С предсказаниями не для лохов, а для нормальных пацанов. Что терпеть заносчивость и хамство всякой чиновничьей сволочи больше не намерен. В общем, сделал то, что мечтает сделать любой россиянин, стоя в очереди в паспортном столе (районной поликлинике, МОТОТРЭР ГИБДД, приемной начальника управы).Тут надо заметить, что на службе прорицательницы восседали на специальном треножнике. Он являлся для пифии в своем роде таким же рабочим местом, как для конторского клерка стол с компьютером или для овощного азербайджанца прилавок с весами. Одни говорили, что треножник был сверху заточен на конус, что не давало девице расслабиться на рабочем месте и повышало тем самым производительность труда на тридцать процентов. Другие утверждали: это просто был такой высокий стул, вроде тех, что сейчас можно найти у любой барной стойки.И когда Гераклу надоело ожидать, пока к гражданке в окошке вернется дар речи, он попросту вытащил из-под нее этот самый треножник, оборвал со стен создающие мистический антураж побрякушки и пошел искать место, где можно было бы основать собственный прорицательный пункт.— В конце концов, я точно такой же сын Зевса, как и Аполлон, — сказал он напоследок все еще пребывающей в ступоре девице.«Точно, — сообразила Ксеноклея. — Надо звонить Аполлону».Далее все пошло по стандартной схеме, как бывает, когда на контролируемую одними плохими ребятами контору наезжают другие. В панике отзвонили Аполлону, тот на рысях поднялся и рванул в Дельфы, где и обнаружил весь этот беспредел. Может быть, кого-то появление на сцене солнечного бога и повергло бы в трепет, но за двенадцать лет беспримерной службы Геракл повидал крыши и покруче, чем этот небесный полковник ФСБ. Поэтому ожидаемого эффекта Аполлон не произвел.Более того, в завязавшейся словесной перепалке давно отвыкший от прямых слов небожитель услышал много нелицеприятного и про себя, и про свою сестрицу, и вообще про всю семейку. Аполлон сгоряча попытался ударить Геракла оказавшейся в руках лирой, но получил абсолютно нешуточный хук с левой и вынужденным полетом в стену дома напротив крепко напугал зевак. Он достал лук и свои огненные стрелы, но увидел, во-первых, что противник грамотно укрылся за перевернутым киоском с сувенирами, во-вторых, в руках у оппонента тоже мелькнул лук, но с отравленными, опасными даже для бессмертных стрелами. В общем, не привыкший к активному сопротивлению Аполлон очень скоро понял, что в этой ситуации именно он тот самый школьник-мажор, нарвавшийся на отборную шпану.Нет ни малейших сомнений, что заматерелый в куда более серьезных передрягах герой, так или иначе, отделал бы зарвавшегося олимпийца, если бы престиж своей горы в очередной раз не спас папа-Зевс. Метнув для острастки молнию, он велел мальчикам помириться и не обижать друг друга. Это самое «не обижать» было воплощено в жизнь в следующем виде: Геракл пообещал не бить Аполлона своей оливковой дубиной, а тот в свою очередь гарантировал герою максимально мягкий в его ситуации приговор.Получившая назад свой треножник пифия, со страхом глядя на грозного подсудимого, дрожащим голосом продекламировала:— Год исправработ в любом из частных хозяйств Греции, с перечислением средств пострадавшему.То есть Геракл, подобно оставшемуся без хижины дяде Тому, должен был пойти на невольничий рынок и добровольно продать себя в рабство на год тому, кто заплатит больше денег. Что он и сделал. Хотя, при этом не следует забывать, что в случае необходимости он всегда мог регулировать цену и самих покупателей все той же своей дубиной. И после того как с помощью выкорчеванной оливы были отогнаны от аукционного помоста несколько не слишком симпатичных Гераклу покупателей, желающих с помощью героя за год прорыть Суэцкий канал, продлить Великую Китайскую стену до Испании и освободить Северную Америку от засилья индейцев, необычный лот приобрела красотка-царица Омфала.Муж Омфалы, правитель царства Лидии Тмол, за несколько лет до этого погиб при трагических обстоятельствах, поэтому такой интерес дамы к лоту «Витязь в львиной шкуре» можно было понять. Причиной одиночества царицы стал излишний интерес ее супруга к прелестям некоей охотницы Агриппы, которая считала себя приверженкой Артемиды и не желала ответить ухажеру взаимностью. Тем не менее, как-то раз в охотничьем домике, служившем по совместительству храмом Артемиды, настойчивому Тмолу удалось добиться того, чего и тысячи лет спустя продолжают добиваться от своих дам любители природы в многочисленных охотничьих, рыбацких, туристических и прочих домиках на свежем воздухе.Агриппа не вынесла диссонанса между охотничьей романтикой рассказов Бианки и грубой действительностью и продолжению карьеры охотницы предпочла повеситься на стропилах на чердаке все того же строения. Обидевшаяся за свою поклонницу Артемида выслала в качестве мстителя специального быка, который отличнейшим образом справился с заданием. Тмол погиб в мучениях. По ходатайству Феоклимена, сына покойного, Зевс присвоил безымянной высоте топографическое название «гора Тмол» с занесением во все географические карты и назначением нести на ней службу одноименного бога, впоследствии зарекомендовавшего себя в глазах культурной общественности самым продажным судьей за всю историю «Музыкального ринга».Если кто видел Марину Хлебникову в клипе на астрономическую песню «Солнышко мое», то он имеет полное представления, как облизывалась Омфала, оглядываясь на сидевшего в ее колеснице героя, когда везла Геракла в свое графство. Изначально было ясно, что такого мужчину царица приобретала явно не для чистки конюшен и не для охраны амбаров, но даже самые скромные слухи об устраиваемых Омфалой бесчинствах, просачивавшиеся в течение последующего года в прессу, потрясали воображение обывателей.Как уже выражал свою надежду автор, основным читателем этой книги должен быть уже взрослый человек, поэтому какие-то подробности, как просят из зала, привести, несомненно, можно. Но надо быть при этом максимально осторожным, иначе по вине разнузданного воображения эллинской нимфоманки книгу придется продавать исключительно запечатанной в целлофан в соседстве с журналами известного содержания. А кому же из нормальных авторов хочется сокращать свою аудиторию до столь специфичной социальной группы?Одним из самых невинных развлечений, устраиваемых Омфалой со своим крепостным, была полоролевая игра с переодеваниями. Неизвестно, играли ли наши герои в такие традиционные и практически канонизированные немецкими кинематографистами забавы, как «Медсестра и пациент», «Учитель и школьница, не выучившая урок», «Бригадир и криво положившая шпалы шпалоукладчица». С поличным их застали лишь однажды в самом начале этого пути, а продолжения разоблачений не последовало.Следует заметить, что, несмотря на неистовство папарацци и репортеров желтой прессы, охрана дворца лидийской царицы была поставлена на высоком уровне и публике приходилось довольствоваться преимущественно криво истолкованными и не вызывающими большого доверия слухами. Как, например, интервью с получившей расчет горничной («Я поутру захожу в спальню прибраться, а там паленой резиной несет и от упаковок из-под „дюрексов“ ажно в глазах рябит») или расчетливо подпоенным садовником («И кажный вечер или с балкона такие крики несутся, или в фонтане надумают забавничать, а третьего дни мне всю клумбу с флоксами измяли, ненасытные»).Свидетельство реального очевидца общественности удалось получить лишь однажды, когда в загородное имение Омфалы пробрался известный похабник Пан. Верить ему на слово было глупо, но, во-первых, другого живого свидетеля оргий Геракла с хозяйкой ждать все равно не приходилось, а во-вторых, сам внешний вид интервьюируемого подтверждал, что этот парень не врет.Бог стад и лесов Пан имел мало общего с олимпийской элитой и был, несмотря на свою неоднозначную внешность, гораздо милее любого из напыщенных небожителей. И если бы подлый Эрот однажды, забавляясь, не ткнул его своей дурацкой стрелой, козлоногий вообще был бы милейшим из созданий, имеющих отношение к божествам Греции. А из-за подлой стрелы маленького негодяя бушующая кровь заставляла несчастного вступать в конфликт между пониманием своей, мягко говоря, невзрачности и осознанием, что противиться зову, скажем так, сердца, — невозможно.Собственно говоря, именно очередной порыв, направленный на этот раз в сторону Омфалы, и заставил Пана пуститься в тяжкое приключение. Увидев с холма Геракла с хозяйкой, прогуливающихся под ручку по загородному имению, Пан загорелся страстью, разогнал вертевшихся вокруг нимф и с криком: «Влюблен, я снова влюблен!» — вприпрыжку бросился вниз. Но даже этот легко теряющий свой небольшой разум субъект понимал, что соваться к предмету страсти, когда рядом ошивается такой здоровый детина, совершенно неразумно. И до поры Пан ограничился подглядыванием за парочкой из кустов, благо у бога лесов проблем с маскировкой на местности не возникало.Посмотреть же было на что. Дойдя по парку до одного из укромных гротов, Омфала с Гераклом вошли внутрь, где царица приказала своему подчиненному раздеться. Когда вся одежда героя, включая дубину и сандалии, была сложена в углу, леди сняла с себя все свое модное тряпье и велела Гераклу надеть его, несмотря на разницу в размерах. После чего ему было велено взять прялку и сесть к окошку. Сама же Омфала нацепила шмотки партнера и, размахивая по мере сил дубиной, подступила к скромно сидящему на ложе трансвеститу. Далее, если верить рассказу вуайериста, началась очередная ролевая игра «Грубый варвар врывается в дом и насилует беззащитную поселянку», подробности которой мы вынуждены, несмотря на нетерпение зала, все же опустить из цензурных соображений.Увиденное настолько завело впечатлительного Пана, что он едва дождался, пока любовники вернутся в дом и разойдутся по своим спальням. Причем грот они покинули прямо как были, то есть в остатках одежды, натянутой на себя в начале шоу. Когда не знающий расположения комнат Пан ощупью в кромешной тьме пробирался по дому, он тщил себя надеждой, что в темноте Омфала может принять его за кого другого и быть оттого к нему благосклонна. Забравшись в спальню, он нащупал рядом с ложем шелковые одежды царицы и от мысли, что та спит сейчас в метре от него совершенно обнаженной, придя в небывалое возбуждение, нырнул под одеяло.Где его ждало немалое разочарование. Вместо очаровательной ножки женщины мечты Пан нащупал волосатую ножищу, немногим уступающую по шерстистости его собственной. И эта нога отреагировала на нежное прикосновение трепетных Пановых ручек совсем не так, как ожидал ловелас. Ошибочно принятый любодеем за девицу Геракл так пнул охальника, что остановиться в своем полете тот сумел, лишь ударившись о стену, которую едва не пробил рожками.На грохот сбежались слуги с факелами и сама Омфала, что характерно одетая. Обнаружив лежащего ниц Пана, собравшиеся пришли сначала в недоумение, а затем, когда разобрались что к чему, смеялись над незадачливым ходоком так, что Евгений Петросян от зависти наложил бы на себя руки. Приведенный в чувство и выставленный за ворота Пан с досады рассказал все дежурившим на выходе журналистам. И история, попав в СМИ, пошла кочевать по миру.Вообще увидеть Пана в смущенном состоянии мало кому удавалось, поскольку в смущение, а чаще даже и в смятение окружающих приводил он сам. Обладая от рождения незлобивым нравом, он, тем не менее, был награжден природой еще и необыкновенным голосом, повысив который, мог повергнуть в ужас практически любого. Чем неоднократно пользовались в критических ситуациях олимпийские боги.Пару раз Пан выручал из очень крупных неприятностей даже самого Зевса. Именно он спас руководителя Олимпа в единственный в истории момент, когда тот потерпел поражение в битве и был, можно сказать, на краю.Жутчайшая тварь, прародитель всех драконов Земли — дракон Тифон, про которого плетут такие небылицы, что здравомыслящему человеку неловко даже их пересказывать, бросил вызов правителю мира. Огромный даже по эллинским, растянутым прочими чудовищами меркам, стоголовый, огнедышащий, с размахом крыльев в полторы версты, Тифон решил однажды, что пора уже серьезному парню занять пост номер один на этом свете, и форсированным маршем пошел на Олимп.Когда боги узрели, какое чудище движется в их сторону, на Олимпе возникла паника, как в средневековом городе при приближении татаро-монголов. Небожители попрятались кто куда, постаравшись сделать все, чтобы их не узнали. Зевс превратился в барана, Аполлон — в ворона, Дионис — в козла, Гера — в корову, в общем, кто в кого. Даже Арес предпочел переждать военную годину в обличье вепря за поиском желудей, и лишь Афина сохранила хладнокровие. Именно она, дав пинка барану, привела Зевса в чувство и сподобила на борьбу с захватчиком.Опамятовавшийся владыка схватил свой перун и принялся так неистово сажать молниями, что мог бы за минуту сжечь танковую дивизию. Не ожидавший столь горячего приема Тифон взвесил, что в настоящий момент лучше: быть поджаренным или отступить, — и выбрал последнее. Дракон скомандовал сам себе отход и полетел на отдых и перегруппировку в Сирию. Зевс же, решив, что врага необходимо добивать по горячим следам, взял в рюкзак еще и знаменитый Кроносов серп и помчался вдогонку за земноводным. И — попался.Заняв оборону на заранее подготовленных позициях, Тифон без потерь переждал подготовительный артналет и во всеоружии встретил вражескую пехоту, идущую в атаку с серпами наперевес. Во внезапной контратаке дракон обездвижил противника, окрутив своими многочисленными хвостами. Вырвал серп и, не смея пустить Зевса в расход, довольствовался его нейтрализацией. Режущим бессмертную плоть серпом он ампутировал — хирург Пирогов! — у Зевса сухожилия на руках и ногах, в результате чего владыка мира был не в состоянии пошевелить даже пальцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49