– Вижу.
– Мы с тобой сейчас за ней спрячемся и последние пару миль проползем под ее прикрытием. Усек?
– Можем проскочить, – согласился Джиордино, – если только нас не засекут по выхлопу.
– Сплюнь, не то сглазишь, – посоветовал Питт, напряженно улыбнувшись.
Оставив позади равнины ледника Росса, они ехали теперь по твердой земле, хотя и скрытой под толстым слоем льда. Путь их пролегал вдоль невысокой гряды, длинным корявым языком протянувшейся от северной оконечности горного хребта. Время от времени гряда понижалась почти до уровня поверхности, и Питт старался поскорее проскочить такие места, чтобы не заметили наблюдатели с охраняемого периметра. По правому борту «корабля снегов» высились отвесные серые скалы, изборожденные провалами и трещинами, в которых, подобно замерзшим водопадам, застыли ледяные потоки, пылая на солнце синевой и зеленью. Структура ледового покрытия на избранном ими пути заметно отличалась от сравнительно ровной поверхности ледника Росса. Здесь лед лежал волнами с довольно большой амплитудой, отчего иногда появлялось ощущение, будто катишься по американским горкам.
Питт переключился на вторую передачу, чтобы преодолеть очередную полосу препятствий, состоящую из невысоких холмов и неглубоких впадин, сменяющих друг друга с такой частотой, что на всем протяжении этого сложного участка «корабль снегов» и двух минут не пребывал в строго горизонтальном положении. И все же мощная машина неутомимо катила даже по этой разухабистой дороге, не спотыкаясь и не сбиваясь с темпа, а огромные колеса без усилий справлялись с нагрузкой. Питт в десятый раз за последние десять минут бросил взгляд на приборную доску. Показания температурных датчиков подтвердили его догадку, что малая скорость на больших оборотах ведет к перегреву двигателей. Хорошо еще на этот раз можно спокойно открыть дверь, не опасаясь снежной бури.
Проезжая мимо устья узкого каньона, Питт внезапно остановил машину.
– Эй, что стряслось? – в недоумении уставился на него Джиордино. – Что ты там увидал? Черта?
Питт ткнул пальцем в ветровое стекло.
– Видишь борозды на снегу, ведущие в каньон? Такой след оставляют только гусеницы «снежного кота».
– Ну ты прямо Соколиный Глаз. Я бы ни черта не заметил, да и сейчас не очень уверен.
– Их должно было замести вьюгой, – произнес Питт, рассуждая вслух. – Их и замело, но замело частично, раз они все еще видны. Отсюда следует, что оставивший их «снежный кот» прошел здесь как раз в тот момент, когда буря уже утихла, но еще не кончилась.
– Тогда возникает резонный вопрос, – подхватил итальянец, – зачем это ему понадобилось переться в тупиковый каньон?
– Потайной вход в обогатительный комплекс?
– Очень может быть.
– Проверим?
Джиордино расплылся в широкой, до ушей, ухмылке:
– Я прямо сгораю от любопытства!
Питт вывернул руль до отказа и направил «корабль снегов» в каньон. Стены зловеще дыбились над узкой прорезью в толще горы, и чем дальше в ущелье углублялась машина, тем бледнее и тусклее казался солнечный диск. К счастью, несмотря на все свои извивы и повороты, каньон оказался вполне проходимым, а дно его достаточно пологим, чтобы такой опытный водитель, как Питт, провел по нему вездеход-великан без единой Царапины. Он больше беспокоился, что в конце пути они не найдут ничего интересного, кроме каменной стены, и тогда придется выезжать из теснины задним ходом, потому как развернуться здесь нечего было и мечтать. Через четверть мили Питт остановил машину перед сплошной стеной льда.
Это был тупик.
Питт и Джиордино вышли и уставились на вертикальный ледосброс. Всматриваясь в следы, обрывающиеся у самого основания, Питт заметил:
– Интрига начинает закручиваться всерьез, «снежный кот» мог выехать отсюда только задним ходом...
– ...и оставить еще одну пару следов от гусениц, – продолжил рассуждения напарника итальянец. – Но их почему-то не видно. Слушай, может, эту снежную киску унес горный орел? Здоровый такой, как наш драндулет.
Питт придвинулся ближе, глядя на лед с расстояния нескольких дюймов и прикрыв козырьками ладоней глаза, чтобы меньше отсвечивало. Он долго всматривался в ледяной барьер, потом обернулся к Джиордино.
– Толком не разберу, что именно, но что-то там определенно есть, – сказал он.
Джиордино тоже пригляделся и согласно кивнул:
– Точно! Маячит за стеночкой что-то чужеродное. В таких "местах вроде бы положено говорить: «Сезам, откройся»?
– Боюсь, тот пароль давно устарел, – рассеянно отозвался Питт, погрузившись в размышления.
– Лед не толще трех футов, – заметил итальянец, прервав затянувшуюся паузу.
– Похоже, мы с тобой мыслим в одном направлении, – одобрительно кивнул Питт.
– Тогда ты садись за баранку, – предложил Джиордино, – а я постою в сторонке с «бушмейстером» и прикрою тебя в случае чего.
Питт забрался по трапу в кабину «корабля снегов», дал задний ход и отвел машину футов на пятьдесят от стены, стараясь попадать колесами в накатанные «снежным котом» колеи, чтобы обеспечить как можно лучшее сцепление с грунтом. Он собрался, сжал штурвал двумя руками, нагнул голову и вжался в сиденье – на тот случай, если при столкновении выбьет ветровое стекло. Включив первую передачу, Питт вдавил акселератор в пол. Взревев выхлопными трубами, механический голиаф рванулся вперед, набрал скорость и вонзился исполинским тараном в самую середину ледяной преграды. Удар был настолько силен, что Джиордино почувствовал, как дрогнула у него под ногами земля.
Лед взорвался грандиозным всплеском мириадов сверкающих обломков. Они осыпали «корабль снегов» подобно осколкам хрусталя из упавшей люстры. Звуковой эффект от тарана можно было сравнить разве что с зубовным скрежетом разъяренного горного великана. Джиордино вообще-то предполагал, что машине придется несколько раз биться лбом об стенку, прежде чем пробить в ней дыру, поэтому он чуть было не отстал от «корабля снегов», когда тот проломил себе дорогу с первой попытки и исчез внутри открывшейся полости. С автоматом наперевес, как пехотинец, идущий в атаку под прикрытием танка, итальянец со всех ног рванул следом.
Въехав внутрь, Питт остановил машину и смахнул стеклянное крошево с лица и груди. Как он и опасался, лобовое стекло пробило здоровенной ледяной глыбой. Она чуть не задела Питта и торчала сейчас между сиденьем и полом. Из нескольких порезов на лбу и щеках струилась кровь. Они были не такими уж глубокими и опасными, чтобы накладывать швы, но обильное кровотечение создавало впечатление, что эти поверхностные раны чуть ли не смертельны. Питт вытер рукавом заливающую глаза алую жидкость и выглянул в окно, пытаясь понять, куда же его занесло.
Машина находилась внутри проложенного во льду широкого туннеля, почти вплотную прижимаясь к стене, противоположной пролому. Туннель тянулся в обе стороны и казался пустым и заброшенным. Не заметив никаких признаков присутствия противника, Джиордино забросил автомат за спину, подбежал к машине и вскарабкался в кабину водителя, где был встречен белозубой улыбкой напарника, выглядевшей совершенно нелепо на фоне кровавой маски.
– Ну и видок у тебя! – восхитился Джиордино, безуспешно пытаясь помочь Питту выбраться из кресла водителя. – Лихо тебя угораздило. Ничего, сейчас вызовем «скорую», и тебя быстренько заштопают.
Питт мягко отвел его руки:
– Это только выглядит жутковато, а на самом деле ничего серьезного. Вызывать никого не надо, в больницу ехать тоже некогда, так что мотай за аптечкой в жилой отсек и займись обработкой моих геройских ран. А я тем временем вношу предложение обследовать левую сторону туннеля. Если я правильно угадал, он приведет нас прямиком в логово зверя.
Джиордино знал по опыту, что спорить бесполезно. Он спустился в жилой отсек и вытащил аптечку, которую не открывали с 1940 года. Аккуратно смыв ваткой, смоченной в перекиси, водорода, запекшуюся кровь с лица Питта, он обильно полил порезы йодом, основным антисептиком той эпохи. Спиртовой раствор популярного и в наши дни галогена обжигал с таким зверским садизмом, что пациент на протяжении всей процедуры лил горючие слезы и ругался самыми черными словами, которым маленький итальянец внимал с наслаждением истинного ценителя, хотя и делал вид, что пропускает мимо ушей. Закончив обработку, он перевязал раны марлевыми бинтами, употребив на это львиную долю имевшегося в аптечке запаса перевязочного материала.
– Умелые руки знаменитого полярного хирурга Альберта Джиордино спасли еще одну жизнь! – гордо провозгласил он, отступив на шаг и откровенно любуясь делом своих «умелых рук».
Питт посмотрелся в зеркальце и чуть не свалился с сиденья. Самозваный хирург наворотил столько бинтов, что их с лихвой хватило бы для перевязки после пересадки мозга.
– Ты что сотворил, Франкенштейн недорезанный? – мрачно спросил Питт. – У меня вид как у мумии.
Джиордино тут же принял позу оскорбленного в лучших чувствах:
– Да, эстетика не самая сильная моя сторона, но жизнь я тебе все-таки спас! И что я слышу вместо благодарности? Грязные инсинуации!
– И медицина тоже! – сердито буркнул Питт, не желая больше препираться с этим клоуном, тем более йода тот тоже не жалел, и под повязками до сих пор ощутимо жгло.
Снова взявшись за штурвал, он дал газ и принялся маневрировать в узком пространстве туннеля, то пятясь назад, то подавая вперед, пока не развернул машину в нужном направлении. Впервые за все время путешествия он опустил боковое стекло и оценил взглядом ширину туннеля. Зазор между бортами и боковыми стенками составлял не более восемнадцати дюймов, а между крышей и сводом и того меньше. Питт обратил внимание на большую круглую трубу, протянутую вдоль основания внутренней дуги свода, от которой отходили в лед трубки поменьше.
– Что это за чертовщина, как ты думаешь? – спросил он, указывая на трубу.
Джиордино выбрался из кабины, протиснулся между колесом и трубой и взялся за нее рукой.
– На муфту электрокабеля не похоже, – сказал он. – У нее должно быть какое-то другое назначение.
– Если это то, о чем я думаю... – Питт понизил голос до зловещего шепота и многозначительно посмотрел на напарника.
– ... мы имеем дело с неким элементом механизма отрыва ледника от береговой линии, – сформулировал Джиордино до конца не высказанную мысль.
Питт высунул голову в окно и поглядел назад. Жерло туннеля, казалось уходящего в бесконечность, постепенно сужалось, обращаясь в перспективе в точку.
– Думается мне, – сказал он, – эта сквозная дыра тянется на тысячу четыреста миль – от обогатительного комплекса до противоположного края ледника.
– Тогда это самый потрясающий инженерный шедевр за всю историю человечества. Подумать только, туннель длиной от Сан-Франциско до Финикса!
– Как бы то ни было, а Вольфы его построили. И не забывай, что лед бурить куда проще, чем камень.
– Как ты считаешь, если мы перережем эту линию, процесс отделения ледника остановится? – спросил итальянец. – Может, попробуем?
– А вдруг механизм наоборот сработает преждевременно? – возразил Питт. – Рисковать мы не можем, разве что другой альтернативы не останется. Тогда и будем резать.
Туннель походил на огромную зияющую пасть ночного чудовища. Кроме с трудом пробивающихся сквозь толстый слой льда солнечных лучей, другого источника освещения не было. Под сводом, правда, тянулся кабель с подсоединенными к нему через каждые двадцать футов галогенными трубками, но ни одна не горела – видимо, питание отключили на главном рубильнике. Питт врубил малые фары, установленные в нижней части корпуса, включил передачу и тронул с места, постепенно разогнавшись до двадцати пяти миль в час. Хотя столько же может без труда развить даже велосипедист, здесь, в узком туннеле казалось, что машина бешено мчится вперед на головокружительной скорости.
Пока Питт боролся с громоздкой махиной «корабля снегов», стараясь не слишком обдирать его бока о бесчувственный лед, Джиордино сидел на пассажирском месте, держа автомат между колен и напряженно всматриваясь в пограничную зону между полумраком туннеля и выхваченной фарами широкой полосой освещенного пространства. Но тщетно пытался он уловить хотя бы намек на движение – впереди была пустота, и только бесконечная труба с отходящими от нее патрубками змеей тянулась перед машиной.
Явная заброшенность туннеля и полное отсутствие обслуживающего персонала наводили на мысль, что Вольфы вкупе с остальным населением полярной базы либо уже покинули комплекс, либо готовятся к эвакуации на свои суда-ковчеги в самое ближайшее время. Выжимая из «корабля снегов» все, что могли дать его шестидесятилетние дизели, и уже не заботясь о сохранности краски на бортах, Питт гнал и гнал вперед очертя голову. Машину бросало из стороны в сторону, края бортов и выдающиеся ступицы колес то и дело пропахивали глубокие борозды в гладкой ледяной поверхности боковых стен туннеля. «Только бы успеть! Только бы не опоздать!» – неотвязной мыслью билось в мозгу, и с каждой истекшей минутой Питта все сильнее охватывало отчаяние. Слишком много времени потеряно на пути через ледник. Срок, назначенный в несвойственном ему приступе откровенности Карлом Вольфом на приеме в Буэнос-Айресе, – четыре дня и десять часов. Четыре дня, восемь часов и сорок минут уже миновали. Выходит, осталось всего час двадцать до того рокового момента, когда Карл Вольф щелчком выключателя запустит коней света.
По прикидкам Питта, от производственных цехов комбината их отделяло не больше полутора миль. У них не было ни карты, ни плана, ни данных аэрофотосъемки. Когда они доберутся до места, центр управления придется искать наугад. И еще его очень заботил животрепещущий вопрос: высадилась ли уже в расположении базы штурмовая группа спецназа, а если высадилась, то удалось ли ей нейтрализовать охрану? В том, что охранники будут драться до последнего, Питт не сомневался. У каждого из наемников имелся сильнейший стимул – уверенность в том, что его родные и близкие выживут в катастрофе, какая бы судьба ни постигла его самого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81