Комендант с несколькими офицерами и солдатами отстреливался из окон своего дома. Его взяли штурмом, выломав перед тем дверь. Велов-ского, нескольких других офицеров и священника тут же повесили. Крепостных солдат зачислили в казаки. Повстанцам достались три чугунные пушки, пять бочонков пороху, ядра.На следующий день направились к Нижие-Озерной (Столбовой). Встретив отряд капитана Сурина, разгромили его, командир разделил участь офицеров Рассыпной крепости. Подошли к крепости поздно вечером. Здесь было с 50 оренбургских казаков, небольшое число солдат и драгун. При подходе пугачевцев казаки ночью перебежали к ним. Комендант майор Харлов за недостатком защитников сам стрелял из пушек. Но гарнизон бодрым назвать было невозможно — его подчиненные со страхом ожидали восставших. Те утром 26 сентября подошли к крепости. Комендант с зажженным фитилем бегал от пушки к пушке. Стрельба продолжалась около двух часов, но пугачевцам никакого вреда не причинила. Она разбили ворота, и в последовавшей затем схватке погибли комендант, несколько офицеров, до десятка солдат. Оставшихся в живых солдат, как и других, поверстали в казаки. Годные пушки, пять бочек пороха, ядра забрали с собой.Войско Пугачева направилось к Татищевой крепости, более крепкой и защищенной, чем большинство тех, которыми повстанцы уже овладели. Крепость лежала недалеко, в 64 верстах от Оренбурга — центра обширного края, юго-восточных пределов Европейской России. Губернатор Рейнсдорп не знал об успешных действиях Пугачева до 21 сентября. В этот день прискакал илецкий казак и принес весть о падении его родного города. Хотя губернатор посчитал известие «невероятным», но меры принял — сразу же направил «увещание» яицким и илецким казакам. Но в Илецкий городок оно не попало — там уже находились восставшие. В Яицком же городке несколько дней спустя письмо Рейнсдорпа читали вслух всем казакам, но лишь немногие показали «явное к известному самозванцу отвращение»; другие же казаки, а их было большинство, «расходились молча, с видом якобы некоторого уныния или задумчивости».Оренбургский обер-комендант генерал-майор Валленштерн по тайному приказу губернатора возвращал солдат и офицеров из отлучек, готовился к обороне города. Рейнсдорп же, скрывая от всех истинное положение дел, не желая вызывать паники в Оренбурге и неудовольствия в Москве и Петербурге, не показывал свое беспокойство. Более того, 22 сентября устроил бал по случаю дня коронации императрицы. В течение нескольких дней он получил донесения от комендантов — яицкого Симонова, татищевского Елагина, письма от Нуралы, не поверившего в «истинность» Пугачева-«императора» и предлагавшего помощь в его поимке. Губернатор ответил: «Бывший император Петр III, как всему свету известно, в С.-Петербурге скончался, и тело, в засвидетельствование кончины его, нарочно дней с семь в парадном месте лежало, которое я сам видел и руку его целовать удостоился. А тот, который в войске Яицком проявился, плут и злодей, беглый донской казак именем Емельян Пугачев, коего указом ея императорского величества сыскивать и поймать велено».Против Пугачева из Оренбурга направили отряд бригадира барона Билова — 410 человек (200 солдат, 150 оренбургских казаков, 60 ставропольских калмыков), 6 орудий. За Пугачева, приведенного живым, Рейнсдорп обещал вознаграждение — 500 рублей, за мертвого — 250 рублей. Билов мог брать по пути в форпостах нужных ему людей. Задача его состояла в том, чтобы идти к Илецкому городку, догнать и разбить «злодейскую толпу». Приняли и другие меры — на помощь Билову должны были выделить отряды Симонова (во главе с майором Наумовым), ставропольских калмыков (500 человек, командир — майор Семенов). В Оренбург приказывалось прислать 500 башкир во главе с Мендеем Тупеевым и 300 сеитовских татар походного старшины Ахмера Аблязова.Билов вышел из Оренбурга 24 сентября и к ночи следующего дня пришел в Татищеву крепость. Наутро двинулся к Нижые-Озерной, но, пройдя 18 верст, получил рапорт от Харлова с известием о разгроме мятежниками отряда Сурина и просьбой о помощи. Но бригадир, узнав о приближении Пугачева к Нижие-Озерной, действовал по принципу: своя рубашка ближе к телу. Хардову же рекомендовал спасаться так, как сможет, что ему, как нам уже известно, не удалось. Бригадир в нерешительности стоял в поле. Тут и узнал о падении Нижне-Озерной. Испуганный командир, которому сказали, что у Пугачева 3 тысячи человек, приказал оренбургскому казачьему сотнику Падурову «сделать из обоза осаду», опасаясь внезапного нападения. Стояли до полуночи, без сна, а лошади — без корма. Посоветовавшись с офицерами, бригадир приказал идти в Татищеву.Татищева крепость, построенная неправильным четырехугольником на возвышенности, недалеко от впадения в Яик реки Камыш-Самары, обнесенная бревенчатой стелой, рогатками Рогатка — оборонительное заграждение в виде продольного бруса на крестообразных стойках или в виде скрещенных и соединенных между собой кольев.

, имела по углам батареи. С приходом Билова гарнизон ее увеличился до одной тысячи человек при 13 пушках. В ней находились денежная казна, склады амуниции и других припасов. Сильная крепость считалась опорным пунктом этой части Яицкой линии, служила связующим звеном между Оренбургом, Яицким городком и его крепостями и форпостами и Самарской линией крепостей, начинавшихся верстах в 30 к северу от Татищевой и тянувшихся цепочкой по реке Самаре на северо-запад, к городу того же наименования.Пугачев подошел сюда утром 27 сентября. Накануне ночью из крепости ушли калмыки. Комендант крепости полковник Елагин предложил Билову выйти в поле и биться с мятежниками, но тот отказался. Тогда комендант выслал из крепости отряд в 50 солдат и казаков с одним орудием. Но его тут же разгромили пугачевцы, лишь четверо солдат успели увезти в крепость пушку. Шесть казаков из лагеря «государя» подъехали к крепости и потребовали выслать к ним кого-либо для переговоров. Билов велел сотнику Падурову послать человек десять своих подчиненных. Переговоры ни к чему не привели. Но как только бригадир приказал, чтобы попугать пугачевцев, выехать в поле всем оренбургским казакам, те во главе с Тимофеем Ивановичем Падуровым перешли на их сторону. Силы гарнизона таяли. Но он еще держался, обстреливал восставших из орудий.Пугачев разделил свое войско на две части. Во главе одной из них бросился на штурм с верховой стороны реки, а Витошнов с другой частью — с низовой ее стороны. Но атаку отбили. Тогда Пугачев, увидев стога сена около крепостной стены, приказал их зажечь. Ветер дул на крепость. Начался пожар — со стогов перебросился на сараи, крепостную ограду, потом — на дома внутри крепости. Жителей охватила паника, осажденные бросились спасать семьи и имущество. Пугачевцы же через ограду и рогатки перелезали в крепость и скоро захватили ее. Оба командира — Елагин и Билов — были убиты. Солдаты побросали ружья. Их, числом до 300 человек, вывели в поле.Пугачев в это время объезжал взятую крепость, приказал потушить пожар. По его же указанию сняли годные пушки, забрали порох. Перед ним бежали яицкие казаки и кричали:— Становитесь на колени!— Государь едет!Солдаты опустились на колени. К ним подъехал человек в казачьем красном кафтане, обшитом галунами, смотрел грозно:— Что вы наделали? Разве вы меня не знаете? Ведь я ваш император Петр III! Станете ли вы мне служить верою и правдой?— Станем, Ваше величество!— Если так, то бог вас простит! И я, великий государь, вас прощаю! Ступайте за мною!Отошли с полверсты от крепости, остановились на лугу. Пугачев приказал позвать своего секретаря и священника. Иван Почиталин и поп Симеон явились. Первый прочитал текст присяги, второй — с крестом и Евангелием — приводил к присяге солдат; им тут же остригли волосы по-казацки, звать стали государевыми казаками.Взятие Татищевой крепости усилило войско Пугачева. В его руки попали хорошие пушки, немалая казна, большой склад с амуницией, провиантом, солью. Его войско, сильно увеличившееся, отдыхало здесь три дня.Встал вопрос: куда идти дальше? На Казань по Самарской линии и далее по Волге? Или к Оренбургу? Второй вариант победил — яицкие казаки, игравшие на первоначальной стадии движения. ведущую роль, видели в Оренбурге главный центр, откуда исходили притеснения и обиды. К тому же отсюда в случае поражения легко было скрыться — в казахские степи, Среднюю Азию или куда-нибудь еще дальше, в Персию или Турцию, о чем ранее не раз говорили и сами казаки, доведенные до отчаяния, и Пугачев.30 сентября, овладев Чернореченской крепостью, Пугачев стоял уже в 28 верстах от Оренбурга. К этому времени на его сторону перешли 500 башкир, предназначенных губернатором для защиты Оренбурга, а 300 сеитовских татар ушли из города в свою слободу (Сеитовская или Каргалы), жители которой просили Пугачева прибыть к ним. Он так и сделал, не решившись идти ни на Казань, ни (сейчас, немедленно) на Оренбург.Оба города были плохо подготовлены к обороне, имели мало войск (шла война, и многие части со всей империи стянули на театр военных действий). Восставшие, вероятно, могли бы с ходу взять Оренбург, но их предводитель имел неправильную информацию о степени его готовности к отпору. Один его посланец, Семен Демидов, из ссыльных, попросту обманул его: испугавшись опасности, он побоялся пробраться в город и, вернувшись в лагерь, сообщил Пугачеву, что якобы был в нем, что оренбуржцы не хотят «принять государя». Другой посланец, отставной сержант Иван Костицын, наоборот, смело проник в город, говорил с жителями, но его арестовали.Конечно, можно говорить о просчете Пугачева и его сподвижников — они могли бы действовать иначе, решительнее и дальновиднее в данном случае (как и в ряде других), направить шедшие за ними массы людей, причем еще быстрее и энергичнее, и на Оренбург, и на Казань, причинить властям еще больше хлопот, внести большее замешательство в ряды врага и достичь большего. Все это так. Но нужно хорошо представить себе людей, которые в те дни, можно сказать, делали, сами того не сознавая, огромной исторической важности дело, и обстановку, в которой они действовали. Прошло всего две недели с начала восстания, события происходили одно за другим с быстротой калейдоскопической — восставшие, сначала небольшая горсточка людей, быстро увеличиваясь численно, брали форпосты и крепости, впрочем, плохо, как правило, укрепленные, с небольшими гарнизонами, большая часть которых им сочувствовала и при первом подходящем случае переходила на их сторону. Войско повстанцев росло, как снежный ком в сырую зимнюю погоду. Это были, с одной стороны, самые разные по положению, происхождению, национальности люди; с другой — всех их объединяла привязанность к своему месту жительства, к яицким местам, Оренбургскому краю. Они хотели быстро решить свои наболевшие вопросы — расправиться с командирами и старшинами, чиновниками и попами, которые досаждали им, причем жестоко и долгие годы, здесь, в этих городках и форпостах, в этом проклятом Оренбурге, откуда исходило изо дня в день насилие и несправедливость, посылались команды, убивавшие, насиловавшие, грабившие их, как это было хотя бы год с лишним назад, после январского восстания на Яике, когда Фрейман, генерал-вешатель и каратель, неистовствовал по всей линии, прежде всего в центре войска Яицкого.Эта локальная ограниченность кругозора повстанцев свойственна им везде и всюду в феодальные времена, будь то на заре средневековья или на закате крепостнического строя, на востоке или западе Европы; это общее явление, характерное для всех крестьянских движений, массовых гражданских войн, каковой и являлось начавшееся в сентябре 1773 года движение.Другое, о чем тоже следует помнить, — стихийность подобных восстаний, несмотря на отдельные элементы, проблески организованности. Выше мы уже видели, что в ряде местных, небольших, как правило, восстаний, волнений 50 — начала 70-х годов проявлялись эти черты — созыв кругов или сходов, суймов, решение на них вопросов, касающихся управления всеми делами, в том числе выбор должностных лиц, предводителей, командиров, организация военных сил, отпора карателям и т. д. Во многом эти опыты народной власти, пусть несовершенные и кратковременные, копировали порядки или крестьянской общины, или «казацких христианских республик» (так К. Маркс называл Запорожскую Сечь, устройство которой было аналогично тому, что имело место и на Дону и Тереке, Яике и Волге). Все они, эти порядки, уходят корнями в глубокую древность и часто находили применение в годы народных восстаний со времен Киевской Руси, а в Новгороде Великом и Пскове лежали в основе вечевого республиканского строя в течение нескольких столетий, вплоть до его ликвидации в конце XV — начале XVI века. Применялись они и в ходе Пугачевского восстания, тем более что застрельщиками, организаторами его на первых порах стали яицкие казаки. А ведь они представляли собой внушительную военную силу, хотя и иррегулярную, имели прекрасные боевые навыки и традиции, вносили все это в ряды восставших. Но в сравнении с крепко организованными, хорошо обученными, дисциплинированными царскими полками даже эти казачьи сотни и полки, не говоря уже о нестройной и необученной, темной массе других людей, встававших под знамена восстания (а они по числу довольно быстро и намного опередят яицких и прочих казаков), одним словом, все они выглядели несравнимо хуже, хотя и воодушевлены были идеями борьбы за правое дело, с насилием и произволом.Стихийность, плохая организованность и сознательность постоянно подводили повстанцев, мешали осуществлению их планов, не очень ясных, расплывчатых, смутных в том, что касалось стратегии и тактики восстания. Всего ясней были непосредственные задачи — уничтожение или устранение плохих начальников, командиров, чиновников, помещиков (дойдет дело и до них!), бояр (вельмож), выбор новых руководителей, устранение несправедливостей, устройство свободной и вольной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57