Вскоре аккуратная квартира выглядела будто после землетрясения. На пользу такой обыск не пошел. Теперь тут вообще ничего невозможно было обнаружить при всем желании, да еще по квартире стало невозможно пройти. У Кикиморы нога попала в брошенный посреди комнаты чемодан, и она растянулась, приложившись лбом о ножку стула.
Поверженный кавказец заворочался, и Туман озадаченно посмотрел на него.
— Надо связать.
Туман и Шварц с трудом перетащили тяжелого барыгу в комнату и крепко связали руки женскими нейлоновыми чулками, которые нашлись в шкафу, потом поверх еще несколько раз обернули руки и ноги телефонным проводом. В рот запихали чистый носок из шкафа, обернув для надежности вафельным грязным полотенцем.
— Где «белый»? Где лавы? Говори, падла черножопая! — Туман нашел на кухне угрожающего вида нож для разделки мяса и подвел лезвие к горлу.
Кавказец, дико выпучив глаза, уставился на лезвие и замычал.
— Говори!
— У него пасть замотана, — заметила Кикимора.
— А ты молчи, соска! — окрысился Туман, но вынул изо рта кавказца носок.
— Нет бабок! Нет геры! Куда пришел? Зачем пришел? — затараторил кавказец, у которого от волнения появился акцент. И тут же получил по плечу отломанной в ходе осмотра ножкой стула.
— Тут тебя и положим, макака!
— Нет ничего. Клянусь хлебом, — загундосил кавказец.
— Ну да, — Туман с размаху полоснул по предплечью хозяина квартиры ножиком, а Тюрьма ударил отломанной ножкой стула по голове, когда барыга взвыл.
— Сейчас тебя буду резать, чернозадый, — Туман надавил на горло кончиком лезвия ножа.
— Я честно говорю.
— Твоя беда.
— Отдам все — отпустишь? — переведя дыхание, дрожащим голосом произнес кавказец.
— Гадом буду, отпущу, — кивнул Туман.
— Там, — барыга показал на угол.
— Ты чего грузишь?! Где там?
— Паркет там. Подними. Увидишь.
Туман сходил в прихожую, залез в ящик, где видел будто специально оставленные столярные инструменты, взял долото и начал выбивать паркет в указанном месте. Под паркетом оказалось достаточно большое пространство, чтобы хранить множество нужных вещей.
— Так его, — одну за другой вышибая паркетины, приговаривал Туман. Наконец, он сунул руку в пространство под полом, пошарил, извлек целлофановый пакет. — Ха!
Он развернул пакет и кинул на софу. Рассыпались, укрыв опавшими листьями затейливо разрисованное покрывало с тиграми, сторублевки и тройка стодолларовых купюр.
— Где «герыч»? — обернулся Туман к кавказцу.
— Все продал, — жалостливо забормотал тот.
— Ты, урюк, ты кого грузишь? Нам такой шелест не по кайфу. Где?
— Правду сказал.
Тюрьма внимательно поглядел на него, потом взял долото и начал раскурочивать паркет по всей комнате.
Через несколько минут он набрел на то, что искали. С другой стороны комнаты, в подполе, был пакет с героином. Там его было граммов пятьдесят — не слишком много для оптового торговца. Правда, сразу видно, что «герыч» чистый, розовый, еще не разбадяженный.
— Отпад, — покачал головой Туман. — От такого улетишь — можно и не приземлиться.
Кавказец, которому опять натянули на лицо полотенце, молчал, но в глазах его было страдание. Он только тихо постанывал, когда на его глазах извлекали героин.
Тюрьма, воодушевленный находками своего друга, начал дальше выковыривать паркетины. Сунул руку под пол. Нащупал что-то большое и гладкое.
— Есть что-то, — он отодрал еще две паркетины и извлек на свет потертый толстый «дипломат» с кодовыми замками.
— Оставь! — испугался азербайджанец. — Это не мое!
— Ага, — загоготал Тюрьма. — Это мое.
— Чего там, «герыч»? — подался вперед возбужденный Туман.
— Не. Что-то тяжеленькое.
— Золото, да? — заволновался Туман.
— Поглядим. — Тюрьма потянулся за долотом, но потом попробовал просто нажать на замок, и тот с щелчком открылся. Еще щелчок. Крышка приподнялась сама, изнутри дипломат распирало что-то мягкое.
Внутри были какие-то разноцветные тряпки. Туман сдернул их.
Тюрьма присвистнул.
В тряпки были завернуты пять пистолетов. Потертых, явно старых, но в густой смазке, по виду вполне годных к работе.
Тюрьма взял один из них. Рукоятка была не очень удобная. Но ощущение смерти, которую держишь в руке, наполнило душу сосущей и радостной тревогой.
— Падай! — хохотнул Тюрьма, направляя ствол на Тумана, который испуганно отпрянул. — Зассал?
— Да пшел ты! — выпятил по-шпански подбородок Туман и растопырил пальцы.
— Пацаны, это вещь дорогая, — воскликнул азербайджанец, которому опять развязали полотенце. — За нее точно найдут.
Туман почесал короткостриженный череп и кивнул:
— Хачик по делу базарит. Найдут.
— И чего? — посмотрел на него Тюрьма.
Туман подскочил к азербайджанцу и ударил его ногой по почкам. Несчастный взвыл. Туман нагнулся и снова засунул ему в рот носок, обернул полотенцем.
— Мочить падлу, — злобно скривился Туман. — И все дела.
— А кто мочить будет? — насупился Шварц.
— Все будут. — Туман взял мясорезный нож. Азербайджанец завращал глазами и заорал. Голос едва пробивался сквозь тряпку, но звучал все равно достаточно громко.
— Шварц! — завизжал Туман.
Шварц понял все правильно, и кастет треснул о череп азербайджанца. Тот затих. Туман уселся ему на грудь, зажмурился, обхватил рукоять ножа двумя руками, набрал в легкие побольше воздуха, задержал дыхание и вонзил лезвие в грудь. Нож угодил в кость и пропорол кожу, ушел в сторону.. Туман нанес еще один удар. Еще… Он улетел, как от хорошего «герыча», куда-то в другое пространство. И вернулся из него на восьмом ударе.
— Сука черножопая! — тонко крикнул он. Поднялся. Он был весь в крови. И поймал на себе взгляды своих подельников. Тюрьма смотрел на него сосредоточенно и как-то жадно. Шварц — ошарашенно и испуганно, было видно, что он перетрусил и ему уже ничего не надо — ни денег, ни мотоцикла. В Кикиморе испуг мешался с восхищением.
— Ну чего зенки вылупили, мелкота? — Туман протянул нож Тюрьме. — Давай!
Тот, не говоря ни слова, взял нож и ударил им в уже мертвое тело.
Шварц отступил к стенке и потряс головой:
— Нет!
— Тогда рядом с ним ляжешь!
Шварц взял нож и наугад ударил куда-то, отвернувшись.
— Обгадился, да? Сынок, — презрительно кинул Туман. Голова у него сладостно кружилась. Он вдруг ощутил себя властелином всего подлунного мира. Он убил человека! Убил легко! И теперь этот мир у его ног!
Кикимора взяла нож. Держала его неуверенно. Судорожно сглотнула. Глаза стали чумные.
— Чего, соска, сдрейфила? — Туман подтолкнул ее к трупу.
Она вздохнула поглубже и двумя руками слабо ударила.
— Хватит. Пошли, — кивнул Туман.
— Ты весь в крови, — сказал Тюрьма. — До первого мусора дойдешь.
Только сейчас Туман увидел, что весь перепачкан в крови азербайджанца.
— А правда…
Его взгляд упал на выброшенный из шкафа белый костюм, лежащий на полу в ворохе одежды.
Костюм ему явно был великоват. Пришлось подтянуть брюки повыше. И пиджак был широкий.
— Ну чего? — спросил Туман.
— Хоть сейчас клоуном! — хрипло хохотнул Тюрьма, не переставая облизывать пересохшие губы. — Все, делаем ноги! — он подхватил «дипломат» с пистолетами.
Туман смотрел одним глазом на мушку, пистолет дрожал в руке, и бутылка, поставленная на опрокинутую деревянную полутораметровую катушку из-под кабеля, все не желала попадать в прорезь прицела. Выпучив глаз, будто боясь, что тот сам закроется, он резко дернул спусковой крючок.
Он ждал большей отдачи, но пистолет мягко вдавило в руку, и ствол ушел вверх.
— Бля! — воскликнул Туман, видя, что пуля ушла куда-то в сторону, наотрез отказываясь разбивать злосчастную бутылку.
На песчаный карьер они решили выбраться через пять дней после истории с барыгой. После убийства Туман просидел три дня дома, доедая консервы и сухари, которые притащила мамаша, с трудом вынырнувшая из очередного загула. Все эти дни Туман отчаянно трусил. Он вздрагивал, в желудке становилось пусто, к горлу подкатывала тошнота, когда внизу останавливалась машина. И когда хлопала дверь лифта, он весь сжимался. Он ждал, что за ним придут — или друзья азера, чье оружие они увели, или менты. И при мысли о расплате становилось дурно. Но он забывался, вгоняя в вену героин. «Герыч» был отличный, не разбадяженный зубным порошком и толченым мелом. Это были крылья, на которых Туман взмывал ввысь, чтобы на следующий день вернуться на землю и снова вздрагивать от гула автомобильного мотора.
Несколько дней так и прошли — в чередовании периодов панического страха с полузабытьем от наркоты. Он вовремя сообразил, что погрузился уже достаточно глубоко и пора выбираться на поверхность, как бы это не было в лом.
Похоже, вся компания испытывала схожие ощущения. В подвале с того дня, когда они пошли брать хачика, так никто и не бывал, кроме самого Тумана, спрятавшего «дипломат» с пистолетами в самом отдаленном углу под старым хламом, листами фанеры и кирпичами.
Туман нутром почуял, что пора скликать команду. И отправился к Тюрьме… Через час собрал всех в подвале и сообщил:
— Идем пробовать ствол.
Был извлечен из потайного места «дипломат». Туман засунул один из пистолетов себе за пояс, рассовал по карманам две картонные коробочки с патронами. И все отправились на заброшенный карьер. Это место было печально известным в Московской области, время от времени братва свозила туда трупы с нескольких районов, там же забивались стрелки и происходили разборы по понятиям, и приличный народ туда боялся соваться даже днем. Там можно было стрелять хоть из пистолета, хоть из автомата — звуки не долетят до чужих ушей.
Бутылки они подобрали на месте и установили их на деревянную катушку Туман долго искал на пистолете предохранитель, потом оказалось, что предохранителя у него вообще нет. Наконец разобрались, как стрелять. Но самый первый выстрел так и не достиг цели. Бутылка не шелохнулась Туман выстрелил еще три раза — с тем же успехом.
— Дай! — сказал Тюрьма.
Туман нехотя протянул ему пистолет.
Тюрьма обхватил рукоятку двумя руками, чуть присел, как герой боевиков. Тщательно прицелился. Нажал на спусковой крючок Бутылка, выставленная в двадцати метрах, разлетелась вдребезги. Оставались нетронутыми еще четыре бутылки.
— Вот так!
— Откуда умеешь? — подозрительно осведомился Туман.
— Я много чего умею. — Тюрьма прицелился небрежно во вторую бутылку… И, конечно, промазал.
— Блин.
Выстрелил еще раз — от бедра. С таким же успехом он мог палить и с закрытыми глазами.
— Дешевка, — махнул рукой Туман.
Шварц, взяв пистолет, с обычной для него нудной аккуратностью прицелился. Он тоже промазал, и Туман воспрянул духом. Дело оказалось вовсе не такое простое. В боевиках с двух рук небрежно кладут по двадцать человек десятью выстрелами. Но так бывает лишь в кино.
— А я? — заныла Кикимора.
— А ты хрен соси, — бросил Туман пренебрежительно. Кикимора насупилась обиженно. Шварц сжалился и протянул ей пистолет, советуя:
— Целься лучше. Вон прорезь. Вон мушка. Кикимора прицелилась. Потянула спусковой крючок. Грохнул выстрел. Бутылка разлетелась.
— Во, бля, — с уважением протянул Тюрьма.
— Кикимора — верный глаз, — зло усмехнулся Туман. Она прицелилась еще раз. И вторая бутылка разлетелась на осколки. Девчонка засмеялась и подняла пистолет, чтобы раздолбать последнюю бутылку, но Туман грубо вырвал ствол и оттолкнул ее:
— Позабавилась — и будя.
— Я попала, — с обидой произнесла она.
— Твое дело ртом работать, тварь мелкая, — бросил он, обдавая ее ненавидящим взглядом. — Все, пошли…
И, больше не говоря ни слова, начал карабкаться вверх по склону карьера. Ноги скользили по песку и скатывались назад, но он упорно лез вверх. Компания нехотя потянулась вслед за ним.
Мать осенила Тюрьму крестным знамением и прошептала какую-то оберегающую молитву.
— Да ладно тебе нашептывать! — отмахнулся он.
— Береги себя, сынок, — еще раз перекрестила. Каждый день повторялся этот ритуал.
Тюрьма чертыхнулся под нос и потянулся к ручке двери.
Однокомнатная квартирка в хрущобе была тесная, бедная и чистенькая. Мебели было мало. В красном углу висели три иконки, и потолок был закопчен. Мать молилась иконам истово и часто. Сам Тюрьма считал это делом совершенно пустым, но матери обычно об этом не говорил.
Она вздохнула, глядя вслед сыну, за которым захлопнулась дверь, и еще раз осенила его крестным знамением. На руке ее была затейливая, виртуозно исполненная татуировка.
Сердце за сына у нее было не на месте. Хотя, по большому счету, она знала, что путь его определен раз и навсегда, но боялась признаться себе в этом. Не в ее силах было разомкнуть заколдованный круг. Родился он у нее в тюрьме и, скорее всего, в мир иной уйдет оттуда же. Папаша — интересно, кто он был? У нее были разные предположения на сей счет, но наверняка она утверждать ничего не могла. Однако одно знала точно — это был человек не с одной судимостью, других она по молодости не признавала.
Она еще раз перекрестилась. И стала собираться. Ей нужно в церковь, поставить свечки, помолиться перед ее заступником Николаем Угодником, потом переговорить с батюшкой и идти торговать иконками в лавке Софринского предприятия, производящего церковные предметы. Это занятие приносило какой-никакой доход и наполняло ее благостностью.
А Тюрьма шел легкой походкой по городу. Светило солнце. Настроение, обычно невеселое в последние дни — никак не мог забыть мольбу в глазах того хачика, — сейчас отступило. Этот день вроде не должен преподнести никаких подлостей.
Компашка уже собралась в подвале. Туман успел вогнать себе в вену героин и сейчас отходил Глаза его были мутноватые, но способность ориентироваться в окружающем мире уже к нему вернулась.
У Кикиморы сиял свежий фингал под глазом.
— Кто тебя? — спросил Тюрьма.
Она не ответила. Ясно — Туман постарался. Он дулся на нее второй день. Причина для тех, кто знал его хоть немного, лежала на поверхности — он не мог простить ей тех двух разбитых меткими выстрелами бутылок и своей неуклюжей стрельбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10