Можно без преувеличения сказать, что эта рыба — одно из самых изысканных блюд в Японии. Она действительно очень вкусна, но все же не только и не столько это объясняет любовь японцев к фугу. Есть и еще одна причина.
Рыба фугу содержит очень мощный яд, тетрадотоксин. В малых дозах он действует как наркотик, человек, принявший его, чувствует своеобразное опьянение, веселье и легкость. Моментально отступают все боли, исчезает чувство реальности. Но это при малых дозах. Малейшая передозировка чревата мгновенной смертью — тетрадотоксин сильнее знаменитого яда кураре в двадцать раз.
Одной маленькой фугу вполне достаточно, чтобы отравить тридцать здоровых мужчин. Профессиональный повар обрабатывает рыбу таким образом, чтобы яда в ней осталось ровно столько, чтобы опьянеть, но не умереть. Однако обработка эта — дело ненадежное. Какой бы искусный повар ни готовил фугу, риск всегда остается и притом весьма большой.
Впрочем, многие считают, что этот риск привлекает людей к фугу чуть ли не сильнее, чем ее наркотический эффект. Ведь съев фугу, человек переступает через свой страх, поднимается в собственных глазах, и жизнь, которая так легко могла оборваться, становится ярче.
А наркотический эффект… Он, безусловно, приятен, но в двадцать первом веке его можно получить и более безопасным путем. Риск куда важнее. Один японский мудрец однажды сказал: «Те, кто ест фугу, — глупцы. Но и те, кто не ест фугу, — тоже глупцы».
Каждый год в Японии от яда фугу гибнет более ста человек. Но ни один повар, ни один хозяин ресторана не попал под суд — яд не определяется никакими детекторами, а клиническая картина смерти — паралич и остановка сердца — легко может быть списана на естественные причины. Впрочем, опытные повара ошибаются редко. Ведь самое главное все-таки — это правильно приготовить фугу.
Закончив разговор, Яманиси и кок разошлись в разные стороны. Первый — в капитанскую каюту переодеваться и готовиться к встрече с русскими, а второй — к себе на камбуз.
Спустя полчаса японское судно пришвартовалось у причала острова Медный. Шагая к опущенному трапу, Яманиси отдавал последние распоряжения. Часть экипажа должна была вместе с ним сойти на берег, а остальным следовало остаться на судне — им предстояло выполнить несколько мелких, но довольно важных дел: небольшой ремонт, подкраска, доставка пресной воды и продовольствия — все это требует времени.
— Добрый день! — широко улыбнувшись, шагнул навстречу Яманиси Сергей Берегов, глава администрации Прибрежного.
Это был высокий толстый человек с маленькими поросячьими глазками, которые почти утопали в мясистых щеках. Волосы у него были темно-русые, а кожа на лице бледная, угреватая. На первый взгляд Берегов производил впечатление неотесанного и тупого борова, но те, кто был с ним знаком поближе, прекрасно знали, что на самом деле это не так. Берегов был хитер и предусмотрителен, он всегда очень быстро понимал, откуда дует ветер очередных перемен в многострадальном отечестве, и именно благодаря этому занимал сейчас свой пост. Он протянул японцу руку, и Савада ее пожал.
Тут же затараторил переводчик, пришедший с главой русской делегации. Берегов и Яманиси несколько минут вежливо говорили о пустяках — о том, как японцы добрались сюда, не затронуло ли их по дороге остатками вчерашнего шторма, о том, как важны научные контакты между Россией и Японией, а также, конкретно, поиски стеллеровой коровы.
— А это Сергей Павлов, — Берегов широким жестом показал на стоявшего у него за спиной Полундру. — Очень хороший специалист-океанолог, знает наши острова как свои пять пальцев. Он будет вас сопровождать в ваших поисках.
Полундра старательно улыбнулся и изобразил нечто вроде короткого офицерского поклона — он не очень представлял себе, как надлежит вежливо здороваться с жителями Страны восходящего солнца.
Инструкторы, обучившие его плавать во всех видах подводного снаряжения и пользоваться любым видом оружия, о японском этикете как-то позабыли.
«Ну да ладно, — хмыкнул про себя Полундра, — постараюсь без этикета обойтись. Главный смысл всех правил вежливости все равно у любого народа один — уважай собеседника».
Японец, выслушав переводчика, вежливо поклонился в ответ и прочирикал длиннющую фразу на своем языке.
— Господин Яманиси рад приветствовать господина Павлова, — сказал переводчик. — Но он выражает сомнение в том, что такого ценного специалиста стоит отрывать от, несомненно, весьма важных дел из-за такого пустяка, как его экспедиция.
Закончив, переводчик встряхнул головой:
— Фу-у… Простите, ребята, с японского нельзя по-другому перевести, иначе смысл исказится.
— Ничего, ничего, — хмыкнул Берегов. — Передай ему, что участие русского специалиста — обязательное условие их экспедиции. Оно упомянуто во всех предварительных договоренностях. Только смотри, говори повежливее, как у них положено.
Пока переводчик состязался с японцами в воспитанности, Полундра внимательно рассматривал тех, с кем ему придется провести ближайшие дни. Особенное внимание он уделил, разумеется, начальнику экспедиции, Саваде Яманиси. На первый взгляд опасным японец не выглядел. Обычный азиат среднего возраста — одеть его попроще, и среди торгующих фруктами на базаре казахов его будет не узнать. Однако, присмотревшись повнимательнее, Полундра почувствовал в этом человеке железный стержень, какую-то скрытую до поры до времени за восточными церемониями жесткость.
«Не похож он что-то на ученого, — подумал Полундра, осторожно рассматривая Яманиси. — Хотя, может, я и ошибаюсь. Среди ученых тоже разные люди попадаются. Особенно среди тех, кто наверх выбился. Бывают и очень сильные характером. Тем более он японец, а у них наука — это тот же бизнес, там слабаков не держат. Так что не будем заранее подгонять все наблюдения под заданную схему. Он вполне может быть и тем, за кого себя выдает».
Дискуссия о русском специалисте тем временем подошла к концу. Яманиси согласился — ничего другого ему, впрочем, и не оставалось, решение было принято на более высоком уровне. Поспорить он хотел только затем, чтобы прощупать почву — насколько русским важно, чтобы их человек участвовал в экспедиции? Не захотят ли они освободить его от этой обязанности, написав во всех бумагах, что он присутствовал на борту японского судна. Именно эту возможность Яманиси весьма деликатно и предложил старшему из русских. И то, как он решительно это предложение отверг, утвердило японца во всех его подозрениях — русский приставлен к ним, чтобы шпионить.
— Ну а теперь мы приглашаем вас на банкет в честь вашего прибытия, — сказал Берегов, решив, что с расшаркиваниями можно покончить. — Думаю, что вы не будете разочарованы.
— Да! Узнаете, что такое русское гостеприимство, — подтвердил каплей Селезнев, тоже входивший в состав встречавшей японцев делегации.
— Нет-нет, — через переводчика ответил Яманиси. — Мы хотим сами пригласить вас к себе на корабль. Кок получил задание постараться — где вы еще попробуете настоящей японской кухни?
— Нет, ну как же! Мы же хозяева здесь! Нам и угощать вас положено! — возмутился Селезнев раньше, чем Берегов успел открыть рот. — Знаете, как в наших русских сказках — накормить, напоить, в баню сводить и спать уложить. У нас уже все готово к вашему прибытию — и щи русские, и красная рыба, и грибы соленые — с материка везли, — и много чего еще. Да и водка русская — вы у себя такого тоже не попробуете.
Однако японец настаивал на своем — вежливо, но твердо. У них тоже все готово — только сакэ подогреть осталось. Японская кухня ничем не уступит русской. Да и не зря же повар старался, в конце концов?!
Попрепиравшись с Яманиси минуты три, Берегов мысленно махнул рукой, — в конце концов, почему бы и не принять приглашение, раз японец так настаивает? Приказав замолчать Селезневу, который все еще пытался покрасочнее расписать русское гостеприимство, Берегов сказал:
— Хорошо. Мы рады принять ваше приглашение, господин Яманиси.
Японец поблагодарил, отдал своим людям какие-то распоряжения и повел всех русских на корабль.
Поднимаясь по трапу, Яманиси между делом спросил у начальника русской делегации:
— Скажите, господин Берегов, а можно ли у вас в случае необходимости пополнить запас медикаментов? — На этот раз Яманиси не стал пользоваться услугами переводчика, он говорил по-английски. Берегов этот язык понимал, здесь английский был постоянно нужен — кто его знал, тот не забывал, а кто не знал, тот быстро выучивал.
— Чего-то дорогого и редкого — не обещаю, — ответил Берегов. — А наиболее распространенные, конечно, есть. Можно взять в госпитале.
— А где он у вас?
— Там, — глава администрации показал на стоящий немного на отшибе модульный домик.
— Понятно. И как, господин Берегов, часто у вас тут люди болеют? — спросил японец. — Климат тут не очень благоприятный.
— Болеют не часто, — ответил Берегов. — А если что-то серьезное случается — мы отправляем больного вертолетом в Петропавловск. В госпитале сей час пусто, кажется. Хотя нет. Не пусто. Один человек точно есть — как раз вчера привезли, он во время шторма пострадал.
Японец вежливо кивнул и больше не возвращался к этой теме. Он и так прекрасно понял, о ком идет речь.
Глава 10
Джейк Меллинг обессиленно откинулся на подушку. Исписанный лист бумаги выскользнул у него из рук и соскользнул на пол.
— Эй, старик! — Гаранин поднял с пола лист и тряхнул Меллинга за плечо. — Что с тобой?! Ты не умираешь?! — английский давался фээсбэшнику с трудом, он еле-еле подбирал нужные слова.
— Нет, я в порядке, — с трудом ответил Меллинг. — Просто я очень устал.
— От чего ты устал-то? — непонимающе приподнял брови чекист. — Ты же ничего не делал, только писал.
Меллинг не ответил. Попробуй объясни этому идиоту, что для него сейчас ручку в пальцах удержать — уже подвиг. Ему ведь восемьдесят лет, и он сюда, в больницу, не просто так попал. Врач сказал, что у него сотрясение мозга и переохлаждение организма. Правда, переохлаждение уже осталось в прошлом, но оно еще может напомнить о себе каким-нибудь осложнением. Воспалением легких, например.
А в его возрасте это не шутки, помереть можно в два счета.
Меллинг вдруг неожиданно остро почувствовал, что, несмотря на долгие прожитые годы, несмотря на то, что старое тело уже с трудом его слушается, он все еще очень хочет жить и боится смерти. Пожалуй, он не боялся ее так даже в молодости, когда воевал и каждый день рисковал жизнью. Да, правду, оказывается, говорят, что чем дольше живешь, тем сильнее хочется.
— Что ты документ-то бросил? — снова тронул его за плечо русский. — Писать дальше будешь или все?
— Буду, — выговорил Меллинг. — Сейчас, отдохну.
На старика волной накатила тошнота. Если бы не совершенно пустой желудок, Джейка, наверное, вырвало бы. Снова заболела голова. Недавно врач давал ему обезболивающее, но, видимо, его действие уже закончилось. Нужно попросить еще одну таблетку…
Меллинг выронил ручку. Гаранин, видящий, что его подследственному на глазах становится все хуже, наконец-то решился принять меры. Он встал, вышел в коридор и громко крикнул:
— Эй, там! Доктора! Идите сюда скорей, тут америкашка вот-вот загнется!
Из ординаторской, находившейся в конце коридора, появился Кравцов.
— Ему снова хуже? — озабоченно спросил он, подходя к оперативнику.
— Да! Иди сделай что-нибудь!
— Ну да, конечно, — язвительно бросил через плечо врач. — А то умрет ненароком, и некого будет тогда на Колыме сгноить. Начальство не похвалит, медали не даст, — Заткнись! Что-то ты разговорчивый очень стал!
Или неприятностей захотелось?
Кравцов не стал отвечать — его ждал больной, на перебранку с чекистом не было времени.
Быстро осмотрев старика, который уже был в полубреду, Кравцов моментально принял нужное решение. Сделав Меллингу два укола, он удалился, предварительно сказав Гаранину, чтобы тот не трогал старика до тех пор, пока сам не очнется. Гаранин что-то рявкнул в ответ, но ослушаться не посмел — происшедшее убедило его, что с американцем надо быть поосторожнее. А то потом еще отвечать за него придется.
Он почти час ждал, пока старик откроет глаза. Но когда дождался, то сразу же сунул ему в руки листок бумаги и ручку:
— Пиши!
— Что писать? — Меллинг еще не успел полностью осознать, где он и что с ним.
— Не вилять!! — рявкнул чекист. — Сам захотел показания в письменной форме дать, так и давай!
Меллинг встряхнул головой. Какие показания? Ах да, он же попал в госпиталь к русским, к нему приперся какой-то их контрразведчик и задает дурацкие вопросы. А ему нужно передать через него всю необходимую информацию о японцах.
Преодолев слабость, Меллинг взял лист, пробежал глазами уже написанное. Нет, так никуда не годится. Неубедительно. Ни один серьезный человек не поверит — то, что он понаписал, похоже на бред сумасшедшего. Нужно писать более коротко, сжато и конкретно, без лишних подробностей, но в то же время не упуская ничего важного. Меллинг решительно разорвал лист.
— Что делаешь?! — взвыл Гаранин, вскакивая со стула. — Сгною!! — это было одно из его любимых слов.
— Не годится, — спокойно объяснил Меллинг. — Нужно писать заново.
— Опять?! Сколько раз ты будешь переписывать, гад?! Мне что, с тобой здесь до ночи сидеть?!
— Если хотите, можете уйти, — предложил Меллинг, которому этот скандальный человек с мордочкой хорька уже изрядно надоел. — Завтра придете и заберете показания.
— Ну уж нет, — решительно заявил Гаранин. — Чтобы ты сбежал, пока меня не будет?! Шиш! Подожду, пока закончишь.
Ждать чекисту пришлось долго. Меллинг никак не мог толком собраться с мыслями. Сотрясение мозга давало о себе знать — четко формулировать фразы было неимоверно трудно, а переносить их на бумагу еще труднее, — правда, уже по другой причине — руки его плохо слушались. Еще два раза Джейк начинал писать сначала, решив, что выходящие у него показания выглядят неубедительно. Каждый раз Гаранин начинал на него орать, но без толку — упрямый американец все равно делал все так, как сам считал нужным, а надавить на него по-настоящему не было никакой возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35