Редферн сделал паузу и пояснил:
– В этом месте Руфинус возвращается назад, к моменту выхода флота из Картахены. «Путешествие из Испании к месту назначения заняло пятьдесят восемь дней. Погода благоприятствовала, ветер был попутным. За эту милость Серапис потребовал жертву. Два члена команды умерли от неизвестной болезни».
– Должно быть, он имеет в виду цингу, – сказала Лили.
– Древние мореплаватели очень редко совершали долгие рейды без захода в порт, – пояснил Питт. – Цинга стала известна только во время длительных путешествий испанцев. Хотя это ничего не значит, они могли умереть и по другим причинам.
Лили взглянула на Редферна и нерешительно улыбнулась:
– Извини, что перебила. Продолжай, пожалуйста.
– «Сначала мы подошли к острову, населенному варварами, похожими на скифов, но с более темной кожей. Они проявили дружелюбие и с радостью помогли нам пополнить запасы продовольствия и воды. Мы видели вокруг много островов, но флагманский корабль двигался вперед. Только Венатор знал, куда мы направляемся. Наконец мы увидели пустынный, лишенный растительности берег и приблизились к широкому руслу реки. Мы стояли там пять дней и пять ночей, дожидаясь попутного ветра. Затем мы вошли в реку и двинулись вверх по течению, причем временами были вынуждены грести, пока не достигли холмов Рима».
– Холмов Рима? – удивленно воскликнула Лили. – Но этого не может быть!
– Очевидно, это было просто сравнение, – предположил Питт.
– Нелегкая задачка, – согласился Редферн.
– «Рабы, ведомые надсмотрщиком Латинием Мацером, долго вели земляные работы в холмах над рекой. Восемь месяцев спустя груз, доставленный флотом, был выгружен с судов и спрятан под землей».
– Он описал, где именно был спрятан груз? – спросил Питт.
Редферн взял одну из табличек и сравнил ее с копией Лили.
– Некоторые слова написаны неразборчиво. Мне придется как следует поработать, чтобы с максимальной точностью восстановить текст. «Итак, секрет секретов спрятан в холмах в огромной пещере, выкопанной рабами. Этого места не видно с берега из-за острых скал. После того как все работы были завершены, с холмов налетела орда варваров. Я не знаю, успели ли Венатор и его люди вовремя замуровать пещеру, поскольку я был занят – помогал экипажу отвести судно от берега».
– Руфинус не фиксировал расстояния, – разочарованно протянул Питт, – и никогда не указывал направление. К тому же есть шанс, и немалый, что варвары, кто бы они ни были, давно разграбили хранилище.
– Я все-таки не думаю, что случилось худшее, – оптимистично заявила Лили. – Огромная коллекция не могла пропасть бесследно, словно ее никогда не существовало. Какие-нибудь ее части или хотя бы отдельные предметы непременно всплыли бы где-нибудь.
– Все зависит от района, где происходило действие, – сказал Питт. – За пятьдесят восемь дней при средней скорости примерно три с половиной узла суда могли пройти более четырех тысяч морских миль.
– Если они шли по прямой, – вмешался Редферн, – что маловероятно. Руфинус только утверждал, что за пятьдесят восемь суток они ни разу не пристали к берегу. Путешествуя в незнакомых водах, они наверняка были вынуждены держаться невдалеке от береговой линии.
– Но в каком направлении они двигались? – спросила Лили.
– Наиболее логично предположить, что к южному побережью Западной Африки, – сообщил Редферн. – Финикийское судно обошло по часовой стрелке вокруг Африки еще в пятом веке до нашей эры. Карты этого маршрута уже существовали во времена Руфинуса. Здравый смысл подсказывает, что Венатор после прохождения Гибралтарского пролива повернул свой флот на юг.
– Ну я бы не был столь категоричен, – сказал Питт. – Руфинус описывает острова.
– Это могут быть Мадейра, Канары или острова Кейп-Верде.
– Все равно не получается. Невозможно объяснить, каким образом «Серапис» оказался в другом конце земного шара, преодолев расстояние от юга Африки до Гренландии. Это все же более восьми тысяч миль.
– Ты прав. Это меня тоже смущает.
– Лично я голосую за северное направление, – с энтузиазмом заявила Лили. – Почему это не могут быть Шетландские или Фарерские острова? Раскопки при этом придется вести вдоль побережья Норвегии, а может быть, и Исландии.
– Я согласен с точкой зрения Лили, – сообщил Питт. – Эта теория прекрасно объясняет, как «Серапис» оказался в Гренландии.
– Руфинус описал, как им удалось спастись от варваров? – спросила Лили.
Редферн залпом допил свой шоколад, уже, к сожалению, остывший, и продолжил:
– «Мы вышли в открытое море. Процесс плавания был нелегким. Звезды занимали другое положение, да и солнце было не на своем обычном месте. С юга то и дело налетали яростные штормы. На десятый день один из наших людей был смыт за борт. Нас сносило в северном направлении. На тридцать первый день наш бог привел нас в спокойную бухту. Мы смогли выполнить необходимый ремонт и запастись продовольствием. Также мы увеличили балласт. Недалеко от берега виднелось бескрайнее море карликовых сосен. Почва была насыщена влагой. Достаточно было воткнуть в песок палку, и из него начинала сочиться пресная вода. После шести дней плавания последовало еще одно потрясение, гораздо хуже, чем предыдущее. Теперь наши паруса бесполезны. Страшный шторм сломал мачту и унес рулевые весла. Много дней мы дрейфовали, оставаясь совершенно беспомощными, отдавшись на волю ветра и волн. Я потерял счет дням. Спать было невозможно. Вода была очень холодной. На палубе стал намерзать лед. Судно лишилось остойчивости. Я приказал своему измученному и окоченевшему экипажу сбросить кувшины с водой и вином за борт»... Вот откуда взялись амфоры, найденные вами на дне при подходе к фьорду, – сказал Редферн и продолжал: – "Вскоре после того как нас занесло в длинный, узкий залив, мы сумели подвести судно к берегу и тут же провалились в глубокий сон, длившийся два дня и две ночи. Серапис – недобрый бог. Наступила зима, и лед сковал судно. У нас не было выбора, оставалось только попытаться пережить зиму в ожидании теплых дней. На противоположном берегу залива мы обнаружили поселение варваров. Оказалось, что они готовы торговать с нами. Мы покупали у «их еду. Они использовали наши золотые монеты в качестве украшений, не имея понятия об их стоимости. Они показали нам, как можно согреться, сжигая жир гигантских рыб. Мы сыты и, я надеюсь, выживем. У меня появилось много свободного времени, и я решил каждый день вести записи. Сегодня я опишу груз, который рабы Венатора выгрузили из трюма моего судна. Никто не видел, что я наблюдал за процессом выгрузки из камбуза и даже вел некоторые записи. При виде одного большого предмета все упали на колени, всем своим видом выражая почтение».
– Что он имеет в виду? – спросила Лили.
– Терпение, – ответил Редферн. – Слушайте. «Триста двадцать медных труб с маркировкой Геологические карты. Шестьдесят три крупных гобелена. Они были обернуты вокруг большого, изготовленного из золота и хрусталя саркофага, в котором находился прах Александра. Мои колени задрожали. Я видел его глаза сквозь...» К сожалению, на этом текст обрывается, – грустно сказал Редферн. – Он не окончил фразу. На последней табличке изображена конфигурация береговой линии и направление течения реки.
– Саркофаг с телом Александра Великого, – взволнованно прошептала Лили. – Неужели он так и лежит в какой-то пещере?
– Вместе с другими сокровищами Александрийской библиотеки, – добавил Редферн. – Увы, мы можем только уповать на это, но сделать, к сожалению, не можем ничего.
Реакция Питта была совершенно другой. Он казался совершенно уверенным в себе, когда заявил:
– Надежда – это для мечтателей. А я человек действия и утверждаю, что смогу найти эту античную реликвию за тридцать, нет, пожалуй, даже за двадцать дней.
Глаза Лили и Редферна удивленно округлились. Они взирали на Питта с подозрением, каким обычно взирают на политика, обещающего снизить налоги. Иными словами, они ему не поверили.
– Заливаешь, – вздохнула Лили.
Но Питт был воплощением искренности:
– Давайте взглянем на карту.
Редферн передал ему копию, которую Лили сделала с рисунка на дощечке, увеличив его. В общем-то там нечего было рассматривать – только набор волнистых линий, расположенных, казалось бы, абсолютно произвольно.
– Она нам ничего не даст, – сказал ученый, – здесь нет никаких названий.
– Этого вполне достаточно, – заявил Питт сухим и уверенным тоном, – чтобы привести нас к цели.
В четыре часа утра Питт проснулся. Он автоматически перевернулся на другой бок, чтобы снова провалиться в сон, но тут до него дошло, что он в каюте не один. Кто-то включил свет и разговаривает с ним:
– Извини, дружок, но тебе придется встать.
Питт зевнул, приоткрыл один глаз и мрачно уставился на серьезное лицо Байрона Найта.
– Какого черта?
– Приказ с самого верха. Ты должен немедленно отправляться в Вашингтон.
– Они сказали тебе – зачем?
– Если ты еще не понял, поясняю: они – это Пентагон. А теперь отвечаю: нет, они не снизошли до объяснений.
Питт сел и спустил босые ноги на пол.
– А я, признаюсь, надеялся подольше побыть здесь и понаблюдать за раскопками.
– Значит, тебе не повезло, – резюмировал Найт. – Ты, Джордино и доктор Шарп должны вылететь не позднее, чем через час.
– Лили тоже? – Питт встал и направился к туалетному зеркалу. – Понимаю, большие боссы желают расспросить меня и Ала насчет советской субмарины, но Лили-то здесь при чем?
– Хозяева не откровенничают с рабами, – усмехнулся Найт. – Я ничего не знаю.
– А что с транспортом?
– Полетите тем же путем, что Редферн. Вертолетом до эскимосской деревни, оттуда военным самолетом на Исландию, там пересядете на бомбардировщик «Б-52», который возвращается в Штаты на ремонт.
– Мне это не нравится, – сообщил Питт, едва не подавившись зубной пастой. – Если они хотят со мной сотрудничать, почему не прислали личный самолет?
– Ты очень сообразителен для столь раннего часа.
– Если меня вытаскивают из постели еще до рассвета, мне ничего не стоит сказать всем объединенным начальникам штабов, вместе взятым, куда засунуть свои желания.
– Туда же отправится и мое очередное звание, – простонал Найт. – Я буду виновен заодно с тобой.
– Наоборот, держись за меня – и станешь адмиралом.
– Хотелось бы верить.
Питт вытащил изо рта зубную щетку, тщательно вымыл ее и постучал ею Найта по голове:
– Ты имеешь дело с гением и никогда не забывай этого. Отправь радиограмму. Мы полетим на вертолете НУМА прямо на базу ВВС в Туле, а там нас пусть ждет правительственный самолет, который и доставит нас в столицу.
– А может быть, лучше не дразнить голодного добермана, который наконец дождался своей законной миски с мясом?
Питт картинно воздел руки к небу:
– Ну почему здесь никто не верит в мои творческие возможности?
22
Ясный, безоблачный день клонился к закату. Вашингтон готовился к окончанию рабочего дня. Опускающееся солнце заливало холодным светом белый гранит правительственных зданий, превращая его в золотистый мрамор. По голубому небу плыли ватные клочковатые облака, которые с борта приземляющегося «Гольфстрима IV» выглядели как вполне твердая субстанция.
Самолет мог принять на борт девятнадцать пассажиров, но Питт, Джордино и Лили были одни в пассажирском салоне. Самолет еще рулил по взлетной полосе военно-воздушной базы в Туле, а Джордино уже спал и с тех пор ни разу не открыл глаза. Лили то засыпала, то снова просыпалась и в периоды бодрствования читала «Порог» Марлиса Милхайзера.
Питт в течение всего перелета бодрствовал. Он что-то напряженно обдумывал, иногда делал записи в блокноте. Временами он отвлекался и смотрел в окно. Длинные вереницы машин тянулись из центра Вашингтона в жилые районы, сверху они напоминали шевелящиеся щупальца.
Мысленно он снова и снова возвращался к замерзшему экипажу древнего судна, капитану Руфинусу и его дочери Ипатии. Питт искренне сожалел, что не заметил девочку в темноте трюма, хотя камера зафиксировала ее вполне ясно. Девочка лежала в дальнем углу, прижимая к себе маленькую длинношерстную собаку.
Описывая ее, Гронквист вытирал слезы. Питт подумал, что не пожелал бы ей превратиться в музейный экспонат, на который будут глазеть бесконечные вереницы любопытных.
Глядя вниз на Вашингтонскую аллею, которая была отлично видна, когда «Гольфстрим» заходил на посадку, Питт на время отбросил мысли о погребенном подо льдом судне и вернулся к размышлениям о поиске сокровищ Александрийской библиотеки. Он точно знал, что намерен делать. Ему пришлось основывать всю стратегию поиска на тех нескольких линиях, что были нацарапаны на вощеной дощечке рукой умирающего человека. Закон Мерфи, гласящий, что если что-то может пойти неправильно, обязательно так и пойдет, уже начал работать против него.
Линии на карте могут не совпасть с известными географическими очертаниями по целому ряду причин: воск мог деформироваться из-за быстрого перепада температур от очень низкой на погибшем судне до высокой на борту «Полярного исследователя». Руфинус вполне мог ошибиться в масштабе и неточно показать изгибы береговой линии и реки. Но хуже всего было другое: землетрясения и прочие природные катаклизмы, процесс формирования и эрозия грунта, а также перемена климата за прошедшие шестнадцать веков могли неузнаваемо изменить ландшафт.
Питт чувствовал, что в нем загорается дух состязательности. Он чуял запах вызова. Для людей беспокойных, тонко чувствующих вечных мятежников этот запах является чем-то средним между ароматом возбужденной женщины и свежескошенной травы. Он искушает и манит, пока тот, кому брошен вызов, не забывает об опасности и возможности провала. Волнение, всегда связанное с погоней, поиском, значило для Питта ничуть не меньше, чем действительный успех. Когда же он на самом деле достигал почти невозможного, неизбежно наступало разочарование.
Первым препятствием был недостаток времени на поиски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71