Мать, схватив сына, убегала в дальний угол и там, прижавшись к стене, испуганно смотрела на приближающегося отца. Тот, увидев, что добыча почти настигнута, останавливался и, хищно улыбаясь, злорадно говорил:
— Ну все, попались…
Ребёнок зажмуривал глаза и сильнее прижимался к матери…
Ничего страшнее этой сцены потом в своей жизни Вадим Козырев не видел.
И никогда потом не испытывал такого полного ощущения безнадёжности. Той безнадёжности, когда сопротивление бессмысленно и остаётся только, закрыв глаза, идти навстречу неминуемой гибели. Он видел круглые от страха глаза матери, её полуоткрытый рот, остальные черты как будто стёрлись, её лица он не помнил. В тот день, так сильно врезавшийся в его память, отец до полусмерти избил мать, и она через неделю скончалась в больнице. Вадиму тогда было три года. Его взяла на воспитание сестра матери, и он почти до совершеннолетия не знал, что женщина, которую он называл мамой, была его тёткой. И только лет в семнадцать ему сказали правду. Вот тогда он вспомнил эту сцену, и с тех пор она преследовала его как кошмарный сон.
Вадим заткнул уши, зловещий шёпот отца как будто наяву больно резал слух.
— Ну вот, попались… — услышал он опять торжествующий голос, и по коже пробежала мелкая дрожь.
Ему пришлось сильно тряхнуть головой, чтобы наваждение наконец исчезло.
И вот так всегда ему приходилось превозмогать себя, чтобы избавиться от преследующего его кошмара. Кошмара, в котором он был безропотной жертвой. А по жизненному опыту он знал, что, для того чтобы не быть жертвой, он должен сам стать охотником.
* * *
Павлу Пастухову, получившему от одного остряка ещё в юности кличку Толстяк, потребовалось чуть более получаса, чтобы овладеть полной информацией по делу о похищении сына Снегирёва. Павел служил у Жучка десять лет и привык работать быстро и чётко. За эти качества босс его уважал и направлял только на особо важные задания. Пастухов обладал строгим аналитическим умом и, прикинув ситуацию, быстро вычислил, откуда могла просочиться информация о маршруте машины, на которой везли ребёнка. Трусоватого секретаря он отбросил сразу, тот на риск не пойдёт, а вот пожилая женщина вполне могла быть источником информации. Пастухов не был идеалистом и прекрасно ориентировался в человеческих слабостях. Он прикинул: домработница — человек пожилой, вряд ли обеспеченный. Как живут старики, Павел знал и поэтому сделал ставку на один из известных человеческих пороков — жадность. Поэтому, не теряя ни минуты, он направился к дому Снегирёва. Павел был уверен, что ему удастся раскрутить старушку.
Уже подъезжая к высотному элитному зданию, Толстяк интуитивно почувствовал, что он опоздал. Чуть позже, анализируя своё предчувствие, он понял, откуда исходила эта уверенность. За углом он приметил притаившуюся иномарку чёрного цвета. Машина стояла чуть поодаль, как будто говорила:
«Я тут просто так стою…» Но был подозрителен тот факт, что шофёр поставил машину в достаточно неудобном месте. Хотя совсем рядом находился специально выделенный отсек для парковки. Правда, там почти вплотную друг к другу стояло несколько автомобилей, но место ещё было, и при желании там можно было вписаться. Но чёрная иномарка стояла в боевой готовности: чуть что — сорвётся с места.
Толстяк выскочил из машины, быстро пересёк двор и, предъявив охранникам удостоверение, вбежал в подъезд. Он помнил, что квартира Снегирёва находится на втором этаже, но Павел, повинуясь интуиции, нажал кнопку третьего этажа и, выйдя из лифта, прислушался. Неслышный хлопок раздался почти сразу, как только с шумом закрылись двери лифта. Павел перегнулся через перила и заглянул вниз.
Молодой мужчина, на ходу снимая чёрную маску, быстро спускался вниз. Пастухов, стараясь не быть замеченным, бросился вслед за ним. Как он и думал, убийца заскочил в чёрную иномарку, и та мгновенно сорвалась с места. Пастухов завёл свой БМВ и, соблюдая все меры предосторожности, отправился следом. Через сорок минут преследуемая машина выехала за пределы города, а ещё через десять минут въехала в высокие металлические ворота. Павлу этого было достаточно. Он знал, где похитители скрывают ребёнка. Оставалось выяснить имя владельца особняка.
Толстяк, конечно, не собирался узнавать официальным путём, на кого зарегистрирован трехэтажный дом. Он проехал несколько метров и остановился возле уютного двухэтажного домика, владельцы которого были поклонниками готического стиля и украсили своё строение причудливыми башенками и продолговатыми окнами. За воротами, украшенными изящными вензелями, пожилой мужчина устанавливал какие-то провода.
Пастухов вышел из машины и, улыбаясь во весь рот, подошёл к старику.
Тот при виде незнакомца насторожился, но, заметив его улыбку, тоже улыбнулся в ответ.
— Здорово, дедуля! — поприветствовал его Толстяк.
— Здравствуйте, — вежливо отозвался мужчина.
— Я тут к другу приехал, а дом найти не могу. Вроде тот, за углом, похож, но я не уверен. Когда мы сюда приезжали, сильно под этим делом были, — Павел щёлкнул себя по шее.
— Как фамилия друга?
— Семён… Подожди, дедуля. Сейчас… Как его, бишь! Семён Сергеев! Да, точно, Сергеев! Такой огромный, мордастый.
— Да тут все здоровые, мордастые! — махнул рукой старик. — А вот Семена Сергеева не знаю.
— А в том доме кто живёт? — Павел махнул рукой в сторону трехэтажного особняка.
— В том?
— Ага, за углом, такой кирпичный.
— Нет, там не знаю никого. Старые хозяева съехали год назад. Долго там никто не жил, потом продали. Но я никого там не видел. Приезжают какие-то машины, потом уезжают, а людей не видел.
— Жаль. Не найду, наверное, друга. Мы ведь с ним случайно познакомились, он меня к себе привёз. Встретил хорошо… А вот теперь найти его не могу.
— Бывает, — развёл руками старик и направился к дому.
— Спасибо, дедуль, извини, что побеспокоил, — бросил ему вслед Павел и вернулся к машине.
План к тому времени у него уже был. Он понял, что узнать имя владельца будет трудно, поэтому решил последить за особняком. Для этого он выехал за пределы посёлка, оставил машину в нескольких метрах от дома на пустыре и вернулся пешком. Место для наблюдения найти было сложно. Деревья и кусты стояли голые, вокруг ни души, улица пуста. Забор особняка был выше человеческого роста, двора не видно. Павел с безнадёжным видом посмотрел на дом напротив и усмехнулся шальной идее: попроситься у хозяев посидеть у окна и понаблюдать за соседями. Вот бы они удивились такому предложению! — подумал Пастухов и прошёл вдоль соседского дома.
Жители посёлка, по всей видимости, были людьми осторожными. Поэтому заборы выстроили на совесть, взобраться ни на один не было никакой возможности.
Шансы у любопытных были нулевые. Толстяк прошёл мимо соседских ворот и понял наконец, что счастье ему улыбнулось. Благодаря своей хрупкой комплекции Павел мог пролезть под воротами, поэтому он, недолго думая, лёг на живот и быстро пролез внутрь. Оказавшись по ту сторону, он внимательно огляделся. Казалось, никто не заметил его манёвра, поэтому Толстяк взобрался на крышу сарайчика и стал наблюдать.
Он хорошо видел крыльцо особняка. Некоторое время там никто не показывался. Потом из дома вышли двое мужчин, в одном из которых Павел узнал уже знакомого ему стрелка, второй был чуть ниже ростом и одет в чёрный плащ. На секунду Пастухову показалось, что он где-то видел этого человека, но, сколько он ни напрягал память, вспомнить никак не мог. Двое сели в машину и выехали за ворота. Третий, вышедший почти сразу вслед за ними, быстро закрыл ворота на висячий замок и вернулся в дом. По виду это был типичный охранник, и Павел был уверен, что мальчик находится в доме.
Павел понимал, что должен позвонить и доложить о своих наблюдениях, но включать мобильный телефон было неосторожно, поэтому он отложил доклад на более позднее время.
Толстяк видел все: и выбежавших из дома испуганных охранников, и проскользнувшего в дверь мальчика, он видел, как ребёнок метался в поисках выхода, как мальчик спрятался в мусорном бакс. Когда мусоровоз выехал за ворота, Павел быстро вылез из укрытия и направился к машине…
Через двадцать минут, когда его машина свернула на шоссе, раздался взрыв и объятая пламенем машина, несколько раз перевернувшись, свалилась в кювет.
Незнакомец затащил Сашу внутрь вагона, мальчик больно ударился коленкой об угол и громко завизжал.
— Тёс, молчи, — мужчина ткнул ребёнка в спину, — думал сбежать, да? А я тебя и поймал. Вот гадёныш! Сейчас узнаешь у меня, как воровать!
— Я ничего не воровал! — взмолился Саша.
— Ну да!
— Вы меня с кем-то спутали! Я сын кандидата Снегирёва…
— Чего-чего? — незнакомец от удивления ослабил руку и выпустил мальчика.
Почувствовав свободу, Саша сделал резкое движение в сторону, чьи-то руки скользнули по его лицу.
— Скворец, это ты?
Руки мужчины скользнули по голове ребёнка.
— Нет! Я не Скворец! — крикнул испуганный мальчик.
— А кто? Откуда взялся?
— Я… тут… — по его лицу потекли слезы.
— Ты что плачешь? Испугался, да?
— Вы кто?
— Я? Кучеров я, дядя Лева… Пацан мой бутылку стащил, я тебя с ним перепутал. Прости, пацан… Спутал я, ни черта не вижу. А с похмелья — так и слышу через пень-колоду. Ну и дела! — искренне удивился слепой. — Кому расскажешь — не поверят. Видно, и пальцы что-то отказывать стали…
Откуда-то из угла послышался шорох.
— Скворец, ты здесь? — Мужчина насторожённо поднял голову.
— Не крал я твою бутылку! Ты чего наговариваешь?
— Ax ты! — мужчина, назвавшийся дядей Левой, мгновенно вскочил и бросился по направлению звука. Через секунду он извлёк откуда-то щуплого мальчишку. — Вот ты где! А я тут обыскался!
— Отпусти! — заверещал ребёнок.
— А где пол-литра?
— Не знаю я! Может, ты её по дороге обронил!
— Вот ещё! — ответил дядя Лева, но видно было, что он засомневался. — Как я её обронить мог?
— А что! Вчера потерял нож? Потерял. А два дня назад…
— Да ладно, найду я тебе нож, чего ты!
— Ну и не надо тогда лапищи распускать. А то брошу тебя тут, помирай с голоду! — угрожающе произнёс мальчишка.
— Не сердись, — миролюбиво ответил дядя Лева и нащупал рукой притихшего рядом Сашу. — Видишь, у нас тут гость.
Саша весь сжался в комок. Мальчишка быстро метнулся в его сторону. Он с удивлением заглянул Саше в лицо и неожиданно спросил:
— Есть хочешь?
От неожиданности Саша на секунду растерялся, а потом утвердительно кивнул. Он уже часа два жутко хотел есть, и в ответ на вопрос мальчишки его желудок требовательно заурчал.
— Сейчас соображу! — мальчик шмыгнул куда-то в угол, пошуршал там несколько секунд, лязгнул чем-то металлическим и наконец вернулся к Саше и протянул ему консервную банку и чёрствый батон. — Ешь!
Ничего вкуснее Саша Снегирёв никогда не ел за свою жизнь. Мальчик жадно набросился на кильки в томате, заедая их хлебом.
— Вишь, как изголодался, — с довольным видом произнёс маленький хозяин.
— А ты! — он повернулся к дяде Леве. — Ещё небось его за шкирку хватанул?
— За что получилось, — оправдывался слепой.
— Я его знаю! — пояснил мальчишка. — Чуть что, за шкирку хватает. А хватка у него мёртвая, даром что калека!
— Ничего! — с набитым ртом ответил Саша и вытер губы рукавом.
— Наелся?
— Угу.
— У меня сегодня удачный день был, тётка зазевалась, вот я и хапанул пару банок.
— Украл, что ли? — спросил Саша.
— А кто ж нынче подарит! — совершенно резонно ответил мальчишка. — Будешь рот разевать — с голоду помрёшь. Тебя как звать-то?
— Саша.
— Это по документам, что ли?
— Да.
— А кличка какая?
Саша на секунду задумался и, улыбнувшись, ответил:
— Снегирь меня в школе называют. Моя фамилия Снегирёв, вот и кличка такая.
— А ты что, в школе учишься? — В голосе мальчишки прозвучала зависть.
— В пятом классе.
— В пятом? Вот это да!
— А ты не ходишь в школу?
— Не! Что ты! Мне вон старика кормить надо. Это ж отец мой родной.
— А тебя как зовут?
— По документам я — Василий, Васька, значит. А вот отец меня Скворцом называет. Видишь, как получается, ты — Снегирь, а я — Скворец.
Мужчина тихо засмеялся.
— Здорово! — сказал Саша.
— Будем знакомы! — Скворец протянул руку. Саша пожал руку новому другу и почувствовал, что у того лёгкая, почти невесомая ладонь.
— А тебе, Скворец, сколько лет?
— Не знаю! — махнул рукой мальчишка.
— Девять ему, — ответил отец.
— А мне уже десять, — с гордостью произнёс Саша и вздрогнул.
По крыше вагона что-то громко застучало. Мальчик испуганно посмотрел на потолок.
— Дождь начался, — пояснил Скворец и после паузы спросил:
— Снегирь, а ты чего такой пуганый? Дождя испугался и вообще…
Саша молчал. Отогревшись и поговорив с новыми знакомыми, он, казалось, забыл все, что с ним произошло, и теперь вопрос мальчишки напомнил ему события последних двух дней. При воспоминании о похищении и плене у мальчика внутри все похолодело и страх опять сковал его душу.
— Ты чего молчишь. Снегирь?
— Я тебе, Скворец, потом расскажу, сейчас чего-то не хочется.
— А! Это я понимаю. Я сам, брат, знаешь какой был, когда нас с папкой из дома выгнали. Мать-то у меня умерла давно, мы с отцом вдвоём жили. Он на заводе работал. Мне тогда года четыре было, совсем мальцом был. Денег не хватало, жрать было совсем нечего…
И Скворец поведал странную для Саши Снегирёва историю. Отец и сын жили в небольшой комнате в коммуналке. Квартира была хоть и небольшая, но все же в центре. Мальчишка целыми днями слонялся по улице, а отец работал на заводе.
Зарплата у него была копеечная, да ещё отец и выпить любил. Одним словом, перебивались они, как могли. Катастрофа наступила, когда завод закрыли, а всех рабочих отправили в бессрочный отпуск без содержания. Отец некоторое время хлопотал, искал работу, но с этим была напряжёнка, и они совсем начали голодать. А тут ещё новое несчастье случилось. Как-то вечером отец возвращался чуть подвыпивший и неловко ступил на крыльцо дома, нога подвернулась, и он упал, сильно ударившись головой. Руки, ноги целы остались, а вот зрение стало медленно падать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27