Наступило молчание.
— Я пойду в разведку, — сказал Эдик.
— Осторожно, — предупредил Иван. — Смотри, мы будем ждать.
Докурил цигарку Федор.
— Слушай, — тихо сказал он, — если Могилев в кольце, то чем вы с Эдиком поможете?
— Там Устин Адамович с ребятами подумают, что мы струсили, — твердо сказал Иван. — Чем сумеем, тем поможем.
— Ну, смотри. Вернулся Эдик.
— Мы возле Гребенева. Тут хаты стоят недалеко от леса. Я ведь сюда по грибы ездил и как-то сразу не узнал.
— Пошли, ребята, — скомандовал Иван и взял на спину Федора. — Постучимся в первую хату. Люди свои...
Они долго стучали в окошко маленькой, покосившейся от времени хаты. Никто не откликался. Эдик прилип носом к стеклу, приложил ладонь, чтобы не отсвечивало, и заключил:
— В хате никого нет.
В это время откуда-то с огородов появилась девушка. В большом платке, телогрейке, в новых мальчуковых ботинках.
— А мы сидим в яме на огородах, — виновато улыбнулась она. — И ничего не слышим. — Она посмотрелана ребят и тихо ойкнула: — Да вы раненые...
— Нет, — сказал Эдик, — только один, — он кивнул в сторону Федора.
— Да что же мы стоим, заходите скорей в хату, — заторопилась девушка. — А мы сидим в яме и ничего не слышим. Такой бой был, такой бой, а теперь перекинулся на Луполово. Да вы располагайтесь. А товарища Осмоловского положите вот сюда. Я ему перевязку сделаю.
Ребята опешили. Здесь, в этой покосившейся хатенке, в которую привел их случай, они никак не ожидали найти знакомых.
— Откуда вы меня знаете? — спросил Федор, пока девушка нарезала куски чистого холста.
— А кто же вас не знает в институте? — улыбнулась она. — Вы ж секретарь комитета... — Девушка сняла платок, телогрейку и сразу переменилась — невысокая, худенькая, она ловко орудовала ножницами, снимая порванные окровавленные майки с ноги Федора.
— Так вы наша студентка? — искренне удивился Эдик.
— Свойство поэтов всему удивляться... Так, кажется, говорил на лекциях Устин Адамович.
— Как же вас зовут? — спросил Иван.
— Нина. А что? — спросила девушка.
— Дело в том, что Федора мы не сможем взять с собой в Могилев.
— Хлопцы, не ходите туда... — подняла умоляющие глаза Нина.
— Нельзя, — твердо сказал Иван.
— Пропадете там, честное слово, пропадете, — почти заплакала Нина. — Говорят, бои идут на улицах города. Ну зачем умирать раньше времени?
— А кто знает это время? — сказал Эдик, — Там наши друзья.
— Они правы... Нина, — тихо сказал Федор, — Сейчас там каждый боец на учете.
— Будем говорить в открытую. — Иван встал и прошелся по неровному полу. — Мы хотели оставить у вас Федора.
— Пожалуйста, — зарделась Нина. — Мама не будет против.
— Но сюда могут прийти фашисты.
— Об этом не беспокойтесь. Спрячу все — и комсомольский билет и оружие.
— Спасибо вам. Ну, мы пойдем, Эдик.
— Прощайте, хлопцы... — дрогнувшим голосом сказал Федор. Глаза его стали грустными и влажными.
— Мы придем за тобой. Обязательно... — пообещал Эдик. Он подошел к кровати, на которой лежал Федор, пожал ему руку и вдруг сказал: — Союз.
Иван положил свою руку на руки Федора и Эдика!
— Союз.
Нина стояла в стороне, смотрела на это странное расставание и плакала. Где ей было понять, что так клялись в дружбе ребята с Ульяновской улицы.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая
ОНИ НЕ ПРОЙДУТ
По кустарникам и оврагам Нина проводила друзей до опушки леса. Где-то впереди, то вспыхивая, то угасая, гремел бой, а здесь, на опушке, было покойно и солнечно. Только свежие воронки от взрывов да стрелковые ячейки, осыпавшиеся под гусеницами танков, напоминали о том, что покой этот обманчивый и тревожный.
Остановились у толстой суковатой сосны, рассеченной снарядом. Янтарные прозрачные капельки смолы проступили по краям глубокой розовеющей раны.
Видя, что ребята твердо решили пробираться в Могилев, Нина не отговаривала, а только вздыхала:
— Ничего вы вдвоем не сделаете... только погибнете зря...
Иван протянул девушке руку:
— До свидания.
— Будет ли оно? — опять вздохнула Нина.
— Будет, обязательно будет, вот увидите... — Иван говорил так убежденно, что Эдик поднял на него свои густые кустистые брови.
— Ладно, — сказала Нина. — А за Федора не беспокойтесь. Все будет в порядке.
Они стояли на опушке и смотрели вслед уходящей девушке. Тоненькая, хрупкая, в больших мальчуковых ботинках, она казалась подростком. Раза два, появившись на гребне оврага, Нина прощально помахала ребятам рукою, а потом исчезла.
— Днем не пробьемся, — задумчиво сказала Эдик, и, словно в подтверждение его слов, совсем рядом ударили орудия. Земля под ногами вздрогнула.
— По городу, — тихо сказал Иван. — Идем. Поищем укрытие.
В каких-нибудь десяти шагах от опушки они обнаружили полуразвалившийся блиндаж. Вход засыпало землей, а сбоку бревна были разворочены прямым попаданием снаряда.
Эдик протиснулся между бревнами и упал на песчаное дно.
— Осторожно, — предупредил он Ивана. — Здесь глубоко.
С помощью Эдика Иван спустился в блиндаж. Они сели и осмотрелись. Вокруг валялись стреляные гильзы, обрывки бумаги и одежды, а в самом углу топорщилась видавшая виды шинель, из-под которой торчал солдатский сапог.
— Кто тут? — громко спросил Иван и щелкнул затвором винтовки.
Никто не ответил. Ребята прислушались. Из угла доносилось частое прерывистое дыхание.
Иван пополз в угол и отвернул шинель. Поджав под себя перевязанную ремнем ногу, на песке лежал молодой парень в форме младшего лейтенанта Красной Армии.
Иван тронул парня за плечо. Тот открыл глаза, с трудом повернулся, и в руке его сверкнул пистолет.
— Вы кто? — хрипло спросил младший лейтенант. — Свои мы, — успокоил его Иван.
— Кто — свои?
— Ополченцы из Могилева.
Младший лейтенант опустил пистолет и закрыл глаза. — Бежите?
— Нет. Возвращаемся в город.
— Правильно, — тихо сказал младший лейтенант. Ребята вновь услышали его прерывистое дыхание.
— Идемте с нами, — предложил Иван.
Младший лейтенант открыл глаза и слабо улыбнулся.
— Рад бы в рай... — проговорил он и кивнул на потемневшую от крови скомканную штанину, перевязанную ремнем. — Я ведь без ноги, ребята...
— Как без ноги? — удивился Эдик.
— Отбило миной во время ночного боя. Я вот и заполз сюда...
В блиндаже наступило тягостное молчание.
— Мы вам поможем, — горячо заговорил Иван. — Тут недалеко деревушка. Там у нас одна знакомая...
— Спасибо... — прохрипел младший лейтенант. — Спасибо, ребята. Поздно...
— Мы вас занесем, честное слово, — не успокаивался Иван. — Вдвоем с другом...
— Не надо... Мне уже немного осталось... Лучше я вам помогу... Только слушайте внимательно... Пробираться надо возле аэродрома на Луполове. Там у них кухни и разные тыловые части. А за мост каждую ночь бои... — Младший лейтенант снова замолчал и дышал часто и прерывисто.
— Вы отдохните, — попросил Эдик. — До ночи еще далеко.
— Я не доживу до ночи... — сказал младший лейтенант просто, как говорят о повседневных обыденных вещах. — Вы должны знать, что передний край проходит по западным окраинам города... Со стороны Бобруйского шоссе — вдоль поселка шелковой фабрики, со стороны Минского — у деревни Пашково, со стороны Шклова — у детской коммуны и товарной станции...
— А на Луполове? — спросила Иван, — На Луполове есть наши? — Нет... — вздохнул младший лейтенант.
И снова в блиндаже наступило тягостное молчание. Раненый закрыл глаза и как будто задремал.
— Мама! — неожиданно позвал младший лейтенант. — Открой, пожалуйста, окно. Душно...
— Бредит, — прошептал Иван. — Давай положим его повыше... — Они осторожно приподняли белокурую голову младшего лейтенанта и подложили вчетверо сложенную шинель.
— Пулемет с правого фланга!... Бей их, ребята... бей... — заметался младший лейтенант и снова затих. Только грудь его вздымалась часто-часто. Почерневшие губы полуоткрылись, обнажив ослепительно белый ряд зубов.
Эдик сидел, прислонившись к плечу Ивана, и молчал. Все его мысли были там, за Днепром, где их ждали студенты, где ждала Maрия. Что с ними сейчас, в эту минуту? Эдик не мог себе представить, что противотанковые рвы, па которых работали десятки тысяч людей, сегодня уже никого не защищают, что гитлеровцы на товарной станции, а там мама, брат Митя, Светлана Ильинична, Григорий Саввич, Сергей и Вера. Нет, надо во что бы то ни стало туда, к друзьям, к любимым, и будь что будет... Зато рядом со всеми, вместе со всеми... Он почувствовал, как Иван легонько толкнул его.
— Умер, — прошептал Иван.
И только теперь Эдик услышал гнетущую тишину в блиндаже. Она была особой, не такой, как раньше, напряженной до звона в ушах. Младший лейтенант лежал неподвижно, полуоткрыв рот, запрокинув голову.
— Умер, — повторил Иван, подошел к младшему лейтенанту, взял из его руки пистолет, положил в карман, легонько вытянул шинель из-под головы и накрыл ею покойного.
— Уйдем отсюда, — сказал Эдик. — Страшно? — спросил Иван.
— Нет, просто не хочется...
В это время снова начала бить артиллерия. Методично, точно соблюдая интервалы. Так вколачивают в землю сваи тяжеленной металлической бабой.
— Лучшего места не найдешь, — тоскливо сказал Иван. — Скоро начнет смеркаться.
Долго сидели молча. Потом Эдик достал из кармана
измятую папироску, закурил. Иван покосился на него. Эдик затянулся раз, второй, протянул окурок Ивану.
— Слушай, Ваня, — прошептал Эдик. — Значит, мы напрасно копали эти проклятые противотанковые рвы?
— Ничего не напрасно, — ответил Иван. — Ты же сам видел под Буйничами, что не напрасно. Правда, это не спасение от бед, но все-таки...
— Что ты успокаиваешь и меня и себя... — шептал Эдик. — Не рвами и не реками их надо останавливать. Пушками, танками и таким огнем, чтобы от него железо горело.
— Уже не веришь, что под Могилевом их остановят? — тоже шепотом спросил Иван.
— Не верю, — задумчиво ответил Эдик.
— Все вы, поэты, люди настроения... — с раздражением прошептал Иван. — Ты посмотри, сколько времени держимся. А они вынуждены топтаться на месте, бросать под Могилев все новые силы. Ты понимаешь, что это значит?
— Допустим.
— Не понимаешь. Иначе не махнул бы рукой на родной город.
— Не городи чепухи, — обиделся Эдик. — При чем тут родной город? Я думал, я был уверен, что на Днепре все решится. К этому готовились, на это рассчитывали. Я думал...
— И думай, — перебил его Иван. — Еще неизвестно, как повернутся события. Может, к окруженному Могилеву уже спешит помощь.
— Может... — неопределенно произнес Эдик и замолчал.
В сумерках, ребята покинули блиндаж и вышли в редкий сосонник, слабо освещаемый заревом далекого пожара. Над Луполовом взлетали ракеты и трассирующие пули. В багрянце неба, нервозных вспышках прожекторов, гуле машин и тягачей было что-то зловещее.
Осторожно минуя дороги и улицы, ребята направились в сторону аэродрома, где, по словам младшего лейтенанта, можно было проскользнуть к Днепру. Где перебежками, а где ползком Иван с Эдиком пересекли Луполово и чуть не напоролись на группу гитлеровцев, расположившихся на травянистом поле аэродрома. Ребята замерли, слившись с землей. Гитлеровцы разговаривали негромко, иногда раздавался заливчатый смех.
— О чем они? — шепнул в ухо Эдику Иван.
— А черт их знает... — так же тихо ответил Эдик. — Стыдно. Семь лет учили немецкий — и ни в зуб.
— Не скажи, — съязвил Иван. — А парцицип цвай, а имперфект? Геноссе Стасевич, гее ан ди тафель...
— Тише... — Эдик схватил Ивана за рукав. — Слышишь?
С востока нарастал могучий гул моторов. По ровному сильному звуку ребята сразу отличили — шли советские самолеты.
— Ну, что? — горячо зашептал Иван. — Я тебе говорил, что еще ничего неизвестно, что к Могилеву подойдет помощь.
— Давайте, давайте, родные... — звал их тихонько Эдик, и самолеты, словно услышав его, загудели над Луполовом.
По небу зашарили прожекторы, и ударили зенитки. Самолеты не меняли курса. Прямо над аэродромом один из них повесил яркий большой «фонарь». Ребята услышали истошные крики и команды. К улицам и дорогам, ведущим за город, рванулись машины и повозки. Рев моторов, стрельба зениток — все слилось в сплошной гул.
Солдат, на которых напоролись Иван с Эдиком, как ветром сдуло с аэродрома. В это время со стороны деревянного моста через Днепр послышалась яростная стрельба.
Иван молча вскочил с земли и рванулся вперед. Эдик едва поспевал за ним.
— На мост? — крикнул на бегу Ивану.
— Сумасшедший! К Днепру, пока тут заваруха!
Но «заваруха» быстро кончилась. Самолеты сбрасывали не бомбы, а груз. Уже на берегу Иван, удивленный, остановился и плюнул от злости:
— Кому сбрасывают, фашистам?
— Думаю, что Луполово еще наше.
— Думаю... а рация зачем?
От моста стрельба перекинулась на Луполово. Очевидно, паши хотели отбить у врага предназначенный для них груз.
— Может, повернем? — спросил Эдик.
— Нет, мы им не подмога. Быстрее на ту сторону!
Ребята вошли в холодную с темно-багровым отсветом воду. Течение сразу подхватило обоих и понесло в сторону моста. Плыть было трудно — мешали винтовки, но Иван оказался ловчее — он был уже на середине, а Эдик все никак не мог приноровиться грести одной рукой. А тут еще эта одежда. Она отяжелела и тянула вниз.
Иван раза два повернулся и, как показалось Эдику, призывно махнул винтовкой. Эдик не ответил — он и так старался изо всех сил. А бой с Луполова снова перекинулся к мосту. «Не удалось нашим пробиться к грузу, — подумал Эдик. — А там, наверное, боеприпасы».
Когда Иван подплывал к левому берегу, оттуда послышалось несколько выстрелов.
— Свои! Не стреляйте! Свои! — закричал Иван, размахивая над головой винтовкой. Он шел по мелководью, все время оборачиваясь в ожидании Эдика...
Узнав, что друзья не вернулись из Чаус, а гитлеровцы уже подошли к Луполову, Сергей решил немедленно вернуться в свой истребительный батальон. Вера поменяла повязку на затянувшейся ране и залепила ее пластырем. Мать собирала в узелки и обшивала клеенкой книги, которые собиралась зарыть на огороде, и впавшими тоскливыми глазами смотрела па сына и невестку.
Сели перед дорогой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56