Вспомнил и о том, что после ее исчезновения Белая Птица больше ему не являлась. С тех пор много воды утекло, сердце его ожесточилось, он стал почти спокойным, но угрюмым и чувствовал, что каждый прожитый день проходит для него зря. Лишь поход на шекимов всколыхнул его, но минуло уже больше полугода с тех пор, и воспоминания начали рубцеваться, как старые раны. Он чувствовал, что мог бы начать жить, если бы не эта проклятая Птица!
Когда Орт-младший проснулся, Леки, как всегда, был угрюмо спокоен, однако целый день сон не шел у него из головы, и он усилием воли заставлял себя вернуться к повседневным заботам. «Сейчас бы в лес», – вздыхал он про себя. Вот тогда бы было время успокоиться. Там, один, он нашел бы способ избыть свою печаль. Но, как назло, улизнуть не представлялось никакой возможности, дел слишком много навалилось.
Весна в этом году выдалась ранняя, почки уже давно набухли, но из-за непредвиденных заморозков так и не успели лопнуть. Утренники стояли еще очень холодные, и то и дело возвращалась непогода, но уже было видно, что пахота не за горами, и все в Кобе готовились дни и ночи напролет. Дел прибавилось. А тут еще подоспела коронация в Эгросе, и к праздникам Орт торопился отправить в Тигрит посуды на продажу, да побольше. Дару с подмастерьем не поспевали к сроку, приходилось и Леки помогать. Ювит – та вообще с ног сбилась. В последний дневной цикл по Айсинской дороге в Эгрос столько людей прошло и проехало – страсть. Хоть через Кобу всегда много народу туда и обратно носилось, но такого людского наплыва Леки не припоминал. Даже старожилы такое раз, может, два видали, не более.
Многие путники как раз в Кобе на ночлег и останавливались, а ведь постоялый двор-то всего один, хоть и большой, просторный. Вот и придумал Орт, еще когда Леки подростком ходил, старый сарай во флигель перестроить и пускать туда путников на ночлег. А Ювит в четырех крошечных комнатушках убиралась и стряпала для приезжих. Разумеется, за отдельную плату. Флигелек часто пустовал, но сейчас, когда народ в Эгрос валом валил, и все какой-то странный, чужеземный, отбою не было от путников, что согласны были за одну-две мелких серебряных монетки переночевать у Орта. Каждый день его ждал хороший улов. Но сегодня удача, видать, была не на его стороне. Уже совсем стемнело, пасмурный весенний день сменился к вечеру холодным дождем, и ветер, как испуганный олду, завывал" за окном, но в двери к ним так никто и не постучался.
– Проклятье, – проворчал Орт, заканчивая обильный ужин. – Непогода… – Он коротко ругнулся. – Все, завидя свет в первом же окне, норовят сразу туда на ночлег пристроиться. И за ценой, надо думать, не стоят! Видать, до нас уж никто и не дотащится.
– Верно, прав ты, отец, – кивнул Орт-младший. – Давай, что ли, тогда на боковую, а то ж тебе с Кессом завтра рано поутру в Тигрит снаряжаться. И мы тоже… наработались.
– Ладно… – только и успел проворчать отец, как раздался настойчивый стук в дверь.
Орт неспешно поднялся, махнул рукой сыновьям, и те встали у него за спиной, все, кроме Кийта. Только тогда хозяин проговорил громко и внушительно в закрытую дверь:
– Кто это в такое время пожаловал?
– Нам нужна ферма Орта, – глухо, но отчетливо прозвучало за дверью.
– Я Орт!. Чего надо?
Тот же голос ответил снова:
– Мы путники. Просим у вас ночлега. На постоялом дворе уже атаю не пробежать. Много народу. Хозяин по имени Пон Крик сказал, что вы пускаете путников переночевать за плату.
– Сколько вас? – прокричал Орт через тяжелую локовую дверь.
– Четверо, – коротко ответили из-за двери.
– Ну, для четверых-то мы место найдем, – довольно пробубнил Орт, потянув засов.
Однако сыновьям подал знак не расходиться, мало ли как может дело-то обернуться. Ведь и разбойные лиходеи могут запросто имя Пона Крика выведать.
Приотворив дверь, он выглянул на двор, потом распахнул ее шире, убедившись, видно, что не разбойники, а обычные путники просились на постой. Леки, занятый своими еще утренними мыслями, только разок взглянул на просителей. Тот, что переговаривался с Ортом, ближе всех стоял, на крыльце. Закутан в тяжелый добротный плащ; но, несмотря на дождь, капюшон откинут, верно, для того, чтобы вызвать больше доверия у хозяев, хотя темные длинные волосы намокли и облепили лицо, почти полностью закрыв его. В левой руке он сжимал повод, у самого крыльца уныло мок его конь, поодаль маячили еще три темные фигуры, закутанные в плащи покороче, за ними виднелась конная повозка. Один из тех троих еле держался на ногах, похоже, силы его были на исходе. Орт явно выжидал, прикидывая, сколько запросить за ночлег в такую непогоду.
– А Пон Крик сказал, что я немало беру за?.. – Но незнакомец, что стоял ближе всех, перебил:
– Так сколько?
– Три бара. – Орт ухмыльнулся про себя, запросив почти вдвое против обычного.
– Мне подходит, – сказал незнакомец, даже не попытавшись поторговаться, и сделал движение к дверям. Однако люди за его спиной начали перешептываться.
– А твоим друзьям, сдается мне, не очень-то по нутру? – спросил Орт, заступая дверной проем.
– Они мне не друзья, – спокойно ответил незнакомец в плаще. – И мне нет до них дела. Мой конь сегодня очень утомился, ему нужен отборный аскин. Я заплачу.
Орт не двинулся с места.
– Так что, хозяин? Пускаешь или нет? Или оттуда не видно, что идет дождь? – сказал приезжий без всякого раздражения в голосе, и Орт отступил, пропуская его.
Остальное Леки помнил смутно. Ночной сон все еще мучил его, и он почти не следил, как отец сговаривался с тремя остальными постояльцами, понял лишь, что это три торговца и что движутся они в Тигрит с товаром. Они долго и отчаянно торговались с Ортом, ведь цену-то он и правда запросил огромную, три серебряных бара, в три раза больше, чем пришлось бы выложить из кармана на постоялом дворе. Но старый пройдоха правильно рассчитал – никто из них даже не помыслил вернуться назад в такую погоду. Леки показалось, что один из торговцев уже серьезно болен. Потом Орт долго договаривался со всеми четырьмя по поводу лошадей. Наконец он позвал Ювит, и та, набросив плащ, побежала показывать комнаты постояльцам. Потом они сами распрягли коней и потащили свои сумки во флигель.
Суматоха, принесенная приезжими, улеглась. Вернулся Кесс из конюшни, доложился отцу, сколько аскина засыпал. Домочадцы потянулись наверх, ко сну. В нижнем этаже воцарилась тишина. Леки вздохнул и устало присел на скамью, последней ночи ему и так с лихвой на несколько дней хватило. Орт, повторно пересчитывая деньги на ходу, не заметил его, наткнулся, выругался и сел на другую лавку.
Ювит принялась разогревать остатки ужина для приезжих. Орт перекинулся с ней несколькими словами и тоже поднялся наверх, а Леки все сидел и смотрел на огонь в печи.
– Леки, что-то не то с тобой творится, – проговорила Ювит с тревогой. – Целый день будто не по этой земле ходишь.
Она подошла к нему вплотную, пытливо вгляделась в лицо. Положила свою теплую маленькую руку на затылок, провела легонько по волосам. В детстве она часто так делала, теперь – почти никогда. Не потому что Леки огрызался, как Орт-младший или Кесс, просто… они уже не дети давно. Леки встал.
– Кажется тебе, тетя Ювит. Я просто устал, – ответил он. – Да и ты тоже, я погляжу. Давай-ка, я сам постояльцам отнесу. Ты и так уже вымокла, пока во флигель бегала.
– Спасибо, сынок, – обрадованно заторопилась женщина. – Погоди-ка чуточку, я быстренько еду соберу.
И она проворно принялась за дело.
– Вот, – показала она, – этот большой поднос – в большую комнату, там трое торговцев, вместе они должны шесть эйсэ, полбара то есть. А этот маленький – в ту, что рядом, справа. Там этот черный, что на коне прискакал, с него два эйсэ. Да, – спохватилась она, – он же дорогу выспрашивал через лес! Я и забыла совсем! Сама-то плохо знаю, сказала – сыновей спрошу. А так даже лучше, ты еду принесешь, ты и разъяснишь. Не забудешь?
– Не забуду, тетя Ювит.
Леки набросил плащ, подхватил оба подноса и вышел в дождь. «Хорошо, что Ювит накрыла все», – подумалось ему. Он торопливо пересек двор, шагнул во флигель и постучал в дверь «большой» комнаты. Для троих это помещение было меньше каморки. И всего две кровати. Подобие очага в углу вяло пожирало маленькие полешки. Больше чадило, чем грело, – давно пора бы переложить, все руки не доходили. Зато со всех троих они платили шесть баров, а не девять. Получив с них деньги за ужин, Леки постучался в смежную комнатку, еще меньше первой, и, услыхав нечто похожее на разрешение, отворил дверь. Незнакомец, стоявший на дожде с откинутым капюшоном, видно, основательно вымок. Полураздетый, он старательно развешивал одежду, где только можно.
– Я ужин принес, – проговорил Леки, намереваясь войти, однако зацепился за половицу, торчавшую прямо за порогом, которую Орт уже четыре или пять раз приказывал починить, да все недосуг было, и почувствовал, что падает.
Он бы так и полетел вместе с подносом, если б незнакомец мгновенно не оказался рядом и не удержал его за шиворот.
– Спасибо, – пробормотал, сконфузившись, Леки.
– Не хочется ужинать с пола после того, как твой отец столько продержал нас под дождем, – сказал приезжий и, повернувшись, жестом указал на стол, приглашая Леки, очевидно, поставить поднос на более устойчивую поверхность.
Но Леки уже почти ничего не видел. Теперь, когда незнакомец повернулся и встал лицом к нему, только это, одно лишь это намертво приковывало взгляд. На обнаженной груди чужака на тонкой длинной цепочке висело что-то вроде амулета с тисненым рисунком, который Леки никогда бы не спутал ни с каким другим. Это была Птица, Белая Птица из его снов.
ГЛАВА 4
Незнакомец потряс Леки за плечо, силясь вывести из столбняка, охватившего его при виде Птицы.
– Эй, слышишь меня? В конце концов, ты на ногах, мой ужин на подносе, а я голоден. Давай-ка его сюда. – Он протянул руки за подносом, однако Леки уже справился с волнением, хотя внутри лихорадочно билось: «Вот оно! Вот оно! Это оно!..»
Он сам сделал два шага и поставил еду на стол. Однако волнение было столь велико, что он сразу же совершил непоправимую ошибку, брякнув:
– А что это за Птица? Что за знак? – И указал на амулет.
Казалось, в незнакомце ничего не изменилось после этих слов, только правая рука его дернулась слегка, как будто хотела потянуться к кругляшку на цепочке, и на лицо вроде тень набежала. «Или показалось?» – беспокойно пытался сообразить Леки. Он ждал ответа с замиранием сердца, однако чужак вместо этого только спросил:
– А какой у тебя интерес? – Голос его ничуть не изменился, скорее даже дружелюбнее зазвучал.
«Показалось», – решил Леки.
– Ты, может быть, уже видел подобное? Или просто приглянулось?
Леки вспомнилась байка, которую он еще в детстве придумал для Арви, когда его угораздило спросить у охотника про Птицу. Он еще раз окинул амулет оценивающим взглядом, делано прищурился и неторопливо ответил:
– Конечно, приглянулось! Уж очень вещица красивая, я бы от такой не отказался, по правде сказать. Да и видал уж такое.
«Да нет, не показалось, вон, как на меня глядит», – снова подумал Леки, но продолжал гнуть свое:
– Очень давно, я совсем еще мальцом был, картинку похожую видал, когда бродячие артисты через Кобу проходили. Ведь у нас, сам понимаешь, Айсинская дорога, много народу туда-сюда бродит. Вот и они проходили. А на повозке точь-в-точь такая же птичка у них красовалась. Я тогда подумал: уж больно чудная, где ж это такие водятся, а сейчас вот опять увидал да припомнил. А сама-то штучка, верно, вроде амулета? – невинно, как бы вскользь, поинтересовался он.
– Понятно. Давным-давно, еще ребенком, картинку увидал. Мельком. А теперь опять увидал да вспомнил. Да еще как вспомнил – встал столбом и глаз не мог отвести. – Незнакомец даже не улыбнулся.
Леки бросило в жар. Краска, как обычно, начала заливать ему лоб и щеки, а Птица между тем ускользала из рук, подарив надеждой всего на мгновение. И он решился:
– Ну ладно, уж больно мне твой амулет приглянулся, никогда такого не видал. Давай, я его куплю, если не жалко.
«Не продаст, но, может, что-нибудь расскажет», – с надеждой подумал Леки, но его опять ждало разочарование.
– Нет, парень, не продам, нет у него цены. Это ведь на самом деле амулет. – С этими словами он сгреб фигурку в ладонь. – Хотя вещица, наверное, недорогая, но в моем роду она передается из поколения в поколение, как талисман, дарящий удачу в бою. Не знаю, есть ли в нем сила, но эта вещь принадлежала многим моим предкам, и я не вправе продать ее или подарить. Раньше я других таких не встречал, думал, что этот вот единственный, поэтому и расспрашивал тебя. А теперь не взыщи, ты парень забавный, но я слишком голоден, чтобы дальше с тобой болтать.
И он придвинулся к столу, давая понять Леки, чтобы тот выметался. А Леки был раздавлен. После такого большого счастья нельзя вынести такое горе. «Это амулет, просто амулет… Просто безделица… Просто вещь!.. Птицы нет и никогда не было. – Обрывки мыслей беспорядочно мелькали в голове, в груди опустело, как будто вся кровь отлила от сердца. – Я, должно быть, захворал. И не права была Виверра, нет у меня никакого дара».
И все же… он не мог вот так уйти, даже теперь, после того как узнал убийственную для него правду. «Надо еще подождать, хотя бы на чуток остаться», – созрело решение, и он опять повернулся лицом к незнакомцу. Тот глядел недоуменно, вопросительно, не понимая, очевидно, почему этот странноватый парень еще здесь. Леки сделал над собой огромное усилие и проговорил ровным вроде голосом:
– Чуть не забыл, два эйсэ.
– Да, правда, – спохватился чужеземец. – А я, признаться, после нашего разговора и забыл совсем. Держи.
– И еще Ювит сказала, что ты дорогу через лес спрашивал. Из нас из всех ее никто лучше меня не расскажет. Я часто по лесу с охотниками брожу. Только троп здесь много, они перепутаны все, мне придется дорогу тебе рисовать… Но дело это долгое. А я гляжу, ты совсем голодный… Ты ешь, если хочешь, я потом зайду и заодно подносы приберу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71