Как если бы картину, нарисованную легким и изящным Моне, засадили в тяжелый с золотом багет. Пластическая операция, по-видимому. Итак, дверь открылась, и в ту же секунду, разделенные одним мгновением, прозвучали два выстрела, я ничего не успел сообразить, а только увидел, как рухнул в проеме двери Билл Райт, а среди нас на полу корчился…— Аптекарь?— Нет, Фред, не аптекарь, он сам растерялся не хуже моего. Корчился Рафаэль! А стрелял в него Мартенс! Я кричу ему: «Ты в своем уме?! Что ты наделал?!» А он: «Комиссар, вторым выстрелом этот негодяй убил бы вас…»— Ничего не понимаю! — воскликнул Честер.— А что тут понимать? В тот момент, правда, я тоже был потрясен до основания, а все же сообразил: Дорон! Он вновь обошел меня на повороте, он прекрасно знал, что я иду по следу, и нашел лучший способ борьбы со мной: перекупил у меня исполнителя! Не знаю только, на что рассчитывал Рафаэль, этот самоубийца, но, вероятно, сумма, полученная от Дорона или обещанная им, избавляла его от комплексов и от страха за свою жизнь. Он рискнул. И проиграл. Но я проиграл тоже! Так мы потеряли не только Билла Райта, третьего из шестерки, но и доверие к людям Гауснера и Фреза. Правда, в то же утро я позвонил из Даулинга обоим главарям мафий. Я сказал им по телефону открытым текстом: если меня продают ваши люди, я не гарантирую вам того, что обещал во время «подписания договора». В самом деле, какого черта я должен мириться с почти легальным существованием перевалочной базы наркотиков под носом у моих коллег в Даулинге? Почему я не могу передать этого квадратного резидента Жака Бантье в руки властей?— И что они?— Что! Вроде бы растерялись. Приносим, мол, извинения. Разберемся. Мы тут, мол, не виноваты: эксцесс исполнителя! — есть такой термин в юриспруденции. Грамотные! А Гауснер даже по телефону, как я понял, чувствовал себя недурно: как-никак, а племянница — жена президента!.. Но я что-то слишком разговорился. Читай дальше, Фред, там все написано.— Хорошо, читаю. Но тут нет ни слова о нашем профессоре, он далек от этих событий, как Сириус от Земли!— Ну и до Сириуса, быть может, когда-нибудь долетят! А вот избавимся ли мы когда-нибудь от доронов и гангстеров?.. Впрочем, все это философия. Читай дальше.«… Местонахождение Джона Валонте, Фредерика Греля и Аль Почино, — вернулся к дневнику Честер, — в течение следующих суток установить не удалось, хотя определенно не исключалось, что они в Даулинге: группы генерала Дорона не уезжали и продолжали свою деятельность, что и было главным аргументом для такого вывода. Но в середине второго дня пребывания в городе мы вдруг потеряли людей Дорона. Нам стало известно, что они в полном составе покинули отель…»— Вернулись домой? — спросил Честер.— Если бы! Единственное, что мне удалось установить, — что границу они не пересекли. Читай, читай!«… На блиц-совещании я высказал предположение, что люди Дорона остались в Даулинге, однако по отношению к нам перешли на нелегальное положение, чтобы из преследуемых стать преследующими…»— Не понял.— Объясню. Дорон, вероятно, посчитал мои шансы найти оставшуюся троицу большими, нежели свои, и предпочел ссадить меня со своего хвоста, чтобы сесть на хвост мне. Мы поменялись ролями. Если взять твою аналогию, я стал Ласкером, а Дорон — тем шахматистом, который повторял ходы гроссмейстера.— Стало быть, один ход ты теперь выигрывал?— В том случае, если бы имел шанс обнаружить цель! Но как?! Признаться, Фред, у меня даже возникла идея вообще прекратить поиск. При этом варианте сохранялись три жизни, если к тому времени их действительно было три. Но, отказавшись от поиска, я тоже ничего не получал! Что бы сделал на моем месте ты, дорогой Шерлок?— Я скорее доктор Ватсон, — улыбнулся Фред. — Но положение действительно скверное. Однако я не поверю, чтобы ты ничего не придумал.— Увы, ничего! Помог Его Величество Случай, при условии, конечно, что Случай помогает только тем, кто достоин его помощи.— Ты, как всегда, весьма скромен относительно своих способностей, Дэвид.— Не торопись с уничижительными выводами, Фред. Напомню тебе слова моего незабвенного Альфреда-дав-Купера: «Если вас что-то уводит от цели в сторону, прямо противоположную той, куда вы шли, идите как можно быстрее по новому маршруту, ибо это единственная возможность прийти к искомому, но с другой стороны!» Вот так, дорогой, я всего лишь прилежный ученик своего гениального учителя. А теперь читай дальше, а я сварю себе свежий кофе.Гард прошлепал на кухню, а Фред перевернул новую страницу дневника. Скоро по квартире разнесся вдохновляющий запах поджаренного кофе: комиссар использовал кубинский рецепт приготовления, предусматривающий предварительный подогрев и прокаливание кофейных зерен, после чего шла помолка, уж потом варка самого напитка.Фред тем временем читал:«… В течение ближайших после совещания четырех часов мы получили письмо от Джона Валонте. Он сам искал меня, решив, вероятно, что опасность, исходящая от Дорона, больше той, что исходит от полиции и официальных властей. В письме было сказано, что, узнав о моем пребывании в Даулинге, Валонте хотел бы со мной встретиться, но просил гарантий, без которых не намерен отдавать себя в мои руки. И предупреждал, что я сам искать его не должен, все равно дело это, мол, безнадежное. Гарантии он требовал относительно своих старых грехов; я, конечно, без колебаний готов был дать их, но более в письме ничего не было. Кроме одного: адреса, по которому мне надлежало в течение часа дать ответ. Главпочтамт, доска объявлений, третий сектор…»— Это его и сгубило, — сказал, входя в комнату с двумя чашечками кофе в руках, Гард. — Этот дурацкий «обратный адрес», хотя мы с Мартенсом сделали все, чтобы уберечь Валонте от гибели.— Как, и его?..— Увы. Я немедленно поместил ответ в третьем секторе на доске объявлений на Главпочтамте и расставил своих людей в зале, где только возможно. Кроме них, кажется, там вообще никого больше не было: я задействовал даже резерв в полном составе! Мы тщательно следили за каждым, кто подходил к доске объявлений, и узнали Валонте только по тому, что он вдруг рухнул замертво возле злосчастного третьего сектора. Пуля была послана из бесшумного пистолета с расстояния примерно тридцати метров. Кем? Откуда? И как убийца вычленил Джона Валонте? Всего этого я не знаю, и даже не догадываюсь до сих пор. Представляешь, глубокий старик с шаркающей походкой, седой, лысый, с беззубым ртом, — он здорово загримировался для своих тридцати шести лет, этот Валонте! Не помогло. Тот шахматист, отставая на один темп, все же выиграл у Ласкера партию…— Непостижимо!— Не то слово, Фред! Я чувствовал себя так, словно меня элементарным образом обокрал начинающий мелкий воришка! Словно меня завалили на экзамене по любимому предмету, в котором я разбирался лучше экзаменатора, причем завалили самым примитивным вопросом! Словно у меня увели любимую женщину прямо со свадьбы, в подвенечном наряде, и сделал это урод, бездарь, глупец, не годящийся мне в подметки! И она пошла за ним, потому что каким-то странным образом прозрела и вдруг поняла, что бездарь как раз я!— Стоит ли так уничижаться? — сказал Честер. — Возьми себя в руки, Дэвид, успокойся, тем более что в конечном итоге на коне оказался все же ты…— Во-первых, очень дорогой ценой. Во-вторых, еще неизвестно, оказался ли, — горько возразил комиссар. — Да, не забыть: при осмотре трупа мы обнаружили на запястье, вот в этом месте, татуировку, содержащую две буквы, исполненные в виде монограммы: «БР». Знаешь, есть татуировки как бы «штучные», исполняемые ручным образом, а эта — как печать, была поставлена одним нажатием. Две буквы сиреневого цвета, с виньетками и красивостями, как у провинциального пижона. Эта метка мне уже была знакома, она неизменно оказывалась у тех, кто погиб, скажем, в «автомобильной аварии», и кого, соответственно, не могли «подретушировать». Но впервые я увидел ее раньше, гораздо раньше! Именно эти две буквы присутствовали в пасьянсах несчастного Барроу…— Клеймо?— Само собой разумеется! Клеймо, каким метят скот… Но смысл этих двух букв ускользал от моего понимания, хотя ответ был так близок и, можно сказать, осязаем.— Осязаем? Что это значит?— Тебе никогда не написать приличного детективного романа, Честер. Ты торопишься к результату, а он должен по всем законам жанра, словно горизонт, удаляться по мере приближения к нему — вот так.Гард замолчал и оглянулся на экран телевизора, где вместо одной красотки в полной тишине пела и двигалась уже целая группа одинаково одетых, одинаково улыбающихся и совершенно одинакового роста девиц, имеющих одинаковое выражение лиц, словно все они были сделаны по одному шаблону одной мамой, одним папой и одним парикмахером. А может быть, просто клонированы генно-инженерным способом…Кофе определенно получился, Гард умеренно подсолил его по тому же кубинскому рецепту, что придало напитку изыск, хотя Честер и не был гурманом. Сделав глоток, он слегка поморщился и вдруг сказал:— Дэвид, тебе пора иметь в доме хозяйку.— Разве пересолил? — улыбнулся Гард. — Нет, уж лучше иметь исправную кофеварку, старина! И вообще, брось эти разговоры, они в пользу бедных. Достаточно твоего примера, чтобы отбить охоту даже не у такого закоренелого женоненавистника, как я, а у молодого, полного сил павлина, жаждущего семейной жизни. Который час? Три? К пяти нам следует быть в подземной тюрьме управления, в девять утра повидаться с Рольфом Бейли. Скоро пресс-конференция, ты не забыл?— В тюрьму?! Это еще зачем?— Увидишь. Небольшой сюрприз. Еще одна мистификация, Фред. И не опоздать бы к Ролу, я не хочу, чтобы он ждал, ему сейчас нелегко. Мы пьем кофе, а он дует сигарету за сигаретой и размышляет о смысле жизни. Сегодняшняя ночь у него, бедняги, бессонная. Но главную помощь от тебя я жду на пресс-конференции, она будет во Дворце правосудия, все газеты должны быть оповещены часа за два. И телевидение. Непременно телевидение! Пусть все будет живьем! Если хочешь, Фред, плюнь на дневник, я доскажу тебе своими словами.— Нет, так интереснее. С комментарием.— Ты еще ищешь во всем этом «интерес»? Эта история полна печали и человеческой трагедии, а ты…— Уймись, Дэвид. Ты забываешь, что я не сторонний наблюдатель, а некоторым образом участник событий.— Ты имеешь в виду покупку «приключения» с гарантией? Детский лепет в сравнении с тем, что выпало на долю бывших гангстеров, ставших клиентами фирмы не по своей воле. Неужели не понимаешь?— Нет, Дэвид, понимаю, но… Я еще не убежден до конца в твоей правоте, если иметь в виду возможную правоту Рольфа, которого еще нужно выслушать!— Тогда ты такой же мерзавец, как он!— Я?! Благодарю. Удружил, ничего не скажешь… И как просто ты выносишь приговор! Достаточно с тобой не согласиться — и получай: подонок! Как будто в жизни все однозначно! Но ты не утруждаешь себя размышлениями. Не хочешь утруждать. Для тебя черное — черное, а белое — белое. Увы, Дэвид, даже у тех людей, которые поступают вопреки нашему с тобой желанию и нашим с тобой принципам, есть своя правда. Есть, есть, есть, ты не можешь этого не признавать, как и того, что отсюда и происходят все истинные сложности в жизни! Вспомни Коран: «Все будет так, как должно быть, даже если будет наоборот!» Наоборот, Дэвид! — это еще не значит, что «плохо», а значит, что — не так, вопреки, по другим законам, выведенным из других условий жизни и других «правд»! Не зря мудрецы говорили, что истину надо искать не у разума, а у абсурда!— Посмотрите-ка на этого доморощенного философа — всепрощенца, готового даже преступление оправдать какими-то эфемерными «правдами» жизни! Ты их видел, эти «правды»? Щупал? Нюхал? Или они существуют лишь в твоем воспаленном воображении? Ты меня Кораном, а я тебя — Ларошфуко: «С великими страстями обстоит так же, как с привидениями: все о них говорят, никто их не видел». Твои «правды» тоже!Они помолчали, надувшись и громко сопя. Первым взял себя в руки Гард:— Ладно, — сказал он, — черт с тобой, мы не на предвыборном митинге и не на философском диспуте, посвященном социально-психологическим причинам преступности. Пей кофе, смотри телевизор и читай дневник. Возможно, твои мозги устроены иначе, чем мои, но мы ведь не зря с тобой дружим так много лет. Какое-то общее представление о добре и зле у нас, надеюсь, должно быть?Гард повалился на диван так, что тот застонал, и мрачно уставился в потолок. Честер хотел было оторвать друга от тяжких, как ему казалось, размышлений, но передумал и повернул очередную страницу блокнота:«… После смерти Валонте мы находились в ожидании неизбежного: гибели оставшихся Фредерика Греля и Аль Почино. Их конец был как бы запрограммирован самим ходом событий и казался мне напрямую зависящим от моей активности: чем более я активничал, тем меньше шансов у них было. На новом совещании с моими сотрудниками я предложил резко изменить тактику…»— Что значит «изменить тактику»? — спросил Честер.— Там написано, — вяло ответил Гард. — Я решил: все! Хватит! Никаких погонь и преследований! Я и все мои люди должны выключиться из работы, лечь на дно и замереть. Иначе мы потеряем последнее, что пока имеем: двух клиентов «Фирмы Приключений».— Ну?— Что «ну»? Это же не означало отказа от борьбы… На новые рельсы!— Подкуп? Шантаж? Телепатия? Звонок Господу Богу?— Я бы и на это пошел, если бы знал телефон небесной канцелярии… Увы, Фред, мне было известно только, что я не должен делать, а что должен — кромешная тьма! И тут, представь себе, ко мне является в отель некий господин весьма подозрительного вида и говорит, что прислан Гауснером. На ловца и зверь бежит! «Мне, — сказал он, — доподлинно известно, что вы — комиссар Гард, а для того, чтобы вы не сомневались, что я от Христофора Гауснера, прошу вас, введите меня в курс дела „. Ты знаешь, как я люблю все эти игры в пароли и отзывы, но я ответил в точном соответствии с ранее достигнутым соглашением, чтобы у него действительно не было сомнений в том, что я — это я:“Много будете знать, скоро состаритесь» .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38