И уже совсем скоро весь мир убедился что государственная поддержка одной отдельно взятой отрасли может привести к фантастическим результатам. Конезаводы Диомеда дали бы сто очков и вперед и назад любой конюшне любого из арабских шейхов нашего времени. В активе фракийца значились отпрыски лучших производителей, когда-либо являвшихся к тому времени на свет.Подобно тому, как на хоккейных чемпионатах формируют по итогам турнира символическую пятерку из лучших игроков, которые заведомо никогда не выйдут на лед вместе, так и в Диомедовской Фракии лично царем ежегодно, составлялась «символическая колесница» — лучшая четверка жеребцов страны, а значит, и мира. Символическая — потому что, по мнению царственного любителя скакунов, для жеребцов таких кровей было бы оскорблением знакомство с упряжью. Самая большая гордость страны, они не были даже объезжены.И действительно, этими содержавшимися в отдельной конюшне лошадками не стыдно было гордиться. В год получения Гераклом задания Золотую четверку составляли жеребцы Подарг, Ксанф, Лампон и Дин. Первые два вели свою родословную от бессмертных коней, рожденных горгоной Подаргой от бога западного ветра Зефира. Лампон был сыном коренного из четверки богини зари Эос, а происхождение Дина держалось в таком строжайшем секрете, что Диомед предпочел даже в родословной имя отца Дина обозначить четырьмя крестиками.Вся эта селекционно-племенная забава была бы достойна одних похвал, если бы не своего рода пунктик у ее вдохновителя. Полагая, что злость — неотъемлемое качество породистой лошади, Диомед делал все, чтобы его любимцы были исключительно злобны. Дело дошло до того, что коней в рамках этой программы кормили сырым мясом, причем зачастую человеческим. В меню попадали как политические враги режима, так и иностранцы, которых печальная судьба заносила во Фракию.Вообще, надо сказать, что в те времена законы гостеприимства трактовались очень пространно. И отношение к иноземным гражданам во многих странах мира было не как к туристам из-за рубежа — источнику прибыли в национальную экономику, а как к незваным гостям — источнику прибыли в личные кошельки местных владык. И если гость с помощью веских аргументов вроде здоровой дубины в руках и внушительной охраны за спиной не мог наглядно доказать свое право на прием по первому классу, то вместо Большого театра, куда, может быть, намеревался попасть, он имел немалые шансы посетить, например, Диомедовы конюшни.До нас не дошли сколько-нибудь убедительные сведения, чем именно не угодил Эврисфею Диомед. Фракия никак не граничила с эврисфеевскими Микенами и не имела с ними не то что политических, но даже и торговых отношений. Тем не менее, то ли для самоутверждения на политической арене, то ли из странной прихоти Эврисфей велел Гераклу привести к нему легендарную четверку жеребцов. Ничего унизительней для Фракии не смог бы придумать даже Совет Безопасности ООН. Этот шаг был равнозначен тому, как если бы американские коммандос в 1980 году выкрали Ленина из Мавзолея на Красной площади.Однако такой приказ был отдан, и Геракл, как человек подневольный был вынужден приступить к исполнению. Другое дело, что за уже истекшие на службе его микенского величества годы герой отлично понял, насколько слабо взаимозависимы срок этой самой службы и количество прикладываемых служащим усилий. Поэтому, бормоча: «Солдат спит, служба идет», он вместо негостеприимной Фракии решил сперва посетить места, где к гостям — и последующие события это еще раз подтвердили — относились куда радушней.Давний приятель героя, царь города Феры Адмет, уже давно забрасывал Геракла письмами с просьбой погостить у него хоть полгодика. Одно из них, написанное увлекавшимся ориентализмом Адметом в виде классической неправильной хокку, впоследствии стало всемирно известно: От старых друзейВесточки нет.Грустно. Геракл с Адметом дружили, что называется, еще с гражданской, еще с двадцатых годов XV столетия до нашей эры. Познакомившись на «Арго», они стали настоящими корешами уже после возвращения аргонавтов из автономки, когда Адмет надумал жениться.Выбор Адмета пал на дочь властителя соседнего Иолка царя Пелия, того самого, что заварил кашу с походом за золотым руном. Старый интриган умудрился даже после возвращения Ясона сохранить власть в своих руках, но очень скоро увлечение гомеопатией не довело его до добра. А пока в тот небольшой промежуток времени, когда аргонавты уже сошли вразвалочку на родной берег, а власть в Иолке еще не выскользнула у него из рук, Пелий задумал выдать свою старшую дочку Алкестиду замуж.Однако и здесь неуемный старикан не мог обойтись без аттракциона: условием получения руки принцессы было выполнение трюка, который оказался по силам лишь дедушке Дурову, и то спустя три тысячелетия. Для сдачи экзамена в женихи нужно было совершить круг по иолкскому ипподрому на колеснице, запряженной одновременно львом и вепрем. Как было сказано в афише, «животные и колесница предоставляются организаторами».И вот тут на сцену вышло, пожалуй, единственное понятие, которое не утратило за истекшие от Геракла до наших дней века своего изначального смысла, — связи! Адмет, волею Зевса целый год ходивший в начальниках у самого Аполлона, решил ради такого случая задействовать их во всю мощь.Еще до плавания аргонавтов Аполлон совершил проступок, который главный олимпиец был склонен трактовать как военное преступление и теракт на оборонном предприятии и, за который уже совсем было, собрался приговорить провинившегося к высшей мере. Бог солнца в отместку за гибель своего сына Асклепия перебил всех циклопов, ковавших для Зевса молнии, из-за чего всевышний остался в преддверии грядущей битвы с титанами словно голый. И если бы за сына не вступилась титанида Лето, пообещавшая, что мальчик исправится, то остаток эпохи Аполлон провел бы в царстве Аида.Суд счел возможным заменить приговор на более мягкий, прописав Аполлону год исправительных трудовых работ в любом случайно выбранном царстве. Жребий пал на Феры, которыми руководил Адмет, отлично понимавший, какой сюрприз преподнесла ему жизнь. Поэтому он ежеутренне за ударный вчерашний труд выносил подчиненному благодарность в приказе и отпускал в увольнительную. Где Аполлон, надо сказать, вел себя подобающим солдату в отпуску образом: налегал на вино и лапал девок. Что, впрочем, он регулярно делал и на гражданке еще до знакомства с Адметом.В награду за столь необременительную службу Аполлон на свой дембель подарил хозяину весьма нестандартный подарок: все его овцы с этого момента приносили в два раза больше ягнят, чем обычно.— Пусть они, как бы это выразиться, «удабливаются», — сформулировал Аполлон. — Так сказать, удвоим овечий ВВП.Оттого олимпиец был несколько удивлен, когда Адмет побеспокоил его со своим вопросом относительно дрессуры крупных хищников. Поскольку дело не сулило непосредственно самому Аполлону ни красавицы в невесты, ни веселья на пиру, то солнечный стрелочник тут же предложил обратиться за помощью к самому большому в эллинском мире и его окрестностях специалисту, уже успевшему отлично зарекомендовать себя в работе и со львами, и с кабанами. Тем более что Геракл вряд ли откажет старому знакомому в такой пустяковой услуге.Геракл, действительно, помог, доказав всем, что в одну повозку при грамотном подходе можно впрячь не то что коня с ланью, но и вообще кого угодно. Он провел в подтрибунном помещении соответствующую работу с упряжными животными, после чего те как миленькие проделали бок о бок требуемый круг по ипподрому. Изумленные зрители лишь отметили, что звери выглядят несколько апатично: кабан пошатывается, а лев все время ежится и крутит шею.Провожая Геракла домой, еще не до конца пришедший в себя от свадебных торжеств Адмет поклялся быть должником героя до конца своих дней и, когда бы тот ни посетил его дом, всегда принимать гостя как сошедшего с небес. Удивительно ли, что Геракл не прочь был периодически наведаться к старому другу. Так он и поступил, направляясь во Фракию, благо, Феры располагались почти по дороге. Вот только хорошего веселья на этот раз не получилось.То есть поначалу все как будто шло неплохо. Адмет встретил Геракла у дверей палаццо, проводил дорогого гостя в свой Овальный кабинет, где велел слугам устроить пир. Но сам был как-то странно печален и пить наотрез отказался, чем очень озадачил гостя. На все расспросы, что случилось, хозяин отвечал уклончиво, вроде: «Да так, семейные проблемы», а потом и вовсе ушел, сказав, что он на минуточку.Геракл продолжил выпивать в обществе слуг и даже попытался зазвать одного пожилого в компанию, выговаривая ему.— Смотри, какой ты помятый. Сейчас накатишь, все морщинки разгладятся!Но и слуга не стал пить, хотя, если бы Геракл пошел на принцип и поставил вопрос «ты меня уважаешь?» ребром, выбора бы у старичка не осталось. На его счастье, гость был в благодушном расположении и не обиделся, а совсем наоборот — предложил спеть и первым же затянул: «Время идет, нас не будет ждать оно». И опять его порыв никто не поддержал.— Да что это у вас как помер кто! — развел руками Геракл, и тут выяснилось, что кое-кто действительно помер.За пару дней до появления Геракла во дворец к Адмету прилетел вестник богов Гермес и, переминаясь с ноги на ногу, промямлил:— Понимаешь, чувак, тут такое дело вышло… Как это получше сформулировать… Ну, как бы game over. В общем, ты — покойник.— Странно, — подумал Адмет, — обещали вроде бы бабу с косой.И собрался уже падать замертво, но Гермес попросил его подождать с этой процедурой, потому что на самом деле все было не так плохо, как могло показаться с первого взгляда. Аполлон, узнав, что время Адмета вышло, подъехал к прядущим нити судьбы мойрам и, подобно немецкому шпиону на советском заводе, умело вывел это ткацко-прядильное предприятие из строя. С ящиком шампанского в руках и фразой: «Здорово, девочки!» — он ногой открыл дверь в судьбовершительную каморку, и дело было сделано. Мойры, которых с начальной школы никто не то что девочками, а вообще иначе как уродинами не называл, нарезались моментально и еще как минимум сутки будут не в состоянии исполнять служебные обязанности.И Адмету за эти самые сутки следовало найти кого-нибудь, кто согласился бы добровольно вместо него сойти в царства мертвых. То есть ему представился тот самый шанс, про который позднее в рифму сказали, что он не получка и не аванс, и имеет подлое свойство выпадать только раз. А потому — неплохо было бы его реализовать.И вот по этому, в прямом смысле жизненно важному, вопросу Адмет понимания у окружающих не нашел. Пожилые родители царя как-то вдруг смутились и в ответ залепетали что-то невнятное:— Ты понимаешь, мы бы с радостью, но ведь только вот на пенсию… И деньги неплохие, для себя пожить хоть чуть-чуть… А то все детям-детям, а о себе-то… Путешествовать вот решили, тур в Ленинград вчера приобрели…И из жителей Фер никто не ответил согласием на предложение Адмета, хотя тот обещал семье пожертвовавшего собой просто райские условия. Даже осужденный на смерть преступник, ожидавший казни в подвале суда, заявил, что ему торопиться некуда, так прямо и сказал Адмету: «Умри ты сегодня, а я — завтра». После чего был немедленно повешен, но царю это не помогло.И когда уже стало понятно, что затея провалилась, неожиданно предложила свою кандидатуру жена Адмета — Алкестида. Сложно сказать, что подвигло женщину на такой шаг, но в тот же вечер на официальном бланке Ферской городской администрации было заслано в канцелярию Гадеса заявление с просьбой вместо Адмета включить в список усопших его супругу.А надо сказать, что вплоть до этого момента отношения у Адмета с женой складывались на удивление неплохо. И если личная жизнь прочих эллинских властителей регулярно давала почву для скандальных публикаций в желтой прессе, что потом в полной мере отразилось в мифологии, то во дворце Фер стояли просто райская тишь и столь же райская благодать. Неудивительно, что Адмета крайне огорчил выбор, сделанный им из двух предоставленных зол.И в тот момент, когда Геракл допивал в одиночестве третью амфору, жители Фер и сам Адмет в смятенных чувствах ожидали, когда бог смерти Танатос прилетит и заберет Алкестиду из построенной для нее гробницы. Четвертую амфору герою подносил официант помоложе, имевший, видимо, нервы потоньше, чем у закаленного метрдотеля, отошедшего в эту минуту в кладовую поплакать о безвременно усопшей хозяйке. И как результат произошедшей рокировки — после короткого интервью с работником подноса Геракл уяснил всю подоплеку своего странного пира.«Нехорошо получилось», — подумал герой и, сняв с вешалки шкуру, с дубиной наперевес зашагал к усыпальнице.Брат-близнец бога сна Гипноса Танатос был единственным в Греции богом, не бравшим взяток и равнодушным к лести. Когда надо было недрогнувшей рукой ликвидировать женщину, ребенка или VIP-персону, Зевс посылал Танатоса, и тот без колебаний исполнял заказ. Кроме того, непосредственно на нем лежала ответственность за доставку и прием усопших в царство мертвых. За все это его одновременно ненавидели и боялись все населявшие Элладу существа.В ожидании Танатоса Геракл прилег в уголок вздремнуть в холодке, но очень скоро приятная прохлада переросла в обжигающий холод. Температура в помещении резко упала, из чего стало ясно, что ожидавшийся гость из преисподней прибыл. Зная, что люди связанных со смертью профессий по своей натуре не предрасположены к болтовне, Геракл не стал тратить время на пустые разговоры, а, как и частенько бывало прежде, с ходу заехал собеседнику дубиной в табло. Этот безотказный прием герою приходилось применять для завязывания конструктивного диалога так часто, что впоследствии историки назвали его «классическим староэллинским началом».Как правило, после такого вступления оппоненты Геракла сразу же соглашались со всеми доводами противной стороны, не решаясь даже пуститься в прения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49