— Зато у нас на них кое-что имеется… — самодовольно изрекает он и, надев очки в золотой оправе, бросает на меня исподлобья лукавый взгляд.Жду, что он скажет дальше.— Судя по данным дактилоскопической экспертизы, один из них поляк, уроженец города Кракова — Юзеф Беленчик. Трижды судим за грабежи у себя на родине. Имеет… теперь уже — имел, небольшую команду, как говорят сейчас — преступно устойчивую и тесно связан с автомобильным рэкетом и преступной группировкой некоего Колоскова из Бреста. Второй, Тадеуш Джоша, венгр по национальности, уроженец города Капувар провинции Дьер-Шопрон. Две судимости за бандитизм. Бежал из тюрьмы, находится в розыске. Активный член бандитской группировки белорусского эмигранта Шмелева, двоюродного брата Колоскова из Бреста. Кто такой третий, неизвестно.— Неплохо… — одобряю информированность «бати».— Все плохо, — недоволен Старик. — Непонятно, кто заказал? Почему? И еще тысяча и один вопрос.— Ну, «почему» — это мы в принципе знаем. «Кто» — тоже можно догадаться. Скорее всего, стреляли в телохранителя, а историка хотели похитить… — поправляю Степаныча.— Гадают бабки да девицы, а нам нужно знать точно!.. — отбривает меня генерал и, захлопнув папку, убирает ее в стол. — Ты уверен, что там, куда вы сегодня поедете со Сперанским, вас никто не ждет? Может, там уже сшиваются какие-нибудь шведы или австралийцы с богатым прошлым…— Думаю, с их бумерангом против нашего гранатомета им ловить нечего, — смеюсь я.— Думай, думай… — бурчит Старик. — Когда поедете за бумагами? Смотрю на часы:— Через час. Сперанский сказал, что его приятель сегодня туда должен подъехать, чтобы соседи не вызвали милицию, когда мы там станем шататься по двору…— Можешь идти. Доложишь по возвращении.— Есть доложить, ваше преосвященство! — вскидываю руку, дурашливо вывернув ладонь. — В смысле, пардон, ваша светлость… — продолжаю балагурить, стоя на вытяжку перед генералом.— Кыш, вольнодумец! — шипит на меня Степаныч, делая страшное лицо.Мгновенно испаряюсь из кабинета под его гомерический хохот. Адъютант генерала удивленно смотрит из-за своего стола, когда я метеором проношусь через приемную.С Катей я помирился, и ее глаза снова колдовски сияют, в них светится любовь, хотя время от времени и мелькают искорки сарказма.Возвращаюсь в коттедж. Катя забралась с ногами на диван и внимательно слушает историка. Тот пересказывает ей содержание дневников царского генштабиста.На цыпочках, чтобы им не мешать, прохожу в кухню, наливаю себе уже остывший кофе и возвращаюсь в гостиную. Присаживаюсь в кресло в углу.Афанасий Сергеевич расхаживает взад и вперед, он уже завершил свое повествование.— А что же тогда в последней тетради? — помолчав, спрашивает Катя.— Об этом вы узнаете сегодня вечером, — опять напускает туману историк.Любит он все-таки тайны и театральные паузы.Меня наконец замечают. Афанасий Сергеевич поворачивается ко мне.— Как Андрей? — спрашивает он о состоянии раненого охранника. Киваю ему успокоительно:— Через пару недель будет как новенький.Историк облегченно вздыхает и опускается на стул возле окна.— Как вы думаете, Герасим, — произносит он задумчиво, — сможем мы добраться до этого золота?Пожимаю плечами:— А почему бы и нет, пуркуа па, как говорят французы. Если только это золото действительно существует…Сперанский мотает головой:— Я не о том… Ведь если уже сейчас идет стрельба на улицах, то, располагая материалами по дневникам, заинтересованные лица могут до определенного предела идти за нами по пятам…Согласен с ним, что так может случиться, и нам будет более чем нелегко.— Не исключено… — подтверждаю его предположение.— Может быть, следовало бы привлечь больше серьезных и обученных людей?— Вопрос, конечно, интересный, Афанасий Сергеевич… — улыбаюсь я его сомнениям и страхам, вполне, разумеется, обоснованным. — Но как вы себе представляете реакцию толпы вооруженных парней перед сотнями килограммов золота?Историк удивлен:— Разве вы не доверяете своим людям?Развожу руками:— Не то чтобы не доверяем… Но в настоящее время на базе из старой гвардии только я. Остальные на заданиях. А искушать неискушенных не стоит.Историк задумчиво кивает:— Что ж, может быть, вы и правы. Может быть… А вы сами-то не боитесь соблазниться? Ведь вам, наверное, никогда не приходилось иметь дело с сокровищами? — вдруг спрашивает он.— Ну почему же не приходилось, — улыбаюсь я. — Правда, это были сокровища не в буквальном смысле слова. Однажды я перевозил с товарищем четыреста миллионов долларов в ценных бумагах…— Я в нем уверена, — встревает в разговор Катя; — Кто-кто, а уж Герасим — стойкий товарищ… — улыбается она, лукаво глядя на меня.— Мне кажется, Катя, что вы абсолютно правы! — легко соглашается с ней Сперанский, сразу повеселев. Глава четырнадцатая Дача приятеля Афанасия Сергеевича находится в Кавголовском садоводстве у озера Хепоярви.— Как думаете, Афанасий Сергеевич, — спрашиваю историка, повернув по его указанию направо, — ваш друг не мог поинтересоваться, что в тетради?Афанасий Сергеевич молчал на протяжении всего пути, думая о чем-то своем.Катю я оставил на базе готовиться к дальней дороге. Согласилась она очень неохотно, и то лишь после того, как я предложил ей смотаться в Питер и купить все, что может понадобиться женщине в дороге. Получив на руки две тысячи долларов, Катя сдалась и осталась ждать, когда ее вызовут на контрольный пункт, откуда пойдет машина, специально для нее выделенная генералом.— Тетрадь запаяна в полиэтилен и в специальном футляре помещена в мешок с удобрением… — говорит историк. — Мой товарищ об этом не знает, а удобрение оставлено мне на осень. Так что беспокоиться нечего.Мне приходится признать, что Афанасий Сергеевич поступил как профессиональный конспиратор.— Вон тот домик с новой крышей, — показывает Сперанский на одноэтажную дачу, сверкающую на солнце новыми оцинкованными листами железа.Через два дома останавливаю машину. Выбираемся на залитую солнечным светом, пыльную улочку.Дачники копошатся в грядках на своих участка в шесть соток.Нас никто не встречает.— Где же ваш друг? — спрашиваю Афанасия Сергеевича, глядя на закрытую дверь дома.— Должен был уже приехать… — отвечает историк удивленно. — Обычно он пунктуален. Впрочем, у него нет машины. Возможно, что-то произошло с расписанием электричек.Проходим в калитку.— А! Он здесь! Замка на двери нет!.. — радостно восклицает Афанасий Сергеевич, убыстряя шаг. — Или спать завалился, или к соседям пошел поболтать… — объясняет он мне отсутствие встречающих.Трогаю локтем пистолет за поясом под легкой рубашкой навыпуск. Не нравится мне, когда нужные люди в нужный момент отсутствуют.Историк толкает входную дверь, она легко поддается. Заходим внутрь.— Всеволод! — кричит историк с порога.— Я здесь! — доносится голос из дальней комнаты.Афанасий Сергеевич, улыбаясь, поворачивается ко мне и подмигивает, мол, он же говорил, что его приятель пунктуален.— Он курит? — тихо спрашиваю историка.— Нет, но это, наверно, его сосед забегал, тот вечно дымит своим «беломором», — бросает на ходу Афанасий Сергевич, проходя в большую комнату.В доме пахнет отнюдь не папиросами отечественного производства… Впрочем, кто знает, может, «беломорщик» перешел теперь на «парламент». Приятель Афанасия Сергеевича садит в кресле с книгой. При нашем появлении он встает.— Здравствуй, Всеволод! — говорит историк, протягивая приятелю руку.У приятеля вид, мягко говоря, бледный, как будто его уже сутки мучает понос, но Афанасий Сергеевич этого не замечает.— Вот заехал с товарищем… — говорит он, оборачиваясь и показывая на меня. — У него здесь недалеко, в Токсове, тоже дача. Он попросил подкинуть ему мешочек-другой с удобрением…Надо же, как историк умеет, оказывается, гладко врать.— Сейчас такого в городе не достанешь, так что я заберу парочку… — говорит Афанасий Сергеевич.— Да конечно же, Сергеич, о чем разговор, ты же их и покупал… — соглашается Всеволод, и руки у него заметно дрожат. Определенно здесь что-то не так. Я уже лезу за оружием. И плевать мне, что обо мне подумает этот Всеволод. Поздно…— Стоять!! Руки на стену!! — орет, врываясь в комнату, детина с израильским УЗИ гонконгского производства. Вообще-то, такие китайские подделки могут клинить после второго или третьего выстрела, но в тесном помещении хватит и короткой очереди, тем более что вслед за детиной появляются еще двое с такими же игрушками в руках.Историк ошеломленно смотрит на вооруженных людей. Рожи у гостей как на подбор, такие, какие можно встретить на специальных досках в виде фоторобота с пометкой: «Внимание, их ищет милиция!»Стою, повернувшись лицом к стене, держу руки на затылке.— Лбом в стену, ноги назад! — командует чернявый парень с короткой стрижкой боксера.Выполняю команду. Его самого, могу поручиться, не раз ставили к стене омоновцы. От них и научился малыш специальным командам… Меня обыскивают и находят пистолет.— Ни фуя себе дачник! — ржет чернявый. — Ах ты, сука! Ментяра позорная! — рычит он и бьет ногой мне в живот.Пелена застилает глаза, и дыхалка резко куда-то пропадает. Второй удар автоматом в шею, и дневной свет в комнате меркнет… Прихожу в себя уже на полу. Никто мной не занимался, так и оставили лежать у стены. Думаю, без сознания я пробыл минуты две. В голове гудит, лежу, не шевелясь. Приоткрыв глаза, пытаюсь сориентироваться в пространстве.Возле меня стоит стул, и на нем сидит кто-то из налетчиков, — вижу белые кроссовки с налезающими на высокие задники джинсами. Размер обувки впечатляет.— Где эта херня, за которой ты прикатил сюда?! — узнаю голос чернявого, он обращается к историку.Значит, Афанасий Сергеевич тоже здесь, в комнате.— Я же сказал вам, в сарае. Нам нужно было взять пару мешков удобрений… Если хотите, можете их забрать себе… — говорит историк таким убедительным голосом, что даже я не смог бы заподозрить его в неискренности.Молодец Афанасий Сергеевич, но его пока не взяли в полный оборот. Если мне не удастся встать, он им все выложит, а потом нас здесь пришьют, как котят.— Ты мне, чмо, не лепи горабатого! Фуфлыжник фуев! — рычит на историка чернявый, видимо, знакомый с зоновской баландой не по рассказам старших товарищей. — Я тебя, сука, на шнурки сейчас распущу!.. Где эта херня?!Слышу звук оплеухи. Афанасий Сергеевич кхекает, но не сдается:— Я же вам говорю, в сарае… Удобрение…— Ну ты, сука гребаная! — шипит зловеще чернявый. — Счас ты у меня, падла, сам удобрением станешь!Пора вступать в игру. Издаю глухой стон, но не шевелюсь.В комнате сразу наступает тишина..— Че эта тварь там вякает? — после паузы спрашивает чернявый, имея в виду меня.Меня пинают в бок. Снова издаю слабый стон.— Очухивается вроде… — басит кто-то надо мной.— Затащи его в соседнюю шхеру и придави, чтоб не урчал… — выносит чернявый мне приговор.Меня, схватив за щиколотки, волокут в коридор.Приходится мордой вытирать пол. Хорошо еще, половицы струганые и покрыты лаком, заноз не будет.Детина, который собирается меня прикончить в соседней комнате, — не из слабеньких. В его лапищах чувствуется звериная сила. Ударившись лбом о высокий порог, про себя матерю хозяина дома: зачем же ты, балда, сделал такие высокие пороги? Сам ведь, наверняка, спотыкаешься по сто раз на дню… Еще один порог. В очередной раз приложившись многострадальным лбом, решаю, что за это детина мне ответит вдвойне.Противно, когда тебя, как половую тряпку, таскают по всей квартире… Наконец детина отпускает мои щиколотки. Он делает несколько шагов назад, чтобы закрыть дверь. На УЗИ у налетчиков глушителей не было, значит, кончать меня он намерен руками. Скорее всего, попытается свернуть мне шею. Руки у меня безвольно вытянуты за головой, — продолжаю делать вид, что все еще пребываю в полубессознательном состоянии.Боевик склоняется надо мной. Сквозь полуприкрытые веки вижу, как он снимает с плеча автомат. Опытный, гад, знает, что, когда он присядет на корточки, рукоятка УЗИ упрется ему в живот. Вот ведь как получается — при определенных обстоятельствах конструкция этого автомата оказывается неудобной. Слышу, как детина кладет автомат на пол. Перекатываюсь в сторону и, подхватив автомат, вскакиваю на ноги. Еще ощущаю легкое головокружение, но, встряхнувшись, окончательно прихожу в себя.Детина настолько растерян, что остается сидеть на корточках, только в изумлении таращит на меня свои свинячьи буркалы. Типчик он действительно мощный, только одна его ляжка весит, наверно, столько же, сколько весь я, а во мне — около ста кг…— На колени! — приказываю ему шепотом.Он выполняет команду. Подхожу к нему и ударом пятки правой ноги по затылку укладываю на пол.Неслышно пробегаю по коридору и врываюсь в комнату. Короткая очередь — боевик у стола, прошитый четырьмя пулями, рушится вместе со стулом на пол.Чернявый держит в руке плоскогубцы. Увидев меня, он бросает их и с отчаянным воплем тянется к своему автомату, оставленному на кресле. Вгоняю в его гнилую пасть парочку девятимиллиметровых гостинцев. Несостоявшийся инквизитор, с разлетевшимися по всей комнате мозгами, падает возле окна.Афанасий Сергеевич и его друг, пристегнутые наручниками к стульям, с ужасом взирают на учиненное мной побоище.Беру со стола ключи от браслетов и отстегиваю обоих пленников.— Ищите тетрадь! — приказывают историку. и, чтобы вывести его из ступора, рывком поднимаю со стула, встряхиваю за плечи, как куклу.Афанасий Сергеевич приходит в себя и уже осмысленно смотрит на меня.— Да-да, сейчас я все найду… — говорит он. Я подталкиваю его к выходу.— Как только мы уедем — вызывайте милицию… — говорю Всеволоду.Ему становится плохо, и сейчас он будет блевать.Возиться мне с ним некогда. Подхожу к чернявому и вытаскиваю у него из-за пояса свой пистолет. Историк уже ушел во двор. Возвращаюсь к детине. Сцепив ему руки браслетами сзади, привожу в чувство.— Кто послал?!— Я не знаю, — отвечает он. — Нас Череп взял на дело… Не знаю…Череп, скорее всего, — чернявый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30