– Я решила принять ваше приглашение.
Причин возражать у меня не нашлось, поэтому я просто обнял ее и поцеловал в приоткрывшиеся губы. Мы не стали выключать воду и, не отрываясь друг от друга, добрались до кровати, где она посмотрела на меня, облизнула губы розовым язычком и прошептала: «Скажи мне их».
– Что?
– Слова.
И я сказал те слова, которые, полагал, она хотела услышать, в большинстве своем, из четырех букв, Ругательства.

даже изобрел несколько новых. Ее глаза заблестели, руки стали неистовыми, рот – требовательным…
Потом она лежала на спине, всматриваясь в потолок.
– Ты мужик что надо. Даже лучше. Так мне нравится.
– Как?
– В отеле, как бы случайно. Это очень возбуждает. Но не питай никаких иллюзий, Которн.
– Каких?
– В отношении меня.
– Я только хотел сказать, что в постели вы на высоте. Даже не знаю, может ли кто сравниться с вами.
– Мы же попробовали не все.
– Нет, пожалуй, что нет.
Она приподнялась на локте, и ее правая рука легла мне на бедро. Я заметил, что губки она уже не надувала, а меж белоснежных зубов вновь показался розовый язычок.
– А ты хотел бы попробовать все?
– Почему бы и нет?
И мы попробовали. Если не все, то многое, о чем смогли подумать.
Воображение у Карлы оказалось богатое.
Потом мы оделись, коридорный принес бутылку «Баллэнтайна» и сэндвичи, мы выпили по бокалу, налили по второму, и тут Карла посмотрела на меня.
– Ну?
– Что ну?
– Что вы узнали?
– Вы хотите сказать, что с сексом покончено, и пора переходить к делу?
– Сексом я занимаюсь, когда и где хочу, Эдди.
– Все равно что принять горячую ванну?
– А для тебя все по-другому?
– Пожалуй, что нет.
– Так что ты узнал?
– Выяснил, где живет Анджело. Особых усилий от меня не потребовалось. Я мог бы спросить у портье, и сэкономил бы себе массу времени. Здесь Анджело – заметная личность. Он, к тому же, женат, но вы знали об этом еще до отлета из Соединенных Штатов, не правда ли? И лгали мне, говоря о том, что цель вашей поездки в Сингапур – выигрыш двух-трех недель для вашего отца.
– Пусть так. Да, я знала, что он женился. Но все равно должна повидаться с ним.
– Перестаньте, Карла. Вы уже виделись. Встречались вчера вечером, после того как оставили меня допивать бренди. Вы сказали ему, что я здесь, разыскиваю его, и на десять утра у меня назначена какая-то встреча. Вы подставили меня, дорогая, потому что едва я вышел из здания, где проходила встреча, какой-то человек, посланный Анджело, выстрелил в меня. Выстрел этот следует расценивать, как предупреждение, намек. Он и не старался попасть в цель.
Мои слова не вызвали у нее нервного потрясения. Она даже не расплескала бокал. Но внимательно изучала ногти на левой руке. Потом подняла голову и улыбнулась, словно я только что похвалил ее новую прическу.
– Знаешь, как повел себя Анджело, узнав о твоем приезде в Сингапур? Рассмеялся. Он полагает, что это шутка. Пусть и не слишком забавная. Мне кажется, он не хочет, чтобы ты здесь крутился.
– Я в этом уверен.
– Так зачем оставаться?
– Потому что я хочу повидаться с ним.
– И это все?
– Этого достаточно.
Карла покачала головой.
– Ты не хочешь раскрывать карт, не так ли? Анджело смеялся, пока я не сказала ему, что ты связан с его крестным отцом. Вот тут ему стало не до смеха. Почему дядя Чарли выбрал тебя, Которн? Наверное, дело не только в том, что ему нравится ямочка на твоей щеке, появляющаяся при улыбке, хотя я слышала, что в свое время он отдавал предпочтение мальчикам.
– Я мог поехать и хотел встретиться с Анджело.
– Нет, – Карла покачала головой, – дело в другом. Наш дядя Чарли не стал бы высовываться наружу, не будь иной причины.
– Высовываться откуда?
– А как ты думаешь?
– Я думаю, что вы преданы своей семье.
– Я делаю то, что должна.
– В том числе и подставлять меня под пулю?
– Это твои трудности.
– Но и вы, похоже, не обходитесь без своих.
– Хорошо, – вздохнула она. – Давай сыграем в открытую. У Анджело оказались бумаги, принадлежащие моему отцу. Я прилетела сюда, чтобы выкупить их.
И все встало на свои места. Анджело шантажировал не только Чарльза Коула, много лет доносящего на своих друзей и знакомых. Заполучив микрофильм, украденный из сейфа Коула, он шантажировал и Джо Лозупоне. Анджело Сачетти, решил я, захотелось грести деньги лопатой.
– Почему вы? – спросил я.
– Потому что больше послать было некого.
– То есть нет человека, которому ваш отец мог бы доверить обмен денег на компрометирующие его документы?
– Совершенно верно.
– Сколько?
– Миллион.
– Где вы его держите, в косметичке?
– Это не смешно, Которн. Деньги в панамском банке. Теперь Панама предпочтительнее Швейцарии. Там задают меньше вопросов. Мне достаточно передать Анджело письмо, и он станет на миллион долларов богаче.
– Очень уж все просто. Вы могли отдать письмо вчера вечером, получить то, что вам нужно, и улететь сегодня первым же самолетом.
– Так и намечалось.
– Но что-то помешало?
– Именно.
– Анджело захотел что-то еще. Наверное, больше денег.
– Нет. Он согласился на миллион.
– Сегодня да, а в следующий раз?
– Следующего раза не будет, – твердо заявила Карла.
– Если это шантаж, то будет. Ваш отец, похоже, оказался легкой добычей.
– С моим отцом этот номер не пройдет. Анджело об этом знает. Он готов рискнуть один раз, но не более того.
– Шантажисты – люди особенные, – возразил я. – Их жертвы во многом помогают им, а жадность у них патологическая, иначе они не были бы шантажистами.
Карла пронзила меня взглядом.
– Мой отец попросил меня передать Анджело несколько слов. Я их заучила. И вчера вечером передала Анджело.
– Что это за слова?
– «Один раз плачу я, во второй – ты мертв».
– Действительно, предельно просто.
– Анджело меня понял.
– Значит, все счастливы.
– Все, кроме Анджело. Как я и упомянула, ему нужно кое-что еще.
– Что же?
– Он хочет, чтобы ты покинул Сингапур.
– Почему? Я же ни для кого не представляю опасности.
– Анджело так не думает.
– А что он думает?
– Он считает, что Чарльз Коул держит тебя на коротком поводке.
– И это его беспокоит?
– Он нервничает.
– Мне представляется, Анджело никогда в жизни не нервничал.
Карла нетерпеливо махнула рукой.
– Ладно, Которн, мы можем сидеть здесь и обмениваться колкостями или любезностями, но дело от этого не сдвинется с места. Анджело не даст мне то, зачем я приехала, пока ты не покинешь Сингапура. Я не знаю, чем в действительности обусловлена необходимость твоей встречи с Анджело, да меня это и не волнует. Подозреваю, что он прав, и ты в самом деле работаешь на Чарльза Коула, то ли за деньги, то ли за что-то еще. Мне наплевать. Но если ты взаправду хочешь рассчитаться с Анджело, то ли по своим личным причинам, то ли по поручению дорогого дяди Чарли, который держит тебя за горло, я советую тебе забыть об этом. Видишь ли, если что-то случится с Анджело, если его застрелят, утопят в бухте или раздавят автомобилем, копия имеющихся у него документов полетит в Вашингтон, а мой отец отправится в тюрьму, вернее, в могилу, потому что тюрьма доконает его, – она помолчала и вновь посмотрела на меня. – Но ты умрешь раньше, чем он.
– Знаете, Карла, у вас это неплохо получается.
– Что?
– Передавать угрозы третьих лиц. Более того, вам это нравится. Но я не придаю значения тому, что, по вашим словам, обещает сделать со мной кто-то еще. Во-первых, потому, что вы – лгунья, хорошенькая, но все же лгунья. А во-вторых, я прилетел в Сингапур по одной причине – найти Анджело Сачетти.
– Зачем он тебе?
– Потому что я ему кое-что должен.
– Что именно?
– Я не узнаю, пока не расплачусь с ним.
– Анджело не хочет тебя видеть.
– Я не спутаю его планы на уик-энд.
Она встала, направилась к двери, но обернулась, не дойдя до нее пары шагов.
– Анджело попросил передать тебе несколько слов.
– Я весь внимание.
– Он дает тебе три дня.
– А что будет потом?
Она задумчиво посмотрела на меня.
– Он не сказал. Я спросила, но он не произнес ни слова.
– Что же он сделал?
– Подмигнул. И все. Просто подмигнул.

Глава 15

Несмотря на все разговоры о интернационализме, Сингапур остается китайским городом. Старшее поколение еще, возможно, мечтает о том, чтобы, выйдя на пенсию, уехать в Шанхай, Кантон или Квантунг. Но большую половину населения Сингапура составляет молодежь, забывшая или никогда не знавшая уз, связывающих стариков с материком, будь то Китай, Малайя или Индия.
Однако и молодые, и старые помнят, как плакал их премьер-министр, мистер Ли, частенько поднимавший тему третьего Китая, когда ему пришлось объявить, что Сингапур, вследствие политического и межнационального конфликта, более не является частью Малазийской Федерации. Именно тогда родилась новая республика, неуверенная в своих силах, робкая, балансирующая на тонкой струне политики, протянувшейся с востока на запад.
Как я понял со слов Лим Панг Сэма, тесть Анджело Сачетти мог вызвать весьма опасные вибрации этой струны, контролируя воинственные ультралевые группировки, готовые в любой момент спровоцировать межнациональные столкновения. Затяжной конфликт между китайцами, малайцами и индусами мог нанести серьезный ущерб экономике Сингапура и свергнуть правительство, Анджело Сачетти, отец которого умер молодым, оставив после себя лишь надпись на надгробном камне – «Сонни из Чикаго», держал Сингапур за горло. И мне пришлось согласиться с Лим Панг Сэмом: в обозримом будущем Сачетти не собирался возвращаться в Соединенные Штаты.
Конечно, у Сингапура оставалась надежда на спасение. С холмов Голливуда в город прибыл могучий рыцарь, страдающий судорогами и галлюцинациями. Более того, на его сторону встала Секретная служба республики, состоящая из четырех человек, готовых помочь ему в свободное от основной работы время. Да еще дружелюбно настроенный контрабандист, предложивший свои услуги, поскольку он, как и рыцарь, был американцем.
Но я перечислил не все вовлеченные в конфликт силы. Был еще нервничающий советник мафии, или как она там называлась, меряющий шагами бесчисленные комнаты особняка на Фоксхолл-Роуд и гадающий, предадут ли гласности его многолетние доносы. Был и Джо Лозупоне, одинокий, лишившийся друзей, испуганный, который мог доверить контакт с шантажистом только своей дочери. И Сэм Дэнджефилд, прослуживший двадцать семь лет в ФБР, который все еще удивлялся, что можно зарабатывать на жизнь, и зарабатывать неплохо, преступлениями. Я задумался, чем он занят в этот вечер, и решил, что, скорее всего, пьет чье-то виски.
Что поражало меня более всего, так это отпущенный Сачетти срок – три дня, по прошествии которых мне надлежало покинуть Сингапур. Почему три дня, а не четыре или два, а то и вообще двадцать четыре часа? Ответ на эту загадку я мог получить только в одном месте, поэтому достал из кармана клочок бумаги и позвонил по записанному на нем номеру.
Мне ответила женщина, и ей пришлось кричать, чтобы я мог разобрать произнесенные ею слова на фоне гремящей музыки. Она проорала: «Слушаю», и я попросил капитана Нэша.
– Кого?
– Нэша. Капитана Нэша.
– Минуту.
– Нэш слушает.
– Это Которн.
– Привет. Я чувствовал, что вы позвоните.
– Вы, кажется, говорили, что у вас есть лодка.
– Ну, не такая уж большая, но на воде держится.
– Она доплывает до «Чикагской красавицы»?
– Конечно. Сегодня вечером?
– Я бы не стал откладывать наше путешествие на завтра.
– Вы получили приглашение?
– Нет.
– Понятно.
– Что это должно означать?
– Ничего особенного. Мы, конечно, оба американцы, но придется пойти на определенные…
– Сто долларов вас устроят? – я сразу понял, к чему он клонит.
– Американских?
– Американских.
– Тогда слушайте. Я – в Чайнатауне. На такси вы доберетесь до угла Саутбридж-Роуд и Гросс-стрит. Там пересядьте на велорикшу и попросите отвезти вас к Толстухе Анни. Вас доставят по назначению.
– Хорошо. Когда?
– Приезжайте к восьми часам, и мы сможем перекусить перед дорогой.
– А что у Толстухи Анни, ресторан?
Нэш хохотнул.
– У нее публичный дом, приятель, или вы ожидали чего-то другого?
– Публичный дом, – повторил я и положил трубку.

Сингапур не засыпает круглые сутки, а в Чайнатауне, квадратной миле земли, застроенной домами под черепицей, жизнь бьет ключом и днем, и ночью. На этой квадратной миле теснилось более ста тысяч человек, и один из старожилов, родившийся в Шанхае в 1898 году, как-то сказал мне, что Чайнатаун более всего похож на Китай, каким тот был до падения императорской династии в 1912 году. Я думаю, что в Чайнатауне можно найти все, что душе угодно, от опия до бродячего музыканта, который споет за десятицентовик древнюю песню. Лишь уединению в Чайнатауне места нет – постоянно используется каждый квадратный фут, и койка, бывает, арендуется на несколько часов, если кто-то хочет отдохнуть. Краски слепят, и маленькие китайчата, в красном, золотом, фиолетовом, на все лады расхваливают достоинства молодой собачатины и прошлогодних яиц.
Велорикша вез меня по улице Чин-Чу, криками разгоняя пешеходов, которые весело кричали что-то в ответ. Выстиранное белье, развешанное на длинных бамбуковых шестах, образовывало навес над мостовой, а уличные торговцы совали мне в лицо свои товары.
На лотках продавали и пирожные, и наживку для ловли рыбы, и рис, и обезьянок. Мастера по изготовлению ключей и кузнецы били молотками по металлу, иногда в такт музыке, китайской, американской или английской, льющейся из никогда не умолкающих транзисторных приемников. Запахи грязи и пота смешивались с ароматами благовоний, сандалового дерева, жарящегося мяса, а над всем стоял гул человеческих голосов.
Заведение Толстухи Анни меня не впечатлило, и я даже спросил велорикшу, китайца среднего роста, потерявшего почти все зубы, туда ли он меня привез. Китаец закатил лаза, как бы описывая тысячу и одно удовольствие, ожидающие меня внутри, поэтому я заплатил ему доллар, хотя моя пятнадцатиминутная поездка стоила раза в три меньше, толкнул красную дверь и оказался в маленькой клетушке, где старуха сидела на низкой скамье и курила трубку с длинным-предлинным чубуком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25