В правовом государстве пирамида может существовать и функционировать только в перевернутом виде. Ее вершина погребена глубоко под землей и сокрыта под многочисленными, расширяющимися к основанию, слоями функционеров мафии того или иного уровня. Самые мелкие сошки составляют основание пирамиды, которое почти выходит на поверхность. Элементы, составляющие основание просачиваются в каждую щель, каждый закоулок дневного мира и являются корневой системой, вытягивающей из него все соки. Темная пирамида мафии это всего лишь перевернутое отражение пирамиды легальной феодальной иерархии. И пирамида эта существует в темном, подземном мире.
Отсюда и термин — «подполье».
Старинным словом «мафия» называли в свое время некую разновидность бедняцкой аристократии, возникшей в результате восстания доведенных до отчаяния людей. Они свергли официальную тиранию и заменили ее своей собственной, доморощенной. Трудно осуждать их за это — в те времена систематическое насилие над беззащитными людьми и их ограбление было единственным возможным образом жизни.
Эта «аристократия», однако, представляла вырожденное воплощение первоначально чистой идеи.
Вначале «Общество Матфея» (латинское Маттэус — «храбрый», «мудрый», происходит, в свою очередь, от древнееврейского Маттафия — «дар бога») представляло собой нечто вроде шайки вольных стрелков Робина Гуда. Ранние «мафиози» грабили богатых, отнимая незаконным путем у них то, что те законным путем отобрали у бедных. Они держали в страхе божьем землевладельцев-дворян, а для бедняков олицетворяли в какой-то степени законность и справедливость.
Однако, видимо, верна старая истина, гласящая, что власть разлагает души людей, а абсолютная власть разлагает их абсолютно. По мере того как крепчали мафиозные банды, власть, основанная на запугивании и насилии, просто перешла из рук официальных феодалов в руки феодалов подпольных. А чаще всего разделялась между ними к взаимному и обоюдному удовольствию. Рядовой гражданин оказался между молотом и наковальней — теперь на него давили не только сверху, но и снизу.
Таким образом завершилось построение двуглавой пирамиды власти. Каждая часть пирамиды являлась зеркальным отражением другой, и у них было общее основание. И подземная, и надземная части опирались на согнутые спины широких народных масс.
Обе пирамиды систематически поощряли и поддерживали друг друга, а крестьяне вдруг с изумлением обнаружили, что бремя налогов, давящее на них, удвоилось. Явная и скрытая структуры отнюдь не уничтожали друг друга, как было задумано, а очень успешно друг друга дополняли.
Болан хорошо знал историю мафии и питал отвращение к ее философии, рассматривающей социальный каннибализм всего лишь как «ловкость», как «умение хорошо устраиваться в жизни», а все высшие проявления человечности, как устаревшие предрассудки, достойные лишь осмеяния.
В своем военном дневнике Болан как-то записал:
«Эти парни ничего не создают. Они только разрушают. Временами они это делают просто из удовольствия, но чаще всего из-за жадности вкупе с полным отсутствием уважения ко всему благородному и созидательному. Они похожи на умственно отсталых детишек, которым на чьем-то дне рождения предоставили свободу. Все дело заканчивается разбитой посудой, перевернутой мебелью, сорванными шторами, запятнанными обоями, детскими лицами, перепачканными мороженым и кремом от торта, и кислыми лицами взрослых. А если эти парни и создают что-то, то для того лишь, чтобы вызвать еще большие разрушения».
Да, Мак Болан понимал своего врага.
Они были людьми каменного века, жаждущими, чтобы мир так и оставался джунглями, тогда как добропорядочные, законопослушные люди, не понимая этого, пытались воздействовать на них цивилизованными методами, а в результате, можно сказать, подставляли под удар другую щеку.
Но, имея дело с дикарями, можно действовать лишь одним-единственным, понятным им способом.
Ты встречаешься с ними на их условиях, на их поле и действуешь их же методами — теми, которые они понимают и уважают. То есть ты попросту лишаешь их права считаться гражданами цивилизованного общества и возвращаешь их в ту эпоху, которой они принадлежат.
Ты их просто убиваешь.
Болан хорошо знал правила этой игры. И вот сейчас разыгрывалась партия под названием «Стоунхендж».
На Гаджета Шварца Мак возложил обязанности по обеспечению поддержки, и пока Болан с Политиком готовились к бою, он получал от Мака последние указания.
— Как только высадишь нас, найди местечко повыше и установи оптическое наблюдение и радиопрослушивание. Мы с Политиком захватим рации, но на связь с нами выходи только в случае крайней необходимости. Если запахнет жареным, дай нам знать, но ни во что не вмешивайся. Действовать будем мы с Политиком.
Шварц кивнул в знак того, что все понял.
— Ясно. А как насчет огневой поддержки?
— Если она нам понадобится, мы тебя вызовем. Если смотреть с твоей позиции в самый центр здания, то код прямой наводки будет «Огонь-0», далее, каждый шаг влево — возрастающая последовательность четных чисел: «Огонь-2», «Огонь-4» и так далее. Шаги вправо обозначаются профессией нечетных чисел.
— Ясно.
— По вертикали каждый шаг вверх — нечетные числа, вниз — четные.
— Усек. То есть, если мне понадобится послать ракету на два деления левее центра и на два деления ниже, то это будет «Огонь-4-4».
— Верно. Кроме того, ты можешь вести огонь на свое усмотрение, исходя из требований оперативной обстановки. Только уж ты постарайся точно выяснить, во что стреляешь. Ну, и учти — ракеты очень мощные и их всего четыре, так что по пустякам не расходуй их.
— Ага, я понял. Но вы, ребята, постарайтесь там все же поаккуратнее...
Бланканалес сделал страшные глаза.
Болан только улыбнулся и сказал:
— Да мы только посмотрим, что там...
Глава 12
Командир тактической группы вылетел к месту происшествия на вертолете и пригласил с собой лейтенанта, но Постум отказался, предпочитая отправиться туда в своем набитом радиоэлектронной аппаратурой фургоне, в котором можно было немного расслабиться и еще раз серьезно обдумать все происшедшее.
Дымовая завеса к тому времени рассеялась, и когда лейтенант оказался на месте, то увидел картинку, сошедшую, казалось, со страниц наставления по тактике. По всему периметру зоны боевых действий в напряженном ожидании застыли группы мрачных и до зубов вооруженных бойцов полиции особого назначения. На пригорке, через дорогу от старой автомобильной свалки, расположился мобильный командный пункт, на крыше которого без устали вращалась башенка с поисковой антенной. Вдоль изгороди, в обоих направлениях короткими перебежками передвигались группы бойцов передовой цепи. На их лицах читалась серьезная сосредоточенность и решимость сделать все возможное и даже больше.
Жаль только, что все это было типичным маханием кулаками после драки. Том Постум прекрасно сознавал, что время ушло, и они безнадежно запоздали. Он притормозил рядом с боевой машиной пехоты и переглянулся со старшим, с несчастным видом стоящим рядом. Том узнал в нем командира четвертого подразделения.
— Что там? — спросил его Постум.
Юный сержант покачал головой и состроил гримасу.
— Тут был крутой фейерверк, — ответил он. — Командир там, внутри. Только не подходите к нему слишком близко. Он уже подходит к точке закипания.
Постум понимающе подмигнул и погнал свой фургон мимо пары бронетранспортеров, стоящих вдоль ответвления дороги, ведущего к свалке. Как только он проехал ворота, его внимание привлекла белая простыня, прикрывающая характерные формы. Это был первый мертвец, увиденный лейтенантом, он валялся справа от ворот.
— Один, — пробормотал Постум.
Цифры «два», «три» и так далее ему не пришлось произносить.
— Боже мой! — воскликнул лейтенант, увидев целое море знакомых белых простыней.
Он заглушил мотор и какое-то время просто сидел и смотрел, пытаясь осознать всю грандиозность случившегося. Трупы, взорванные автомобили, обгорелые руины некогда вполне приличного здания... и везде, везде полицейские, разбирающие последствия блицкрига Палача, медики и ассистенты коронера, снующие с простынями и мешками для трупов.
Водитель бронетранспортера остановился рядом с открытым окошком фургона Постума.
— Видели раньше что-либо подобное, лейтенант? — спросил потрясенный парень.
— Последний раз что-то похожее я наблюдал в местечке, именуемом Май Лэй, — ответил Постум тихим голосом.
— О, вы были во Вьетнаме?
— Так же, как и сейчас, когда все уже закончилось.
— Посмотрите только на эти тачки, — сказал юный полицейский. — Это же сколько взрывчатки нужно, чтобы так их разнести! Я слышал, командир говорил, будто одна из них была превращена в бомбу на колесах. Но как он сам из этого живым вышел?
— Об этом ты его спроси, — рассеянно отозвался Постум.
— Нет уж, только не я, — сказал юнец и отошел прочь.
Группа санитаров лихорадочно разгребала обгорелые обломки — должно быть обнаружили кого-то живого.
Постум не горел желанием видеть, что они извлекут из-под обломков. Он развернул фургон и вывел его за пределы свалки. Он медленно проехал вдоль изгороди к поваленному участку на северо-западном углу свалки и притормозил, чтобы рассмотреть получше это место.
Ясно было, что участок забора уничтожили совсем недавно и для этого использовали небольшой заряд взрывчатки.
Полицейский из спецназа, поставленный у пролома, извиняющимся тоном сказал:
— Извините, сэр, но эта зона закрыта для посторонних — тут работают эксперты.
Постум молча кивнул и прошел вдоль дороги к невысокому холму неподалеку. Здесь, в мягком грунте он нашел интересные отпечатки шин, присел, чтобы рассмотреть их внимательно, выпрямился и долго изучал пораженную зону свалки с этой точки обзора. Лейтенант как-то неопределенно хмыкнул и вернулся в фургон. Теперь он занялся картой: отметил точку последнего радиоконтакта, обвел границы дымовой завесы, проложил еще несколько линий.
Улыбки не было на лице Постума. И не похоже было, что она скоро появится.
Лейтенант прошел в водительскую кабину, завел мотор и медленно повел фургон вокруг свалки, разыскивая неприметную и, скорее всего, не часто используемую фунтовую дорогу.
Он нашел ее, не проехав и четверти мили. Грунтовка вела из болотистых низин дельты на запад. Проехав по ней, Постум через несколько минут оказался у выезда на федеральное шоссе номер 1-70. Он еще раз сверился со своей картой и снова нахмурился, после чего связался с оперативным отделом и передал дежурному командиру:
— Уиллис, то, что я скажу, — очень срочно и важно. Я хочу, чтобы ты организовал мне доступ в компьютерный банк данных по истории и антропологии. Скажи им, чего добиваемся, и пусть эксперты малость поработают. Попробуй начать с вашингтонского университета. Если они сами не смогут помочь, то, может, хоть порекомендуют хорошего специалиста.
— Да, сэр. В чем суть запроса?
— Это касается Стоунхенджа, — лейтенант произнес название по буквам. — Так называются руины культового сооружения древних друидов где-то в Англии. Я хочу, чтобы они отыскали в Сент-Луисе, в районе, наиболее насыщенном линиями подземки нечто такое, что каким-то образом — исторически архитектурно или еще как-то, может быть соотнесено с этим названием.
— Понял. Вы будете в фургоне, лейтенант?
— Да. Я сейчас на шоссе 1-70, примерно в трех милях севернее мемориала Джефферсона, и еду на юг. Нюхом чую, что туда надо ехать. Постарайтесь получить эти данные и передать их мне как можно скорее.
— Сделаю все возможное.
Постум отложил микрофон и включил мониторы сканера. Он руководствовался не только интуицией, выбирая направление движения.
Лейтенант уголовного розыска знал, что преследует блестящего стратега, тактического гения, к тому же крайне опасного преступника.
Перед глазами Постума неотвязно маячили сцены с разгромленной свалки. Болан отнюдь не играл в солдатики на карте-планшете в тиши штабного кабинета. Он вел настоящую войну, в которой было все: и трупы, и выжженная земля, войну, которую эти края не видели со времен исторических сражений Севера с Югом.
Глава 13
Розарио Бланканалес прошел через главные ворота поместья и по извилистой дорожке легкой походкой зашагал к главному зданию.
Он был в десантном комбинезоне, грудь крест-накрест перетягивала широкая патронная лента, небольшой пистолет-пулемет болтался на шее, автоматическую винтовку М-16 он небрежно забросил на правое плечо.
Он прошел метров пятнадцать, когда издали донесся слабый встревоженный оклик:
— Эй, приятель!
Худющий тип, влекомый громадной овчаркой на слишком коротком поводке, спешил к Политику через газон. На нем, как на пугале, болтались дешевые джинсы и клетчатая рубаха, из открытой кобуры на бедре торчала рукоять пистолета.
Естественно, охранник с собакой не увидел, как за его спиной на ограде возникла фигура в черном комбинезоне и легко спрыгнула на газон.
Бланканалес ухмыльнулся, подошел к стволу молодой ивы и повернулся к собаководу спиной. Расстегнув ширинку, он принялся увлажнять ствол деревца.
Парень с собакой подбежали к нему раньше, чем завершился этот нехитрый процесс.
— Что это, к черту, значит?! — зло закричал охранник, тогда как его пес подозрительно принюхивался к свежей влаге на стволе и у корней.
— Отлить захотелось, — дружелюбно пояснил Политик.
— Это я вижу, — ответил стражник, переводя глаза с автомата Бланканалеса на его винтовку. — Я не о том. Что вы здесь делаете?
Бланканалес добродушно улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
— А ты, собственно говоря, что глотку дерешь, когда у тебя лежит труп у ворот?
Лицо парня выразило одновременно испуг и тупое недоверие:
— Ринго? Ринго умер?
Улыбка Бланканалеса стала просто обворожительной:
— Ага. Это я его уделал.
Прошло несколько долгих секунд, прежде чем охранник уяснит смысл сказанного. Его рука метнулась к пистолету, но это инстинктивное движение остановил взмах левой руки Политика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19