Солдаты спешили, мчались во всю прыть, понимая, что на стороне противника большой численный перевес, и промедление смерти подобно.
— Долой Рамона-а-а!
С крыши ближайшего здания заговорил крупнокалиберный пулемет, а из-за угла высыпали защитники Женевьевы — то ли пехотинцы, то ли моряки, — Фрост не понял. Наемники попадали, залегли, начали отстреливаться, но против эдакой дряни, подумал Фрост, пытаясь попасть в пулеметчика и все время промахиваясь, много не навоюешь. Хоть бы у рамоновцев достало безрассудства пойти врукопашную — тогда, волей-неволей, убийственный огонь прекратится. Нельзя же, в самом-то деле, по своим палить…
Громкий удар и мгновенное шипение слева заставили Фроста покоситься, но сверху донесся удар еще более громкий.
Наемник повернул голову.
Пулеметное гнездо на крыше перестало существовать, обратилось клубком багрового пламени, окуталось настоящей тучей угольно-черного дыма…
Капрал Карр, оказывается, неплохо умел орудовать гранатометом!
— Отлично сработано, парень! — заорал Фрост. — Вперед, ребята!
Морская база — пирсы, казармы, склады, — располагалась вдали, на противоположном конце улицы, которую было бы уместней назвать проспектом. Красно-черное знамя коммунистического правительства развевалось, полоскалось, реяло на высоком флагштоке.
— Долой Рамона!
Стрельба набирала силу.
Над головами атакующих со свистом пролетела реактивная противотанковая граната. Фрост огляделся. Он уже потерял шестерых, а бой только начинался по-настоящему.
— Долой Рамона-а!
Сыпля очередями во все стороны, Фрост и его отборная группа бегом достигли стены, окружавшей базу. Принялись прыгать, подтягиваться, переваливаться на другую сторону. Рукопашная началась почти немедленно.
Наемник выпустил последние заряды, поспешно затолкал в CAR—16 новый рожок, изготовился. Начал выбивать нападающих коммунистов поодиночке, тщательно стараясь не зацепить кого-либо из своих случайным выстрелом. Руки работали почти независимо от сознания — сказывались долголетняя привычка, изобильный опыт, и отрешенность от любого мышления, наступающая в столь ожесточенной схватке.
Второй магазин тоже опустел.
Один из рамоновцев, вооруженный советским АК—47, чей неуклюжий, неудобный штык — единственная неудачная часть в безукоризненном автомате, подумал Фрост, — уже склонялся наперевес, попытался нанести капитану колющий удар в грудь. Отступив на полшага влево, наемник отразил выпад не стволом, как обычно поступают в подобных случаях, а движением приклада — личный прием Фроста, не раз выручавший в подобных обстоятельствах.
Встречный удар штыка угодил коммунисту под ложечку. Рамоновский боец переломился пополам, повернулся на месте и повалился наземь, Фрост опять ринулся вперед.
Самый ожесточенный бой шел у подножия высокой, довольно узкой башни, чью вершину венчал флагшток с черно-красным зловещим стягом. Наемник торопился к башне, расчетливо и метко выпуская оставшиеся пули, экономя их по возможности, отбиваясь штыком и прикладом, если позволяли обстоятельства.
Дюжина лично отобранных капитаном людей дралась подле башни против серьезно превосходившего численностью неприятеля.
Фрост видел, как лихо работал винтовкой и тяжелыми армейскими ботинками один из тиммонсовских англичан — солдат, за плечами которого были Родезия, Конго, Мозамбик, Латинская Америка…
Против этого человека, победить которого лицом к лицу казалось немыслимым, устремились двое коммунистов сразу.
Времени выкрикнуть предупреждение не оставалось, а стрелять нечего было и думать: рамоновцы очутились уже совсем рядом с наемником. Фрост прыгнул, нанес убийственный удар прикладом по виску ближайшему пехотинцу. Затем левой рукой совершил довольно смешной при данных обстоятельствах жест. А именно: сгреб второго солдата за шиворот, словно провинившегося подростка. Изо всех сил дернул на себя.
Англичанин тотчас пришел на помощь, вонзил в отчаянно извивавшегося монтеасулийца длинный винтовочный штык.
Неприятелей, однако, не убывало. Откуда-то из казарменных недр высыпали все новые и новые бойцы.
Фрост выхватил обоюдоострый герберовский клинок, демонстративно перекинул несколько раз из руки в руку, дабы смутить и припугнуть нападающих. Широко размахнулся и полоснул бегущего мимо рамоновца. Тот взвыл и шлепнулся. Но тут же вскочил опять. Удар капитана оказался не вполне удачен. Кровь струилась из довольно длинной раны у солдата на шее, однако, ни артерии, ни сколько-нибудь важные мышцы задеты не были. Поверхностная, хотя и весьма болезненная, царапина…
Обливаясь кровью, коммунист взял наизготовку собственный кинжал, пригнулся, сделал выпад, затем — другой. Фрост реагировал привычным, десятки раз опробованным способом.
Полшага влево, ложный замах — широкое, демонстративное движение. Коммунист развернулся вправо, приподнял клинок, изготовясь к немедленной обороне.
Согнуть колени, сделать широкий шаг вправо — и восходящий, почти фехтовальный удар. Левая рука отведена за спину, для пущего равновесия. Когда коммунист начал валиться наземь, Фрост уже повернулся, вновь сбрасывая с плеча винтовку, переводя селектор на тройные выстрелы.
Наемники расчистили, наконец, дорогу ко входу в башню.
Но коммунисты снова взяли их в полукольцо, полностью отрезав любую возможность отступить. Идти надлежало теперь только вперед — лишь в этом изначально заключался путь к победе. А теперь штурмовая тактика составляла единственную возможность уцелеть. Просто уцелеть.
Примкнув штыки, Фрост и еще несколько человек отбивали врукопашную возобновившееся нападение. Они походили на средневековых бойцов, склонявших копья навстречу неприятелю — только вместо копий в руках у наемников были винтовки с примкнутыми штыками.
Врагов насчитывалось около двадцати или того больше.
После первой кровопролитной стычки неприятели, одинаково крепко потрепанные и запыхавшиеся, рассыпались в противоположные стороны, пытаясь отдышаться и собрать остатки сил.
Патронов оставалось в обрез, однако Фрост понял: еще одна рукопашная драка — грудь с грудью, — и он лишится почти всех людей.
— Пли! — коротко скомандовал капитан.
Взрыв очередей оказался для рамоновцев полной неожиданностью. Сами они отчего-то стреляли очень мало. Фрост сообразил, почему.
Дурацкая коммунистическая привычка хранить оружие и боеприпасы под замком, за семью печатями. А солдат, начисто лишенный возможности немедленно схватить винтовку при внезапном натиске, становится скорее жертвой, нежели воином…
Так и вышло.
Когда площадка перед башней оказалась полностью завалена мертвецами, Фрост крикнул:
— Я сниму этот дурацкий флаг!
Перепрыгнув через убитого, Фрост проник в башню и кинулся вверх по ступеням, изредка стреляя в показывавшиеся впереди фигуры. Близ верхней площадки пуля одного из последних уцелевших защитников сорвала с Фроста берет, капитан ответил короткой очередью, миновал мертвеца, вырвался на открытое пространство, обнесенное зубчатым, видимо, старинным парапетом.
Флагшток находился в самой середине площадки. Наемник подбежал к нему, потянул за тонкий, просмоленный для пущей долговечности фал.
Тихо заскрипел металлический блок у основания шеста. Красно-черное знамя неторопливо поползло вниз.
Едва лишь полотнище легло на серые, истертые временем плиты, наемник быстро дернул застежку пятнистого комбинезона, запустил руку за пазуху, вынул заранее припасенный, свернутый и спрятанный флаг законного правительства Монте-Асуль. Прикрепил особыми застежками к фалу и начал подымать. Минуту спустя над городом Женевьевой, где продолжалась ожесточенная стрельба и с неубывающей силой шел смертельный бой, зареяло старое, хорошо памятное жителям знамя.
Улегшийся было ветер, точно по волшебству, задул опять.
Пронеслось последнее утреннее облако, небо очистилось, и яркое солнце осветило флаг, победно полоскавшийся в вышине.
Глава двенадцатая
Марш-бросок через островные джунгли начался ровно двадцать минут спустя после того, как Женевьева была освобождена полностью.
С вычетом оставленного в городе гарнизона, в распоряжении Фроста было сто семьдесят пять человек, включая капрала Карра, чья девушка носила милое имя Джилл, и чья спокойная, добродушная натура пришлась наемнику весьма по вкусу.
Фрост позаботился включить юношу в состав ударной группы.
Марш, подобно всем остальным походам сквозь тропический лес, оказался изматывающим. Шедшие во главе колонны бойцы, вооруженные мачете — прямыми, широкими тесаками, которые заменяют латиноамериканским крестьянам и топоры, и серпы, и многие другие орудия сельского хозяйства, — прорубали дорогу в невообразимых сплетениях лиан и ветвей. Люди сменялись каждые двадцать минут — больше не выдерживал никто.
Влажность была стопроцентной.
Жара усиливалась по мере того, как солнце подымалось в зенит. Становилось трудно дышать.
Фрост понимал, что сердечные приступы, тепловые удары и тому подобные прелести не заставят ожидать себя слишком долго. Наемники уже понурились, побледнели, насквозь промокли от пота.
Воду пили только по команде, на ходу, старательно полоща при этом рот. Лишь так и возможно утолить жажду в тропическом климате, при выматывающем силы напряжении.
В три часа пополудни, когда измученная колонна пересекла невысокую горную гряду и вступила в заболоченные долины, Фрост объявил привал.
— Двадцать пять минут, — прохрипел он, сбрасывая вещевой мешок. — И ни секундой больше.
Расставили караулы. Свежая группа мачетерос ушла вперед, расчистить заранее хоть немного пространства и выиграть столь драгоценное время. Люди глотали солевые таблетки, запивали водой, падали кто куда, стараясь урвать себе как можно больше отдыха. Фрост облюбовал толстый древесный ствол, уселся, устало прислонился спиной к шершавой, теплой на ощупь коре.
Вытер лоб рукавом комбинезона, подумал, отправил в рот еще две таблетки, восполнявшие потерю солей, выходивших из организма вместе с потом; предотвращавшие тепловой удар.
Молодой капрал Карр озирался, ища, где бы примоститься.
— Эй, — выдавил Фрост, — иди-ка сюда, здесь удобно…
Юноша обернулся, расплылся в усталой улыбке, приблизился и встал по стойке “смирно”.
— Глупости побоку, — сказал Фрост. — Шлепайся. Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо, сэр. Думаю, во всяком случае, что не хуже прочих. Долго еще нам идти?
— Н-ну…
Фрост посмотрел на циферблат “Омеги”. Разглядеть время оказалось непросто, ибо стекло запотело. Наемник сощурился, всмотрелся пристальнее.
Различил смутные очертания стрелок.
— Если удастся выдержать взятый темп, думаю, часа в три-четыре утра будем на месте. Это значит, еще примерно полсуток ходу…
— А потом?
— Потом, ежели очень повезет, сумеем часа два подремать. Потом пойдем на приступ Нормандии. В это же время к берегу подойдут оба транспорта, трофейные бронекатера и, возможно, еще кой-какие суденышки. Марина хотела чуток по пиратствовать по пути, усилить эскадру. Да и в Женевьеве ребята захватили пару-тройку неплохих корабликов. Поддержка с моря обеспечена. Вот на суше может быть потруднее…
— Хотя бы надежда у нас имеется, сэр?
Фрост передернул плечами:
— Если не питать надежды на успех — зачем вообще приниматься за дело? Конечно, имеется. И немалая. В довершение, Тиммонс обещался высадить десант. Выходит, ударим одновременно и с фронта, и с тыла.
— А многому ли это поможет, сэр? Бойцы вымотались, и еще больше устанут к утру…
Фрост подивился капральской наивности, посмотрел на юношу, протянул:
— Многому. Ты ведь наверняка изучал в армии основы полевой тактики. Двойной удар — половина успеха. Что касается людей, они воодушевлены победой в Женевьеве. Адреналин будет носиться по их кровеносным сосудам литрами, не сомневайся. Откуда и задор возьмется! Надежда имеется, сынок. Даже рассчитываю обойтись относительно малой кровью.
Фрост закурил.
— Тебе доводилось прежде сражаться? Хочу сказать, в армии?
— Нет, сэр.
Фрост потрепал Карра по плечу:
— Значит, получил боевое крещение. Поздравлять с этим грешно, а все же — событие выдающееся. В жизни любого мужчины.
— Понимаю, сэр…
— Прости за нескромный вопрос: ты убил сегодня кого-нибудь? Я знаю, об этом негоже допытываться, но… Карр неловко поежился.
— Нет, сэр. Не удалось. Но я дрался честно.
— Не сомневаюсь. А что никого не убил — замечательно.
— Простите?
Фрост поглядел на юношу.
— Закончится эта катавасия, вернешься домой, к своей девушке… Джилл?
— Да, сэр.
Имя карровской возлюбленной капитан помнил отлично, и спросил только ради необходимой коротенькой паузы в собственной речи.
— Расскажешь ей, каким бравым, закаленным бойцом оказался. Как сокрушал неприятеля направо и налево, вдаль и вширь. И снова займешься ремонтом автомобилей. И сможешь спокойно спать по ночам. Спокойно, понимаешь?
— Понимаю… А вы, сэр? И вам подобные профессионалы?
— Я, видишь ли, — отозвался Фрост, — мало смыслю в машинах. То есть, вожу вполне прилично, а чинить, копаться — увольте. Мне уже поздно менять род занятий. Но ты, Фрэнк, ты — независимо от того, убьешь человека в завтрашнем бою или нет, — бросай наемную службу. Получи расчет у Марины, в Монте-Асуль, и убирайся!
Фрост нервно затянулся.
— Иначе никогда не женишься на славной девочке по имени Джилл, никогда не станешь механиком-золотые руки, знаменитым на весь город. Никогда не… А, ладно!
Капитан затянулся еще раз, отшвырнул окурок, помолчал.
— Никогда ничего настоящего не добьешься. А приключений хочешь — терпи. Еще лучше и вовсе без них обойтись. Начнется, не приведи, Господи, третья мировая — всем достанется приключений, да таких, что лучше и не думать…
— Сэр…
— Это добрый совет старшего младшему. Принимай или отвергай. Как сочтешь нужным. Карр медленно поднялся на ноги.
— Наверно, — сказал он задумчиво, — наверно, я туповатый субъект… Но… боюсь, я все же не понимаю, сэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16