Кадык Пафнутьева дёрнулся так, что едва не прорвал изнутри тонкую кожицу куриной шеи. Если ежедневно брать по две бутылки водки с закуской, то этого должно хватить на целых три года! Живут ли так долго в столь сказочной роскоши? При норме — литр в день? Пафнутьев даже подумал, что ослышался, что опять в голове шарики с роликами барахлят.
— Долларов, кху? — переспросил он, едва не подавившись собственным удушливым кашлем.
— Именно, — подтвердил молодой коммерсант, нежно тронув пальчиком дужку очков. — Американских.
— А можно в рублях? — почти прошептал Пафнутьев, обмирая при одной только мысли, что сейчас сказочный мираж рассеется, обернётся фигой под носом.
— Можно! — легко согласился очкарик. — Для вас хоть луну с неба… Семьдесят пять тысяч вас устроят?
— Стоп! — протестующе воздел руки хозяин кабинета. — Борис Яковлевич! Так дела не делаются! Финансовые вопросы вы уж обсуждайте сами, без меня.
Организационная сторона дела вас устраивает, Семён Семёнович?
Пафнутьев выразил утвердительным сипением полное согласие, даже с тем, что он из Степана превратился в Семена.
Хозяин кабинета собрал брови в одну линию:
— Тогда не смею вас больше задерживать, господа предприниматели. Мне, честно говоря, сейчас совсем не до коммерции. Задолженность по выплатам пенсий в области достигла критического уровня, — доверительно говорил он, мягко подталкивая ветерана кооперативного движения к выходу. — Вот, собрал людей, будем думать-гадать, как помочь нашим старикам… Нужно ведь помогать, Семён Сергеевич, как считаете?
— Да, — откликнулся Пафнутьев, — без пенсии никак.
Да только не пенсией были заняты его мысли, забродившие на вчерашней хмельной закваске. Допустим, лихорадочно размышлял он, брать самую дешёвую водку, по двадцатке. Получается сорок рублей в сутки. На червонец — жратвы. Итого полтинник.
Пятьдесят перемножить на триста шестьдесят пять…
Не дали сосчитать. Вежливо повели прочь из кабинета, помогли спуститься вниз по лестнице, потом в машину усадили, потом высадили, и снова — ступеньки, теперь уже ведущие вверх.
Пятью триста — будет полторы тысячи, соображал Пафнутьев. Ежели добавить нолик, а потом ещё приплюсовать три сто, то в год выйдет…Что за наваждение? Он с недоумением уставился на драную обивку собственной двери, к которой его доставили безымянные дюжие молодцы, назначенные в провожатые коммерсантом в золочёных очечках. Документики, дядя, напомнили ему. Мы за документиками приехали.
Только и успел Пафнутьев, что опрокинуть по-походному стопочку на кухне, как опять подхватили его вместе с картонкой с кооперативными бумагами, опять усадили в машину, опять повезли.
Из пенсии можно будет платить за квартиру и собирать помаленьку на зимнее пальто. А 18 250 рублей — это святое, это годовой пропиточно-прожиточный минимум. Семидесяти пяти тысяч должно хватить на целых четыре года безбедной жизни, и ещё 2000 останутся на чёрный день. А если сократить расходы на питание до самого минимума, который называется килька с хлебом, то…
При чем здесь театр оперы и балета? — досадливо подумал Пафнутьев, которого снова сбили со счета, предложив живенько выгружаться у знакомого всем жителям города здания, принадлежавшего фирме «Самсон». А когда он сообразил, куда его привезли и зачем, то помчался вперёд вприпрыжку, изнывая от желания поскорее обменять пыльный картонный ящик на новенькие бумажные купюры.
К его удивлению, никаких балерин внутри здания не наблюдалось. У здешних лебёдушек юбчонки оказались чуточку подлиннее балетных, зато — в обтяжку, на манер гондонов, которыми Пафнутьев в последний раз пользовался лет десять назад. Испытывая от мелькания их попок лёгкое головокружение и истому, Пафнутьев, как сомнамбула, послушно шёл куда говорили и поворачивал где требовалось.
И ждала его комната с обширным чёрным столом, на который двое провожатых водрузили пафнутьевский короб — такой большой и внушительный в сравнении с брикетиком сотенных, улёгшимся рядышком. И сидели в комнате три человека, представившихся Пафнутьеву нотариусом, юристом и бухгалтером. Под их присмотром волеизъявление двух юридических сторон было должным образом зарегистрировано и оформлено.
Все были довольны итогами этой встречи. Даже два молодца среднеазиатской наружности, намаявшиеся с Пафнутьевым и его коробом. Когда им было поручено доставить кооператора домой, они украдкой переглянулись, и один провёл ребром ладони по горлу. Пафнутьев этого жеста не заметил, а если бы и заметил, то списал бы на желание молодца поскорее выпить. Сам он ведь прямо-таки изнывал от такого желания.
* * *
Спровадив кооператора к знатокам законодательства и хозяйственно-финансовых фортелей, Губерман энергично продолжил воплощение в жизнь новых планов. Перед ним вольготно раскинулся молодой, относительно цивилизованный бандит Эрик, порекомендованный Папой в наместники облюбованного посёлка.
Эрик вовсе не чувствовал себя в губерманском кабинете гостем. Он никогда и нигде не чувствовал себя в гостях, не чванился, не жеманничал, а просто заходил и садился на самое удобное место. В данном случае было выбрано крутящееся кресло Губермана, нерасчётливо вышедшего из-за стола поприветствовать уважаемого посетителя. Теперь Эрик с явным удовольствием устроил себе карусель — большой мальчик, при всех регалиях, соответствующих его взрослому рангу, вплоть до золотого зажима на воротничке чёрной шёлковой рубахи с латиноамериканской вышивкой. Где-то там, на широкой, но пока не слишком волосатой груди сверкала обязательная цепь-ошейник с массивным христианским символом смирения.
Порой цепь перекручивалась с золотым жгутом, но Эрик стоически сносил неудобства. Этим своеобразным рыцарским крестом он был награждён два года назад лично Итальянцем, надевшим цепь на Эрикову шею и сопроводившим ритуал троекратным лобызанием.
Подчёркнуто мафиозный прикид очень шёл этому парню с нервным худым лицом и длинными чёрными волосами, гладко зачёсанными назад. Губерман подозревал, что по телевизору Эрик смотрит не примитивные боевики, а трагические бандитские саги, возможно, даже проливая втайне скупую мужскую слезу, когда герои замедленно падали, погибая от подлых полицейских пуль.
— Срань господня, — произнёс Эрик в полном соответствии с видеоканонами. Подумал немного и выругался ещё более звучно:
— Шит!
Упоминание круто замешанного американского дерьма означало, что новости, услышанные от Губермана, не вызвали у Эрика ни малейшего энтузиазма.
Он и семёрка его бойцов переходили в полное распоряжение этого хитромудрого жида. Папиного любимчика. А тот залепил с ходу: езжай-ка ты, братец Эрик, за город дачки сторожить — там самое для тебя подходящее место.
— Какой понт от этого? — угрюмо спросил бандитский братец Эрик, разглядывая лаковые носы своих широко раскинутых в стороны туфель. — Нашёл сторожа! Может, ещё свисток с берданкой мне выдашь?
Тулупчик овчинный?
— Выдам кое-что получше, — загадочно усмехнулся Губерман. — Позже.
Послонявшись по своему кабинету, он демократично взгромоздился на стол, словно занятое гостем кресло нисколько его не интересовало. Так и сидели: один лениво раскручивался на мягком сиденье, а второй несколько принуждённо болтал свешенными со стола ногами. Два рано повзрослевших мальчика двадцати с лишним годков от роду. С разными судьбами и одной целью: быстро разбогатеть любыми способами.
Юный Боря проник во взрослую жизнь сквозь экран компьютера, который когда-то подарили ему родители вместе с ворохом специальной литературы.
Он не заблудился в виртуальной реальности, не попался в сети Интернета. Он просто получил доступ к самой обширной информации и воспользовался ею с толком. Однажды удачно продав партию «Жигулей» и заработав на посредничестве свою первую тысячу, Боря Губерман не в вуз пошёл, а в коммерсанты. Это дало ему такие привилегии и блага, о которых его высокообразованные родители могли только мечтать.
К настоящему времени полноте Бориного счастья мешали лишь несварение желудка, слабая потенция и вынужденное общение с разными опасными типами.
Эрик, привыкший чувствовать себя хозяином положения в любой ситуации, не уважал Борю Губермана не по антисемитским соображениям. В конце концов многие мафиозные кланы обосновались в еврейском Бронксе, и Эрик восхищался их лидерами не меньше, чем итальянскими или ирландскими.
Особенно, когда их изображали Роберт де Ниро и Аль-Пачино.
Просто Эрик с ранних лет ненавидел тех, у кого имелись богатые родители, велосипеды и компьютеры. У него ничего этого в детстве не было. Только краденый пистолет. Не настоящий, пневматический.
Точно с таким же расхаживал по школе крутой-прекрутой одноклассник, поддерживавший свой авторитет обещаниями засадить любому пульку между глаз.
Давай, сказал ему Эрик, посмотрим, кто кому засадит! Фак ю, бастард!
На спортивной площадке за школой собралось не менее сотни зрителей, прознавших про дуэль. Все запомнили эту сцену надолго. После первого же щелчка вражеского ствола Эрик страшно закричал и пошёл вперёд, позабыв нажать на спусковой крючок.
Он просто матерился во всю глотку и шагал на противника, выставив перед собой оружие. Не заслонял при этом лицо, не жмурился, не пригибался и не пытался уклониться. Только орал.
Растерянный противник бросил свой пистолет и обратился в позорное бегство. А окровавленный Эрик очнулся в больнице. Оказалось, что одноклассник зарядил своё пневматическое оружие не мягкими свинцовыми пульками, а бронзовыми шариками, которыми, если стрелять в упор, можно запросто пробить лобовое стекло автомобиля. Под кожей Эрика таких засело пять штук.
Как ни странно, не сама перестрелка, а её последствия вывели его на большую дорогу. Ибо прямо из больницы, минуя участкового, он заявился в дом одноклассника и деловито выставил его родителям счёт за физический и моральный ущерб. Та беседа была построена настолько грамотно, что даже по прошествии лет набравшийся опыта Эрик не сумел бы добавить к сказанному ни словечка.
Приходишь, угрожаешь, требуешь денег. Если дают — уходишь и возвращаешься позже за новой суммой. Если нет — приводишь угрозу в исполнение. Такова нехитрая наука рэкетира.
А вот в сторожа Эрик не нанимался. Папин приказ он, конечно, оспаривать не собирался, но и восторг проявлять не спешил.
— Ты не мути, — посоветовал он Губерману. — Ты дело говори.
— Дело нехитрое, — отозвался тот. — Ты и твои пацаны пишете заявления о приёме в службу охраны жилищно-строительного кооператива «Вест»…
— Что ещё за хуйвест такой? — спросил Эрик из духа противоречия.
Губерман успешно превратил недовольную гримасу в подобие улыбки:
— «Вест» означает: запад. Тот дачный посёлок, возле которого вы окунька прикупили, аборигены Западным называют. Вот пусть и будет «Вест».
— Пусть будет, — милостиво согласился Эрик и протяжно зевнул.
— Ставок, свежий воздух, — продолжал Губерман с преувеличенным воодушевлением, — настоящий курорт. Раньше посёлок за чужим кооперативом числился, а теперь стал нашим.
— И что дальше?
— Вместо дачных халуп будем строить там современные коттеджи на западный манер. Папа так решил, — напомнил Губерман лишний раз. — Будет элитный мини-кантон.
— Кондом как бы, — блеснул эрудицией Эрик. — Штопаный, — Напрасно ты так. Папа большое дело затеял.
Каждый коттедж будем впаривать за два с половиной лимона баксов. Наши затраты — четверть лимона. Ты когда-нибудь о десятикратных подъёмах слышал?
— Ага. — Эрик опять зевнул и от скуки пару раз крутнулся в кресле. — Но это давно было. Когда ещё по ящику Леню Голубкова раскручивали. Вот была конкретика, базару нет. А кондом твой… Кто в этой дыре жить захочет, реально? Ты таких лоханутых знаешь?
Губерман привычно поправил дужку очков на переносице и торжественно сообщил:
— Знаю, Эрик.
— Каца имеешь в виду? Так он своих соплеменников враз оповестит, чтобы к нам больше не совались.
— Согласен, — спокойно ответил Губерман. — Но на Израиле свет клином не сошёлся. У нас своих миллионеров хватает, под боком. Вот, например, некий Валера Емельянов. Он знаешь что коллекционирует?
Спортивные «Шевроле» по цветам радуги! Неужели мы его на особнячок не раскрутим, а, Эрик? Или вот, — Губерман заглянул в свой пухлый блокнот.
— Станислав Ващинский, главный архитектор города.
Как нажрётся, так и выясняет в турфирмах, остались ли на Средиземном море необитаемые острова, на предмет приобретения. Этому романтику самое место на нашем ставке… Господин Мамонтов — тоже наш клиент. Заброшенную церквушку выкупил и настоящий дворец из неё в центре города отгрохал.
Деньги некуда девать? Поможем бедолаге. Пусть перебирается в мини-кантон, может даже камердинера с собой прихватить, который ему сейчас ширинку застёгивает… У нас в области, Эрик, не меньше тысячи настоящих «зелёных» миллионеров проживает. Нужно только подобрать к девяти из них правильный подход, и получится больше двадцати лимонов чистого навара. Прикидываешь, что это такое?
— Не хило, — согласился Эрик. — С голодухи, значит, не помрём. — Столь оптимистичное утверждение завершил скорбный вздох. — Да только на всех, на кого можно было наехать, давно наехали, а по недовольным катком прошлись. Все давно между братвой поделены, как четыре на два. Сам по себе никто уже не пасётся.
Нос Губермана хищно заострился:
— Папа сказал: невзирая на лица. Всех подряд бомбить. И чужих, и своих. Он отвечает.
— Это полный беспредел, — помрачнел Эрик. — За него отвечают хором, сверху донизу.
Губерман это и сам понимал, но лично он ни за что отвечать не собирался, а потому с жаром возразил:
— Не беспредел, а передел собственности. Мы сейчас круче всех стоим, вот и нужно пользоваться моментом. Потом забудется, кто под кем ходил. Если всю эту публику загнать…
— В стойло?
— Именно! — Губерману выражение понравилось. — В стойло… Так вот, при наших капиталах да при Папиных возможностях мы потом ни перед кем отчитываться не будем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48