* * * Вопли бывают разные.Одни — глубоко несчастные; так кричит поскользнувшийся по дороге из магазина гонец, глядя на осколки заветной бутылки. Другие — возмущенные; эти принадлежат задержанным взяткополучателям, умудрившимся выкинуть в окно пачку меченых купюр, прежде чем в кабинет ворвались оперативники. Третьи — безысходные, исходящие от забулдыг, заблудившихся среди мусорных бачков. Бывают вопли деловитые, издаваемые бравыми чинами охраны правопорядка при работе спецсредствами ДР-1, именуемыми в народе «демократизаторами» Специзделие ДР-1 (аббревиат.) — дубинка резиновая.

. Встречаются вопли страстные (без комментариев: допрос — штука тонкая).И так далее, и тому подобное.Но ни с одним из перечисленных восклицаний невозможно сравнить голос возмущенного руководителя, тем паче достигшего определенных командных высот.Раскрывая рот на ширину ружейного приклада, любой мало-мальски нормальный полковник в состоянии построить полк и повести его торжественным маршем на строительство собственной дачи либо на прополку огорода.От крика какого-нибудь московского генерала седеют даже во Владивостоке, а ораторское искусство сынков отдельных чиновников, продолжающих карьеру во главе целых регионов, служит неистощимым энергетическим источником не только для разномастных пародистов, но и для всей страны.— Сто-я-а-ать!!! — разнесся над городком требовательный рык, от которого конвоиры вытянулись во фрунт, а задержанные просто оцепенели.В их направлении, грозно размахивая кулаком и сбиваясь с шага на бег, двигался старший офицер. На высокой тулье его фуражки хищно распростер крылья двуглавый коронованный орел, рукав парадного кителя украшал яркий шеврон с триколором, а на груди тревожно позвякивали многочисленные награды, среди которых выделялся массивный крест с российским гербом.Сержант, как старший патруля, первым пришел в себя и поспешил навстречу грозному высокоблагородию, чьи погоны украшали два просвета.— Ваше высокобла-а-ародие, — начал было докладывать служивый, но старший офицер только махнул рукой и, пытаясь отдышаться от быстрой ходьбы, прохрипел:— Негодяи!.. По существу!.. Коротко!..— Господин полковник! — тараща глаза на несколько странную форму, продолжил сержант. — При патрулировании в районе возможного появления красных бандитов задержаны два их лазутчика. Конвоируем в контрразведку для дальнейшего разбирательства!Но высокоблагородие не соизволило оценить бдительность и почему-то начало возмущаться.Оно требовало немедленно отпустить задержанных, с которыми будет разбираться собственное начальство, а не всякие там «прикомандированные сапоги» из каких-то неизвестных «внутренних войск». Бедолага сержант попытался возразить, что выполняет приказ некоего штабс-капитана Овечкина, но дальше этого дело не пошло.Разъяренный офицер стал сыпать такими мудреными словами и выражениями, которые сержант не слышал даже от невоздержанного на язык ротного. «Самебенладен», «РУБОП», «ФСБ», «главк», «межведомственный пофигизм», «операция „Чистые уши“» Подробнее см.: Братья Питерские. «Юрист. Дело о продаже Петербурга».

, «криминализированный милитаристский элемент»… Более понятным оказалось выражение о весьма оригинальной любви высокого чина к капитану Овечкину, его начальству и всей капитанской родне.Все это было сказано гневным голосом и связывалось в единую витиеватую фразу при помощи слишком знакомых смысловых связок, самой мирной из которых была «ма-ать!». Причем именно с восклицательным знаком. Когда же до старшего патруля начал понемногу доходить смысл выражения «мочить в сортире», он уже был готов самостоятельно приставить дуло карабина к собственной гимнастерке и скомандовать: «Пли!»Впрочем, до этого не дошло.Слегка отдышавшееся от длинного монолога высокоблагородие сменило наконец гнев на милость и разрешило патрульным мирно следовать… В общем, туда, куда и прежде их посылали часто.Тем не менее, радуясь, что легко отделались, военные подхватили оружие и споро отправились восвояси.— Ну что, так-то мы репетируем? — Грозный чин угрюмо посмотрел на застывших оперативников. — От подполковника Петренко еще никто не убегал. Сейчас мы возвращаемся в контору. И чтоб через пять минут на плацу у дежурки я из окна кабинета видел, как вы маршируете с песнями! А рапорта по поводу случившегося — мне на стол. Сегодня же! Да, кстати, что-то я не узнаю эту улицу. Ну-ка, скажите мне, Плахов, куда вы бежать собирались?..— Сам ты люблен ладаном, будь ты не ладен! — ворчал посрамленный сержант, так и не получивший добротное пальто для своей зазнобы. * * * — Сижу себе спокойно, — ощупывая раскалывающуюся от боли голову, рассказывал Чердынцев Казанове, прибывшему на службу прямо из отделения интенсивной терапии, — тут врывается Ларин, орет что-то про «главного черта» и бац мне по башке табуретом! Ну, не свинство ли?!— Свинство, — согласился Казанцев, глядя на валяющегося в отрубе капитана, которого начальник дежурной части перетащил в коридор, и на обломки табуретки, видные сквозь приоткрытую дверь туалета.К двум беседующим милиционерам подошел одетый в серую дубленку молодой человек, с легкой улыбкой посмотрел на Ларина, одежда которого была украшена отпечатками сапог Чердынцева, и обратился к майору:— Скажите, а дознаватель Безродный вообще-то сегодня появится? Я его уже четвертый час жду.— Появится, появится, — раздраженно отмахнулся начальник дежурной части. — Идите и сядьте на место. Не мешайте работать. * * * — Ну вы ва-аще! — только и смог выдохнуть Мухомор, когда запинающийся Рогов в общих чертах поведал ему о проблемах, связанных с возвращением домой. — Ну ва-аще!Они стояли в разгромленной мастерской сапожника. Полки, на которых прежде стояла обувь, были сорваны со стен и разломаны, сами штиблеты, как, впрочем, и инструмент, исчезли. Несколько досок пола были вырваны, открывая пустой тайник. Но самое страшное, в помещении отсутствовал заветный шкаф-купе.Путь домой был напрочь отрезан.Несколько оправившись от услышанного, начальник РУВД противным голосом, в народе именуемым «козлетоном», начал сокрушаться, что не сможет вовремя доложить руководству об оперативной обстановке в районе и, что значительно хуже, не сумеет объясниться с женой, почему не поздравил ее с праздником.— Да не волнуйтесь вы, Николай Александрович, — попытался успокоить Мухомора Плахов. — мы что-нибудь обязательно придумаем.— Вы-то обязательно придумаете, — оживился Петренко, — вы уже такое придумали!.. В общем, так. Делайте что хотите, но чтоб эта ваша… как ее? Машина там, шкаф, вагон «СВ»… Но если ее… их… вас не будет на месте к восемнадцати ноль-ноль — пеняйте на себя. Ищите где хотите. На то вы и сыскари. — Мухомор понемногу пришел в себя, и в его голосе начал позванивать металл, словно шло оперативное совещание. — Ну, какие есть по этому поводу соображения?— Я думаю, машина могла попасть только к тем, кто учинил в мастерской погром, — попытался реабилитироваться Вася Рогов. — Думаю, что это — местные силовики. Значит, надо войти с ними в контакт.— А я думаю, что надо срочно валить отсюда, — перебил говорившего Плахов, мельком глянув в окно. — Там «наш» патруль и еще несколько уродов со стволами. И кажется, они вышли не на прогулку.Действительно, короткими перебежками по улице к мастерской приближались несколько военных.— Так, парни, — Мухомор решил принять удар на себя, — давайте-ка дуйте через двор, а я их задержу.Оперативники не двинулись с места.— Вам что, волшебного слова не хватает? А ну, бе-гом! — прикрикнул подполковник. — Вам такую-растакую машину искать надо, а мои документы и форма вне подозрений. Где бы мы, понимаешь, ни находились.Когда в дом ворвались военные, сопровождаемые чернявым господином в клетчатом костюме, то в мастерской они увидели лишь одного старшего офицера. На высокой тулье его фуражки хищно распростер крылья двуглавый коронованный орел, рукав парадного кителя украшал яркий шеврон с российским триколором, а на груди красовались многочисленные награды. Глава 3СЛОВО И ДЕЛО Он очередной раз всматривался в странный документ, предъявленный подозреваемым. Вроде все реквизиты были на месте: сердитый двуглавый орел, увенчанный коронами, гербовая печать на фотографии, звание, должность…Но все-таки червячок сомнения терзал контрразведчика.Наконец он понял, в чем дело: в удостоверении значился город Санкт-Петербург. Причем без ятей! Но ведь уже пять лет как бывшая столица Российской империи, покинутая нынче правительством большевиков, была переименована в Петроград.И кроме того, дата выдачи — 1999 год.Это тоже настораживало.Впрочем, чернявый не был силен в полицейских документах, справедливо считая, что разгильдяи существуют во всех ведомствах. Поэтому, если исходить из того, что писарь Допустил ошибку и, оформляя удостоверение накануне нового века, просто нажрался как свинья, все вставало на места.А если — нет?Контрразведчик решил раньше времени не проявлять излишней подозрительности.«Отправим-ка мы этого субъекта к полковнику Кудасову, пусть сам принимает окончательное решение», — рассудил он и, возвращая документ высокому чину, улыбнулся:— Прошу прощения за беспокойство. Служ-ба-с! Разрешите представиться: штабс-капитан Овечкин. Готов проводить вас к начальнику контрразведки. Думаю, он даст команду оформить вам документы, чтобы, упаси Господи, больше не возникало проблем. Ну да сами понимаете, война-с!У Мухомора хватило сообразительности не спорить с хватким штабс-капитаном. Кроме того, не очень надеясь на собственных подчиненных, Петренко рассчитывал лично выяснить, куда мог задеваться столь необходимый шкаф.«Тьфу ты, чушь какая! — вдруг подумалпро себя Николай Александрович. — Шкаф-машина времени! Скажи кому — засмеют».Но тем не менее миролюбиво кивнул:— Да-да, конечно же. Я буду весьма признателен, если меня представят господину Кудасову. * * * Наряд ППС и прибывшие из РУВД начальник ОУР, судмедэксперт и водитель только удивленно закачали головами, когда представившийся актером Андреем Перетеркиным неопрятный носатый человечек начал свое повествование.— Не трогайте его, — жалобно поскуливал Андрей. — Убогий он, с головой совсем плохо… Псих, одним словом. Вообразил себе неизвестно что, вот я с ним и мучаюсь. И послать его подальше не могу. Контракт! — Актер потеребил серьгу. — Мне три месяца осталось. Потом — всё! Уйду. Не могу больше.— Погоди. — Пыл погони прошел, и Соловец был более-менее спокоен и рассудителен. — Давай по порядку. Кто он такой и что за контракт?— Его действительно зовут Алексей Бадягин. — Перетеркин понял, что бить его пока не собираются. — Он сын одного бизнесмена. Крупного. Ну вот. Два года назад у него съехала крыша. Видимо, слишком много смотрел боевиков и слишком долго играл в компьютерные стрелялки. В одно утро проснулся — и финиш. Никого не узнаёт, орет, что он — агент то ли ФСБ, то ли ФАПСИ, то ли ГРУ, и требует, чтобы ему дали спецзадание.— Может, он так от армии косит? — глубокомысленно предположил пузатый патрульный. — Вон лось какой здоровый. Прямая дорога в десант. И в горы, на Кавказ, чичеров гонять, — сержант вспомнил сентенции Соловца.— Не, какой там! — печально отмахнулся актер. — Его папахен давно весь горвоенкомат купил и сынишку отмазал. Типа, близорукость, плоскостопие, эпилепсия и энурез вкупе с хронической диареей.— А он, случайно, никакого тяжкого преступления не совершал? — прищурился измазанный в алебастре Котлеткин, желая внести посильную лепту в разговор и заявить о себе не только как о простом водителе ментовского «козла», но и как о человеке с дедуктивным складом ума, не зря пошедшем срубать капусту мизерного оклада в разветвленную правоохранительную систему. — А то ведь как бывает: убьет кого-нибудь, а потом типа за хулиганку попадает и — кранты. Распространенное явление, доложу я вам…— Ничего подобного убийству или другому тяжкому преступлению он не делал, — раздраженно застенал Перетеркин. — Максимум — это как раз мелкое хулиганство. Но его родня за такие вещи платит. И платит хорошо.— Это к делу не относится. — Соловец заметил, как при упоминании о деньгах радостно заблестели глаза измученных смехотворными зарплатами коллег. — Так что произошло после того, как он окончательно съехал с катушек?— Сначала месяц лежал в больнице, — разъяснил актер. — Однако никаких сдвигов. Главврач и решил, что лучшей терапией для этого придурка будет амбулаторный режим и создание вокруг него той атмосферы, что он сам себе придумал. Кстати, а он сейчас без сознания? — осторожно поинтересовался Перетеркин.— Точняк, — подтвердил старший наряда ППС. — С полчасика еще проваляется..— Можно вашу дубинку? — попросил актер.— Пожалуйста, — со свойственной представителю российских правоохранительных органов вежливостью, давно вошедшей в поговорку, отреагировал сержант.Перетеркин взял резиновую палку, встал, подошел к распростертому телу и несколько раз зло потыкал «демократизатором» в спину Бадягину. Тот, не открывая глаз, чему-то улыбнулся.— Полегчало? — осведомился пузатый пэпэ-эсник.— Еще как! — Перетеркин вернул дубинку сержанту, сел и закурил, блаженно прикрыв глаза. — Давно мечтал. Только вот случая не представлялось.— За отдельную плату мы можем его так обработать… — хохотнул, подмигивая, старший наряда ППС.— Закончили базар, — поморщился Соловец, вернувшийся в разговор из тяжкого мира дум. — Так что было после выхода этого типа из больницы?— Создали ему атмосферу, — вздохнул Перетеркин. — Напечатали десяток ксив, а чтобы за ним присмотр был, наняли меня. Вот и мотаюсь туда-сюда, дурака своего из передряг вытаскиваю и слежу, чтобы он чего-нибудь серьезного не напортачил. Он думает, что я его напарник, майор Краснович. — Актер опять тяжело вздохнул и показал сидящим на ящиках и досках милиционерам аналогичное удостоверение, что те уже видели у сумасшедшего «агента».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25