее, человек с серым лицом горестно прошептал:
– Мой ребенок очень мал, а я... я не совсем здоров.
– Даст Бог, все будет хорошо, – проникновенно сказала Мура. – Я хочу, чтобы вы знали только одно: когда настанут благоприятные времена, когда библиотеке Аристотеля ничто не будет угрожать, когда вы сочтете возможным явить ее миру, по первому вашему требованию я пришлю вам черную жемчужину, выпавшую из переплета «Посейдоновых анналов».
Библиотекарь казался очень усталым. Мура подумала, что у него, у этого слабого, невзрачного человека, проявившего такое мужество и самообладание в решающие минуты его жизни, едва хватило сил для поединка с ней. Все его поведение говорило, что она на правильном пути. Но он так и не признался в том, что она раскрыла его тайну.
Она медленно подошла к двери и обернулась.
– Если возникнет необходимость, я найду способ связаться с вами, – почти беззвучно произнес Кайдалов. – Я подам весточку, и, надеюсь, вы ее узнаете.
– Не сомневайтесь, дорогой Анемподист Феоктистович, – ответила с чувством щемящей благодарности Мура, – я все пойму. Ведь украшать ее будет царский знак рода Аристотеля – всадник с цветком!
Глава 32
– Ну наконец-то! – радостно воскликнула Глаша, принимая в прихожей от Муры блестящий от дождя черный зонт и пропитавшееся влагой пальто. – Все уж за столом. Опаздываете к обеду.
– Не ворчи, Глашенька, – ласково попросила Мура, – я засиделась в Публичной библиотеке. Столько времени упустили со всеми этими приключениями.
– Неудобно, Мария Николаевна, – тихим шепотом продолжила помягчавшая горничная, – приехали Клим Кириллович и Полина Тихоновна, а вас все нет и нет. И господин Прынцаев изволил зайти.
– Вот как? – вскинула бровь Мура. – Тогда мою руки и бегу за стол.
В столовой Муру встретили радостными приветствиями и ласковыми укорами. Она села рядом с доктором Коровкиным и пояснила:
– Не браните меня, я задержалась случайно, но по уважительной причине. Представляете, я видела самого Бадмаева!
– Этого шарлатана? – пожал плечами доктор Коровкин, отрываясь от чашки с бульоном. – И вы попались в его сети?
– Не знаю, шарлатан он или нет, я еще не читала книгу «Жудши». Но человек он обаятельный. – Мура придвинула свой прибор.
– И где же тебя угораздило его встретить? – сурово вопросил профессор Муромцев.
– В Публичной библиотеке! – охотно ответила Мура. – Там я видела и библиотекаря Кайдалова. Голова у него забинтована, и он по-прежнему ничего не помнит.
– Как же, такое несчастье! Можно голову совсем потерять! – участливо заметила тетушка Полина.
– Я сегодня по пути из консерватории зашла в церковь и поставила свечку за упокой души Глеба Васильевича Тугарина. – Глаза Брунгильды увлажнились, она отложила надкушенный пирожок на тарелку. – Сегодня девять дней.
– Подумать только! Он был убит, когда ты лежала с сотрясением мозга в бадмаевском кабинете... Мурочка, ты поблагодарила доктора Бадмаева? – Елизавета Викентьевна с сочувствием смотрела на старшую дочь.
– Да какой он доктор! – с возмущением воскликнул Клим Кириллович. – Варит у себя во дворе на костре в чугунке какие-то травы, коренья и извлеченные из животных органы и потчует своим варевом легковерных!
– В «Петербургской газете» сообщали, что тибетский Далай-Лама открыл секрет целебного порошка Бадмаева, – это простой нюхательный табак. – Любящая тетушка Полина всегда вставала на сторону племянника.
– И теперь в медицине начнется поворот к табакеркам? – саркастически заметил Николай Николаевич, не признававший заслуг Бадмаева, и, взглянув на жену, решительно добавил:
– Чтобы познать тибетскую медицину, надо осмыслить ценности буддийского мира, осилить лингвистику, востоковедение, историю религии, наконец. Я в этих областях не специалист. И верить на слово не берусь. С шарлатанами не общаюсь! Я консерватор!
– "Петербургская газета" источник не авторитетный, готовы и наврать, – поддержал учителя Клим Кириллович. – Я не исключаю пользы народных средств, но любое лекарство требует тщательной научной проверки. Весь девятнадцатый век медицина безуспешно искала целительные средства против конкретных болезней, сейчас мы верим в лекарства симптоматические. В конце концов, боюсь, придется согласиться с установившимся мнением «Medica mente, non medicamentis» – «Лечи умом, а не лекарствами».
– Я, конечно, поблагодарила Петра Александровича. Как бы то ни было, милый Клим Кириллович, а именно в его кабинете на Литейном вы нашли Брунгильду, и ей помогли бадмаевские порошки. Ты не помнишь сестричка, тебя потчевали не шиже-том 179-м?
– Простите мне мое любопытство, – завертел в недоумении головой Ипполит Прынцаев, – я не понимаю о чем речь. Чтр случилось? Кого убили? Кто был у Бадмаева?
– Ах, дорогой Ипполит Сергеевич, – вздохнула Елизавета Викентьевна, – вы же ничего не знаете! Вы же не были у нас почти неделю!
– Да, – подтвердил Прынцаев, – сначала не мог вас навещать, пока Николай Николаевич болел, дневал и ночевал в лаборатории. Я и к вам-то зашел только разочек, после визита хлеботорговца Апышко. Замечательный человек! Меценат! Десять тысяч наличными отвалил на развитие химической науки! Если б не я, отказался бы Николай Николаевич, не взял бы.
– Разумеется, не взял бы, – буркнул профессор, – а то потом всю оставшуюся жизнь отрабатывал бы его дар – пек золотые блины...
– Проект рассчитан всего на полгода, – сказала примиряюще Полина Тихоновна, – а в мае юбилей Петербурга отпразднуем, и делом все смогут заняться. Как говорится, окончен бал, погасли свечи.
После того как Глаша унесла бульонные чашки и все приступили к телятине с грибным соусом, беседа продолжилась.
– Брунгильда Николаевна начала говорить о свечах, – напомнил Прынцаев, – а я ничего не понял.
– Милый Ипполит, это грустная история, – ответила ему Елизавета Викентьевна, – мы пережили тяжелые дни. После дня рождения, на следующий день, Брунгильда отправилась поблагодарить своего старого преподавателя за теплое поздравление. А по дороге вспомнила, что ее подруга Виргиния Арцруни – она учится по классу вокала – уезжает, и решила проводить ее на вокзал. Девушки проезжали по Литейному, когда кто-то бросил бомбу в городового. У Брунгильды случился шок. Несчастье произошло поблизости от кабинета Бадмаева, и Виргиния помогла Брунгильде добраться до кабинета, там работает подруга Виргинии, Лизочка Юзбашева. Виргиния надеялась, что Брунгильда скоро придет в себя, она очень спешила на поезд, не назвала ни наш адрес, ни телефон. Но из-за потрясения Брунгильда потеряла память. Нашел ее там Клим Кириллович. Спасибо вам, дорогой, мы вам так признательны. – Лицо Елизаветы Викентьевны, повернутое к доктору Коровкину, светилось счастьем.
Клим Кириллович поперхнулся, его честной натуре претила вынужденная ложь, но он уже не первый раз попадал из-за барышень Муромцевых в двусмысленные ситуации. Нелепую историю о Бадмаеве они сочинили с Брунгильдой по дороге из «Фортуны», в тот вечер ее услышала и Мура. Рассказывать о своих приключениях родителям Брунгильда категорически не хотела – стыдилась, что смогла усомниться хоть на минуту в том, что она не родная дочь Муромцевых. Она сильно волновалась и по поводу сорванного ею спектакля, но газетчикам, несколько дней смаковавшим скандал с антрепризой «Аполлон», имя таинственной незнакомки установить, к счастью, не удалось.
– Мы так беспокоились, так беспокоились, – подтвердила Полина Тихоновна. – Я обзвонила все больницы – нигде нет. У Николая Николаевича тогда-то сердечный приступ и случился. – И хвастливо добавила:
– Только Климушка догадался заехать в бадмаевский кабинет, видно с отчаяния, тибетскую-то медицину он не жалует.
– Все началось раньше, – уточнил профессор. – Сначала какой-то хулиган испортил нам своим звонком праздник. Потом другой идиот ошибся номером и нес какую-то ахинею. Потом третий хулиган прислал дурацкую записку о выкупе Брунгильды.
– О выкупе? – изумился Прынцаев. – И сколько же он требовал?
– Десять тысяч! – гордо ответила Мура. – Но после записки так и не появился. Конечно, следовало бы разыскать шутников и как следует их взгреть. – В голосе девушки послышались воинственные нотки. – Но нам так хотелось забыть этот кошмар! А чтобы папа не волновался, я разорвала на мелкие кусочки записку шантажиста-шутника и выбросила. А господин Апышко вовремя переключил внимание папы на свои меценатские идеи.
– Но почему же вы не пожаловались в полицию? – возмущенно подпрыгнул Прынцаев. – Надо было найти хулиганов, наказать их. Куда только смотрят наши доблестные сыщики!
– Вы так увлеклись освоением средств, полученных от господина Апышко, – усмехнулся профессор, – что верно газет вовсе не читали.
– Не читал, – признался ассистент. – Некогда, я пропустил даже чемпионат России по велосипедной езде на полторы версты.
– Вы не знаете самого интересного! – воскликнула Полина Тихоновна. – Наша петербургская полиция прогремела на весь мир! Кровожадный Рафик и его шайка схвачены следователем Вирховым, и теперь город может жить спокойно! Настоящий триумф России!
– Да? – виновато улыбнулся Прынцаев. – А кто такой Рафик?
– Ипполиту Сергеевичу некогда глупостями заниматься, он серьезный ученый, – с гордостью сказал профессор Муромцев И продолжил уже менее напыщенно:
– Хотя, признаюсь, я дрожал от ужаса, думая, что и Брунгильда могла стать жертвой этого бандита... Я бы этого не пережил – мой первенец, моя красавица, моя доченька.
Брунгильда смахнула слезу с шелковистых ресниц...
– А Татьяна Зонберг так и не оправилась после нападения в поезде, – сообщила Полина Тихоновна.
– Ее рана зажила, но душевное состояние оставляет желать лучшего. Впрочем, в последнем виновен отнюдь не преступник, – пояснил Клим Кириллович...
Закончив обед, вся компания переместилась в гостиную, и тетушка Полина взяла в руки «Санкт-Петербургские ведомости».
– Ипполит Сергеевич, я прочитаю вам маленькую заметку, из которой все станет ясно. Я оставила этот выпуск на память об успехе Карла Иваныча. Послушайте. Это много времени не займет.
И Полина Тихоновна с выражением прочла:
– "Вчера на заключительном заседании Международного конгресса криминалистов начальник Петербургского сыска В. Г. Филиппов сделал сенсационный доклад и предъявил заграничным специалистам по уголовному праву самого кровожадного преступника XX века – неуловимого Рафика.
Бандит сколотил шайку, действовавшую в Москве и Петербурге, а также на железных дорогах. Он грабил женщин и умертвлял их ударом ножа в грудь. Опасного преступника, рискуя жизнью, задержал в Воронинских банях следователь Адмиралтейской части г-н Вирхов. Он же предположил, что толчком к совершению преступлений были не только драгоценности, но и фильдеперсовые чулки, которые разъяряли преступника, что свидетельствует о явной патологии личности разбойника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40