Фрост — изменившись в лице — только собирался отскочить в сторону, как вдруг со всех сторон загремели выстрелы, и он увидел, как тело мужчины завертелось под ударами пуль. Наконец тот упал, обливаясь кровью, и выпустил пистолет из руки. Через секунду он был уже мертв.
Капитан почувствовал, как его хватают чьи-то сильные руки, дубинка опустилась на голову, в глазу сразу потемнело. Его швырнули на колени, нагнули, едва не ткнув лицом в землю. Теперь Фрост находился совсем рядом с трупом только что застреленного полицейскими пакистанца и мог лучше разглядеть пистолет. Это был “Макаров” советского производства. Выглядел он так, словно только что сошел с конвейера.
— Все-таки КГБ, — сказал сам себе капитан. Он решил, что полицейские тоже не знают английского, а потому не стоит и пробовать с ними объясниться. Наемник сейчас хотел только одного — чтобы его подняли из этой ужасной пыли.
Глава четвертая
Полицейские бывают разные — к такому выводу пришел Фрост, пообщавшись с пакистанскими представителями власти. Те, которые им занимались, с самого начала были глубоко убеждены, что он изнасиловал мусульманку, потом убил ее и ее отца, а затем и человека, который пытался их защитить. И ничто не могло поколебать уверенности слуг закона.
Капитан уже перестал считать, сколько раз во время допросов его били дубинкой по голени или тыкали ею в живот на манер ножа. Теперь уже болело все его тело.
Кроме того, полицейские забрали всю одежду Фроста, оставив лишь один фрагмент нижнего белья. Его запястья и лодыжки были скованы наручниками, причем цепочки их завели друг за друга, так что капитан сидел на стуле с головой между колен и не имел возможности распрямиться. Спина уже просто разрывалась от боли. Вдобавок от Фроста очень мерзко пахло — когда его вырвало после очередного удара в живот, никто не потрудился убрать нечистоты.
Вначале он пытался что-то объяснить, кричал: “Я американец” до тех пор, пока не охрип, но это нисколько не помогло. Где сейчас находилась Маргарет Дженкс, наемник не знал. Он от души надеялся, что с ней обращаются лучше.
После допроса его отволокли в камеру и швырнули на грязный заплеванный пол. Наручники, естественно, не сняли. И вот теперь Фрост сидел все в той же неудобной позе и размышлял о своей судьбе.
Послышался какой-то шорох, и вдоль железной двери пробежала крыса, любопытно принюхиваясь. Фрост с ужасом подумал, что если эта тварь заберется на него, он, пожалуй, даже не сможет стряхнуть ее.
И еще одно его беспокоило — дышать почему-то становилось все труднее. А капитан прекрасно понимал, что если американец, обвиненный в изнасиловании и убийстве, отдаст Богу душу в своей камере по естественным причинам, то такой исход несомненно устроит пакистанские власти и дело будет благополучно закрыто.
Кроме того, оставался еще Мэтт Дженкс. Даже если бы Фросту удалось выйти на свободу — что в данный момент казалось совершенно невозможным — без помощи покойного Зульфикара Али, у него не было шансов напасть на след своего друга.
Капитан вспомнил, что Бесс очень не хотела отпускать его в эту поездку, и пожалел, что не послушался мудрую женщину. Ее образ встал вдруг перед его глазом…
Они лежали на кровати, обнявшись, ее упругие обнаженные груди скользили по его телу, а руки гладили спину. На лице Бесс была мечтательная блаженная улыбка; полузакрыв глаза, она целовала его горячими губами. Это было так приятно…
“Крыса, что ли? — встрепенулся погруженный в грезы Фрост, услышав какой-то слабый шум. — Вот зараза…”
Но в следующий момент понял, что ошибся. Возле него стоял тюремный охранник со связкой ключей в руках. Фрост вспомнил, что именно этот человек с таким мастерством обрабатывал его дубинкой во время допроса.
Полицейский нагнулся и расстегнул наручники на запястьях капитана. Тот со стоном распрямился и прислонился спиной к стене камеры. Хребет, желудок и печень страшно болели. Да и все остальное, впрочем, тоже. Мужчина, тем временем, снял наручники и со щиколоток.
Затем он отступил на шаг и сверху вниз посмотрел на арестованного, поглаживая заткнутую за ремень дубинку. Фрост увидел у него на поясе пустую кобуру. Полицейский снова приблизился, ухватил капитана под мышки и потянул вверх.
— Эй, щекотно же, — сказал тот, сухой язык с трудом ворочался во рту.
Мужчина на миг замер, а потом ухмыльнулся в усы и продолжал свою работу. Фрост осторожно протянул руку и взялся за рукоять дубинки. Когда полицейский сильным рывком поставил его на ноги, наемник вдруг резко выдернул резиновую палку и двинул ею в живот полицейского. Тот как-то сразу обмяк, а капитан обрушил дубинку на его спину. Мужчина взвыл от боли, Фрост двинул его еще кулаком в челюсть, и отскочил к стене. Пакистанец рухнул к его ногам.
Дверь камеры распахнулась, и в помещение ворвались еще трое парней с дубинками в руках.
— Ну, нападайте! — прохрипел наемник, крепко сжимая свое оружие.
Он был готов дорого продать свою жизнь.
— Не думаю, что это так уж необходимо, — сказал вдруг чей-то спокойный голос.
Полицейские расступились, и в камеру вошел человек. Судя по его виду, он был американцем — с рыжими волосами и светлой кожей. Серые глаза смотрели строго и внимательно.
— Я Джон Пласкевич из посольства Соединенных Штатов, — представился он. Я проезжал здесь по пути в Исламабад и случайно услышал о ваших неприятностях.
— Это наши общие неприятности, мистер Пласкевич. Тут работает КГБ.
— Меня зовут Пласкевич, — поправил дипломат. — Что ж, возможно, вы и правы. Но если тут замешаны наши советские друзья, то давайте оставим эту информацию при себе. — Он наморщил нос и скривился с неудовольствием. — По-моему, вам надо принять ванну и переодеться. А потом мы сможем спокойно поговорить.
— Так я свободен? — спросил Фрост.
— Как птица.
— Даже после этого? — капитан указал на полицейского, который с трудом поднимался на ноги. Пласкевич улыбнулся.
— Ну, его давно следовало проучить. Начальник местной полиции уже не раз говорил мне, что этот парень слишком уж ретиво выполняет свои обязанности, когда имеет дело с заключенными.
— Тогда порядок.
Фрост бросил дубинку на пол и двинулся к двери камеры, едва не наступив на зазевавшуюся крысу.
Глава пятая
— Или вы очень плохой стрелок, или очень хороший, — сказал Пласкевич. — Помните того молодого парня с ножом, которого вы подстрелили как раз перед прибытием полиции?
— Да, — ответил Фрост. — И что?
— Вы продырявили ему правое бедро, и он рухнул, как подкошенный. Но через пару дней он преспокойно встанет с кровати и сможет даже бегать. Другими словами, рана оказалась совершенно неопасной.
— Рад это слышать, — сказал капитан. — В конце концов, что он такого сделал? Просто пытался убить меня, вот и все.
— Его ввели в заблуждение.
— Какое, к черту, заблуждение? На меня была расставлена ловушка, и я в нее попался. Пласкевич закурил сигару.
— Этот парень был ни при чем. А вот тот, которого прикончили полицейские, и тот, с револьвером, которого вы уложили первым, эти да, были на жаловании у советских агентов.
— Ну, как говорят: что ни делается, то делается к лучшему, — заметил Фрост. — Так вы собираетесь помочь миссис Дженкс и мне или просто хотите со мной поговорить?
Капитан протянул руку и взял свой стакан. Они сидели в ресторане в столице Пакистана Исламабаде. Тут все было сделано на европейский манер, поэтому и клиентами были в основном приезжие. Капитан уже убедился, что виски здесь не разбавляют, и надеялся, что пища тоже окажется съедобной. Он сделал большой глоток и прикрыл глаз от удовольствия. Поскольку за все платил Пласкевич, наемник, не стесняясь, заказал себе самый дорогой сорт шотландского виски и теперь наслаждался божественным вкусом напитка.
— Я уже сказал, — вновь заговорил дипломат, — что мы поможем вам. По крайней мере, сделаем все, что в наших силах.
— Мэтт Дженкс — американский гражданин, — напомнил Фрост, прикуривая сигарету.
Он выпустил дым через стол в направлении Пласкевича, чтобы заглушить запах его сигары.
— В наше время это уже не всегда означает то, что означало раньше, — с виноватой улыбкой сказал дипломат. — Ну, например, при Тедди Рузвельте с его “политикой большой дубинки”.
— Он был хорошим парнем и настоящим гражданином, — не допускающим возражений тоном произнес капитан.
— Да, — кивнул Пласкевич. — Сегодня такой, пожалуй, начал бы мировую ядерную войну, чтобы только настоять на своем.
— Вполне возможно, — согласился Фрост.
— Внешняя политика — это очень сложная штука, — пожаловался Пласкевич и вздохнул. — Тут все не так просто.
— Бросьте прикидываться, — сказал наемник. — Я сразу понял, что вы никакой не дипломатический работник.
— Я и не прикидываюсь. Я действительно так считаю. А мы — сотрудники разведки — вынуждены лишь осуществлять, претворять в жизнь ту политику, которую определили другие. В этом одна из сложностей нашей работы.
— Похоже, вы сейчас расплачетесь, — заметил Фрост. — Что-то измельчал народ в ЦРУ.
— Нет, — печально ответил Пласкевич. — Просто мы стали более ответственно относиться к своим задачам. Ну, например, стараемся обходиться без старых ковбойских трюков, если вы понимаете, что я имею в виду.
Он улыбнулся. Фрост посмотрел на циферблат своего “Ролекса”.
— А миссис Дженкс придет?
— Нет. Я попросил работников нашего посольства вызвать ее для выяснения обстоятельств вчерашнего инцидента. Мне подумалось, что разговор с вами наедине будет более плодотворным.
— Плодотворным? — переспросил капитан. — А, конечно.
Его спина все еще болела, и он осторожно повел плечами.
— Дело в том, — продолжал Пласкевич, глядя в свой стакан, — что Мэтт Дженкс не был просто добровольцем или наемником. Он работал на нас.
Фрост взглянул ему в глаза.
— Контрактный агент?
— Да, и очень важный для нас.
— Так вот почему Маргарет Дженкс так и не смогла ничего узнать о муже, не говоря уж о помощи в его розысках?
— Я уже отметил, капитан, — произнес Пласкевич, разводя руками, — что международные отношения сейчас значительно усложнились. Мы не можем вот так просто послать отряд коммандос, чтобы спасти его. Да, собственно, мы и сами не знаем, где сейчас находится Дженкс.
— Могу поспорить, что в Афганистане, — сказал Фрост и глотнул виски.
— Возможно, — согласился разведчик, — но мы не исключаем и другие варианты. Если, конечно, он вообще еще жив. Понимаете, капитан, в этом деле у каждого из нас своя заинтересованность. Мэтт Дженкс знал, на что идет, и согласился на риск. Что ж, он преследовал свои цели.
Теперь вот вы хотите узнать о его судьбе и, возможно, даже спасти его. Конечно, он ваш друг, и лично мне такая позиция очень импонирует. Но все дело в том, что и мы, ЦРУ, а фактически и правительство Соединенных Штатов, тоже не в игрушки играем. И поверьте — наша цель гораздо важнее, чем та, которой руководствовался Дженкс. Да и чем ваша тоже.
— А что же вас так заинтересовало? — спросил Фрост с сарказмом. — Стратегические планы афганских повстанцев как вклад в мировую теорию партизанской войны? Или методы, которые используют русские?
— Скорее все же методы русских, — кивнул Пласкевич. Он бросил взгляд в сторону и широко улыбнулся. — Недавно здесь прошел очень сильный дождь, капитан.
Фрост тоже посмотрел в том направлении. К их столику приближался официант, толкая перед собой тележку с блюдами.
— Да, — сказал наемник. — Действительно, пахнет дождем. А вот и наш заказ.
Официант остановился возле столика и принялся расставлять посуду и все остальное. К нему присоединился второй парень в белом кителе, но и вдвоем они провозились довольно долго. Фросту же не терпелось продолжить разговор с сотрудником ЦРУ.
Наконец работники сервиса удалились.
— Похоже, погода в мире стала сейчас совершенно непредсказуемой, — заметил Пласкевич. — Не хотел бы я в наши дни быть синоптикам. Ну, так вот, Мэтт Дженкс собирал для нас два вида информации — о ходе боевых действий и о новом советском вооружении и тактике русских. Ведь на первомайских парадах они демонстрируют далеко не все, как вы понимаете.
— А как он передавал свои донесения? — спросил Фрост, прикидывая, с какой стороны взяться за бифштекс.
— Тут действовала целая сеть курьеров, — пояснил Пласкевич. — Эти люди проходили через Хайберский перевал и доставляли все Зульфикару Али. А уж затем агенты Али везли отчеты или через Пешавар, или другим маршрутом до Равалпинди и потом доставляли в Исламабад. Последнее донесение Дженкса было зашифровано. А шифр он намеренно исказил, чтобы труднее было прочесть. Да и в самом тексте он делал лишь какие-то намеки и не говорил ничего конкретного.
— Почему? И о чем вообще там шла речь?
— Я помню этот рапорт наизусть, — сказал Пласкевич.
— Вы просто молодец, — усмехнулся Фрост. Он наколол на вилку кусок мяса и провел дегустацию.
Что ж, в жизни ему доводилось пробовать бифштексы и получше.
— Дженкс писал о новом советском оружии, — продолжал разведчик, — о котором он отозвался как — это его точные слова — о способном поставить Запад на колени, если его испытания успешно пройдут в Афганистане. Мэтт собирался раздобыть более подробную информацию, и должен заметить, что он никогда не был паникером.
Пласкевич тоже проглотил кусочек мяса.
— Я читал ваше досье, капитан, — вновь заговорил он, — и знаю, что вы достаточно часто имели дело с людьми из разведки, чтобы понять…
— Что они не всегда в должной степени умственно развиты? — скаламбурил Фрост.
Пласкевич не улыбнулся.
— Очень смешно, — сказал он с кислой миной. — То же самое можно сказать и о бывших капитанах, которые стали наемниками.
Фрост пожал плечами.
— Возможно. Ну, я вас слушаю.
— Так вот, мы оба знаем, что в нашей профессии агенты нередко приукрашивают свои отчеты, искажают действительность с целью придать больший вес своей работе. Особенно часто этим грешат контрактные агенты, которые действуют далеко от центра и которых трудно проконтролировать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19