Держи! И знай, победа скоро придет, завоюем. И батя твой вернется, и дядья вернутся. Держи!
У меня на потной ладошке спелым вишеньем отливала новенькая красная звезда. Не крашеная, какую принес Захар Бателенок племяннику Санку, а покрытая красным стеклом. Прямо как орден, какой алел на правой стороне груди у командира.
- Спасибо... - застыдился я, а командир погладил мою голову твердой ладонью, распрямился и громко огласил:
- По-о ваго-о-нам!
Базар снова опустел, солдаты без толчеи покинули его и побежали к эшелону. Знакомый чубатый сибиряк сдернул пилотку и помахал нам:
- До встречи, папаша! Смотри, доживи и тальянку сохрани. Бабушку свою береги-и-и!
...За мостом мы снова спустились к реке. Теперь я озирался на тальники, боялся за звезду. Вдруг городские видели, как мне дал ее командир, и надумают отобрать? И бабушка была не спокойна и не разговорчива. Она ополоснула водой ноги, присела на траву и повернулась на запад, куда ушел эшелон с солдатами. Наверно, вспомнила старика с тальянкой. Уж если она не слыхивала такой игры и голосистой гармони, то я и подавно.
К вечеру мы пришагали с бабушкой домой, где на заулке у ее ограды лежала корова Зорька и бульдожка Джек, а на заплоте* мяукала сивая кошка Машка. Лукия Григорьевна посветлела лицом и тихо вздохнула:
- Гли-ко, Васько, все животины в сборе, ждут-пождут хозяйку...
Ночью бабушке долго не спалось, она ворочалась, и скрипели полатницы. А я в изголовье положил красную звезду, и впервые тревожили меня взрослые сны.
_______________
* З а п л о т - забор.
КРАСНАЯ ЗВЕЗДА
Утром ко мне прибежал Ванька Парасковьин, и мы пошли в пустой дом Николая Мастеровых, еще до войны уехавшего в город. Он стоит сразу же за бабушкиной черемухой, и она называет его нашей сборней - местом сбора всей ватаги дружков-приятелей. Ребятам не терпелось узнать, как мы сходили с бабушкой в Далматово и что там я увидал. Однако красная звезда пошла по рукам, и разговор начался совсем о другом. Ванька Фып долго не задержал ее на своей ладони:
- Наш тятя вот-вот придет из госпиталя и не одну, а целую горсть звезд привезет мне!
- Хвастай, хвастай! - рассердился Володька Мальгин, забирая у Ваньки звезду.
- Ух баская! - вырвалось у Вовки Барыкина. - Интересно, как она окрашена?
Вовка колупнул ногтем алую эмаль, но на звезде не осталось и царапинки:
- Крепкая, ее и немецкая пуля не возьмет!
Дольше всех держал звезду эвакуированный Миша Вербицкий.
- Мой папа всегда носил такую звезду, - вздохнул Миша. - А за войну с белофиннами он получил орден Красной Звезды.
- Тогда пусть звезда и будет орденом, а? - подхватил Осяга.
- Она ж на всех одна, нас во-он сколько! - жалобно протянул Ванька Парасковьин.
- Заслужишь - наградим, правда, ребята?! - серьезно сказал Миша Вербицкий.
- Чем ее заслужишь? Где они, враги, в Юровке? - загрустил Ванька, и нам всем стало смешно.
Ванька самодельного поджигателя боится, а из чего бы он фашистов начал стрелять? Наган ему не удержать, а винтовка раза в три длиннее Ваньки.
- Чо смеетесь? - обиделся Ванька и чуть не разревелся. - Думаете, я боюсь немцев? Как в баню ночью за лампой надо, так Ванька беги, а тут и смешно...
- Ладно, ладно, Ваньша! Немцев немало пожгли нашими склянками. Со всей Юровки собрали бутылки на фронт, - вспомнил Осяга.
Что верно, то верно! В первую военную зиму мы с ребятами после уроков до потемок бегали по деревне, заставляли стариков и старух шарить в подпольях и чуланах, старались как можно больше сдать бутылок под горючую смесь - поджигать ею вражеские танки. Мороз к вечеру зверел, рвал с треском и звоном на улицах землю, и мы пугались за посуду в коробке на санках. Бутылки на стуже белели изнутри, и стекло становилось хрупким... Все подряд мы ознобились, приходили в школу с распухшими ушами и черными пятнами на лицах. Спасали гусиным жиром себя и учителей...
Теплая и потная звезда вернулась ко мне, только уже не была она больше моей: теперь звезда общая, и не просто звезда, а орден! А за что и кого награждать - это пока мы не решили.
Домашней работы ни у кого не нашлось, и Осяга повел нас купаться на Мальгин пруд. Маленькое озеро густо зацвело зеленью, а пруд в логу перед речкой Крутишкой всегда чистый, донные ключи не дают застояться воде. Одно боязно мне: чуть нырнешь поглубже, и студеная вода сводит судорогой ноги, накатываются на бедрах под кожей тугие шишки с кулак, да до того больно сгибаются ноги против моей воли. Говорят, будто матросы тычут в них иголкой или булавкой и судорога отпускает. А где взять их? У мамы каждая иголка на счету.
Конотоповым заулком сбежали на Подгорновскую улицу, а там налево за домом Анисьи Мальгиной и пруд. Первым изладил плотину еще дед ее мужа Ефима, а после запруду подправляли всем околотком. Но пруд так и зовется Мальгиным. "У всего должно быть имя, Васько!" - заметила бабушка, когда я удивился, что даже таловый куст в пашне у Трохалевского болота она назвала при мне Оськиным кустом...
На бегу мы сняли рубахи, а при спуске с берега скинули и штаны. Осяга бултыхнулся с плотика, следом - Володька Мальгин, а там, брызги по сторонам, попрыгали один за другим и все остальные. Ванька Фып увязался за Мишей Вербицким, забыл, что ли, где тот научился плавать. Не на пруду или на Маленьком озерке, а на реке Днепр!
Миша саженками пересек пруд и поплыл обратно, а Ванька по-собачьи пурхался еще на середке. Вдруг он начал часто уходить с головой под воду, хотел что-то крикнуть и не успел - захлебнулся и скрылся под водой.
- Фып-то пузыри пустил! - весело закричал про своего сродного брата Ванька Парасковьин. Плавать он пока не умел и потому брызгался у берега да возле плотика.
- Какие пузыри? Ребята, Ванька взаправду утонул! - ахнул Осяга и ринулся на середину пруда.
С перепугу никто не заметил, когда исчез под водой и Миша Вербицкий. А как спохватились - вовсе заголосили. Но Миша неожиданно всплыл около Осяги, и тот хватанул воды ртом, заикаясь еле прохрипел:
- В-В-Ванька-то где?!
Миша приподнял правую руку, и под водой показалась голова Фыпа. Вдвоем с Осягой они быстро дотащили Ваньку до мели, а на сушу вынесли на руках. Как нас учили в школе, так мы и стали трясти Ваньку, растирать грудь и делать ему дыхание. Наконец он разжал зубы и заблевал одной водой.
- Живой, живой! - завопил Ванька Парасковьин.
- Без тя видим, что живой! - прикрикнул на него Осяга. - Ты-то хоть, окурок, не лезь на глубь, тебя искать в пруду - все одно, что иголку в сене. Добро, хоть Миша рядом очутился, а то бы и не видать Ваньше своего тятю.
Солнышко палило немилосердно, а нас била дрожь, все никак не проходил испуг за дружка. А он враз заревел и слез пустил не меньше, чем воды из брюха. Мы не уговаривали его, пущай проревется.
- Васька, давай звезду, - шепнул мне Осяга, и я живо подскочил к своей одежде, вытащил из кармана красную звезду и протянул ее Осяге.
- Ребята! - голос у Осяги зазвенел, и Ванька Фып перестал всхлипывать. - За спасение человека Мишу награждаем орденом Красной Звезды! Носи, Миша, всегда его на рубахе!
- За что? Зачем меня, да что я сделал?! - растерялся Миша и покраснел.
Но Осяга уже ловко проколол усиками его рубаху и накрепко пригнул их на левой стороне.
...Наверное, Миша сберег бы звезду-награду на всю жизнь, будь у него больше рубах. Со звездой поехал он вывозить сено кузнецу Петру Степановичу, у которого жили они всей семьей с первого дня приезда в Юровку. То ли он худо затянул воз бастрыком, то ли ложбинка виновата телега накренилась, и сено повалилось на кусты боярки. Миша пробовал удержать воз вилами, а они сломались, и его завалило самого. Пока выбирался из-под сена, бояркой изорвал рубаху, и потерялась где-то звезда.
- Лучше бы ты ее, Вася, дома берег в шкапчике, цела бы звезда была...
Недолго пришлось печалиться Мише. Как-то у сельсовета остановился грузовик с двумя военными, командиром и солдатом. Командир пошел в сельсовет и оттуда вернулся вместе с новым председателем, Максимом Яковлевичем - инвалидом фронта.
Мы прибежали с Ванькой Парасковьиным посмотреть машину и узнали, почему на ней из Далматово приехали военные. Оказалось, они прибыли за семьей Вербицких.
- Вы, товарищ капитан, не ошиблись? Мне сказывали, что муж Вербицкой пропал без вести в самом начале войны, - переспросил председатель.
- Никак нет! - отчеканил военный. - Все точно сообщили полковнику. Москва разыскивала его семью. Долго искали, война...
- Мда, - покачал головой Максим Яковлевич. - Много народу растрясла она по стране, найди-ко друг друга! Мы с братом рядышком были, в одном бою участвовали и не встретились. В госпитале из письма узнал, где он воюет, там меня из строя и вывело. Да что вам рассказывать, вы не меньше моего повидали. А я покажу вам, где Вербицкие живут, совсем тут близко.
- Не надо, товарищ председатель. Вон хлопцев прихватим, чай, знают Вербицких. - Капитан кивнул на нас.
- Знаем! - опередил меня Ванька.
- Коли так, марш в кузов! - протянул он нам сверху руки.
Командир подсобил, и мы с Ванькой очутились в грузовике. Жаль, больно близко дом Петра Степановича! Всего-то и прокатились заулком к озеру, а тут направо с края и квартира Вербицких. Все, кроме Миши, были дома, а он помогал дедушке Петру в кузнице, и мы с Ванькой бросились за ним.
На следующий день Вербицкие уезжали из Юровки. Марина Казимировна раздаривала гостинцы мужа, с плачем прощалась со всеми, кто пришел провожать.
- Не поминай лихом, Марина Казимировна, - вздыхал Петро Степанович, а бабушка Степанида перекрестила всех Вербицких:
- Дай бог вам счастья! С муженьком-отцом увидаться. Раз нашелся он и вас нашел, то и жить вам вместе долго да в благополучии.
Миша, как взрослый, пожал нам руки, а потом он о чем-то зашептался с капитаном.
- Не велика беда, Михаил! - засмеялся командир и расстегнул полевую сумку. Порылся в ней и что-то подал Мише.
- Вася! - протянул Миша руку, и губы у него задрожали. - Вот папина звезда, бери ее на память. Правда, не новая, эмаль потрескалась, зато она боевая! Бери, Вася, и от папы и от меня!
- Нет, нет! - отпрянул я. - Ты что, Миша, выдумал?
- Бери, паренек! - наклонился ко мне капитан. - Звезда не простая, ее наш полковник носил. И береги! Счастливая она. Потому и зовется Красная Звезда!
СОЛОМЕИНЫ ГОЛУБИ
- А Ванька-то Пестов голубков развел! - удивленно шепнул нам с братом Осяга, когда мы от школы потянулись нестройной цепочкой на прополку пшеницы в первой бригаде нашего колхоза.
- Где он их взял? - громко спросил я и получил тычки в бока сразу от брата и дружка.
- Тише ты, разорался! - зашипел Кольша, озираясь на ребят: а вдруг да подслушивает кто?
Можно бы потерпеть до поля на Штату, где мы школой второй день дергали занозистый и жилисто-крепкий осот, а Осяга не удержал в себе новость, и сейчас уж нам не успокоиться все равно. Мы отстали и начали пытать дружка, будто он сам завел дома голубей. Не верилось, что рыжий Ванька где-то смог достать голубят.
До войны голубей на чердаке каменной часовни напротив школы водилось столько, что когда они вылетали оттуда, то далеко разносился гром железной крыши. И хотя в часовню перевели сельмаг и его охранял с берданкой дедушка Максим, детдомовцы переловили и съели всех голубей в первое же прожитое лето в Юровке. Тех отчаянных парней из Лебедяни давно нет в детдоме взяли их на фронт, и теперь они воюют не с деревенским стариком из-за голубей, а с германцами.
Наших голубей съели детдомовцы, а в соседней деревне Макарьевке эвакуированные ребята не побоялись поднебесной высоты церковной колокольни - тоже, сказывали, извели голубей на суп. Когда позапрошлым летом у бабушки уволокли детдомовцы последнюю пару голубей, то соседка Мавра Яковлевна больше всех ругалась:
- Гли-ко, окоянное племя, святую птицу жрут! Да как ето можно!
- Голод, Мавра, голод... У нас-то с вами хоть животина какая-то водится, а у приезжих ни кола, ни двора, всё война отняла, - тихо молвила бабушка Лукия Григорьевна. И добавила: - А ты, соседушка, вспомни-ка тридцать третий голодный год. Вспомни, чего и кого мы сами тогда не переели? Не токо голубков, а хомяков жарили...
Где, где рыжий Пестик нашел голубят? Вон вразвалку идет он рядом с учительницей Александрой Евдокимовной Коровиной и в берестинку насвистывает. Сытый, одежда - рубаха и штаны - без единой заплаты. Ему что? У него отец - шишка вторая после председателя колхоза, а то и выше. Председатели меняются один за другим: этого на фронт, того снимут, другого в район переведут, а Григорий Павлович как был полеводом до войны, так и командует по сей день. А еще старший брат у Ваньки воюет командиром, и они за него что-то получают. Нет, не питаются Пестовы чем попало! И уж если кому везет, так тому всегда везет...
Если бы кто-то беднее завел голубят - нам бы тоже интересно, где он достал, но хоть не обидно. Да такие ребята и не утаили бы, взять Осягу или Алёху Шавкунова, Ваньку Воробья или Кольку Золенка. Ванька Пестов и не вредный парень, и мы с ним ни разу не ругались. И не жадный он, иной раз запросто куском хлеба поделится. Но все равно обидно, что именно он развел самым первым в Юровке, казалось, всех съеденных голубей.
Осяга случайно увидал, забежав за Ванькой по дороге в школу. Сизый голубь и пестрая, белокрылая голубиха клевали у него с ладони зерно и по-цыплячьи пищали. Ваньку он застал врасплох, и тот с перепугу просыпал зерно на землю и весь стал красным - не отличишь волосы от лица. А Осяга-то хитер: будто и не заметил голубей и зерно и не полез с расспросами. Ну и Ванька хитер: сбегал в дом за чем-то, а как вышли из ограды - Осяге отделил добрый кусок картофельного пирога.
- Думал вам оставить, а пирог теплый, скусный, и сам я не понял, как весь кусок проглотил и не подавился, - напрасно оправдывался Осяга.
Раз не было нас рядом - стало быть, не тащить же ему надкусанный пирог в школу. Правильно сделал, что сам съел! И Ванька не зря его подкормил, с умыслом, чтобы про голубей не сказывал. Да вот и сказал нам, а что из того? Все равно мы не знаем, где он их достал. Украсть же голубей у Пестова невозможно: одна черная дворняга с весны живет без привязи под яблонями, а растут они только у Пестовых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16