Потом достала из-под стола свой портфель, и мы вышли через вестибюль. Она взяла из гардероба пальто светло-рыжего цвета, похожее на полушинель. Такое прилично стоит. Я даже не попытался подать ей его. Она не обратила на меня внимания, когда надевала пальто. Я оглядел вестибюль. По гостинице слонялись несколько человек, но они выглядели так, будто здесь и родились. Ни у одного не было крупнокалиберного пулемета.
По крайней мере, ни у кого они не просматривались. По правде говоря, я был единственным, кого бы я стал подозревать, если бы не знал себя так хорошо.
Молодая женщина в зеленом твидовом костюме и коричневом берете вошла в гостиницу с Арлингтон-стрит и подошла к нам.
– Госпожа Уоллес, доброе утро. Я на машине.
– Вы ее знаете? – спросил я.
– Да, – ответила Рейчел. – Это Линда Смит.
– Я имею в виду – в лицо, – уточнил я. – Не понаслышке и не по письмам.
– Да, мы встречались раньше несколько раз.
– Хорошо.
Мы вышли на Арлингтон-стрит. Я шел первым. Улица выглядела так, как и положено выглядеть улице в деловом районе в девять утра. У желтого поребрика стоял коричневый седан "вольво" с включенным мотором, швейцар держал руку на пассажирской дверце. Увидев Линду Смит, он открыл дверцу, я заглянул в машину и отошел в сторону. Рейчел Уоллес села, швейцар закрыл дверцу. Я сел назад, а Линда Смит – на водительское место.
Когда мы тронулись, Рейчел сказала:
– Вы знакомы с мистером Спенсером, Линда?
– Нет, не знакома. Очень приятно, мистер Спенсер.
– Очень рад, госпожа Смит, – ответил я. Рейчел должно было понравиться – "госпожа" Спенсер имеет в виду, что он не использовал обращение "мисс" или "миссис", употребление которых связано со статусом женщины по отношению к мужчине и неприемлемо для феминистки Рейчел, не признающей зависимости женщины от мужчины.

.
– Спенсер обязан охранять меня, – сказала Рейчел.
– Да, я знаю. Джон сказал мне. – Она взглянула на меня в зеркало заднего обзора: – По-моему, я никогда раньше не видела телохранителя.
– Мы обычные люди, – сказал я. – А еще у нас идет кровь, если нас полоснуть ножом.
– И культуры вам не занимать, – заметила Линда Смит.
– Когда мы должны быть в Бельмонте?
– В десять часов, – сказала Линда. – Бельмонтская публичная библиотека.
– Зачем? – спросил я.
– Гопожа Уоллес произносит там речь. У них есть общество "Друзья библиотеки".
– Хорошенькое место вы подыскали Ирония: Бельмонт – богатый и консервативный пригород Бостона.

.
– Неважно, Спенсер, – вмешалась Рейчел Уоллес. Голос ее был резок. – Я буду выступать где только смогу и перед кем смогу. Я хочу донести свое послание и не собираюсь убеждать тех, кто и так согласен со мной.
Я кивнул.
– А если там опасно, что ж, пускай. Ведь вам платят, чтобы вы меня защищали.
Я снова кивнул.
Мы добрались до Бельмонтской библиотеки без четверти десять. Перед библиотекой десяток мужчин и женщин расхаживали туда-сюда с плакатами на шестах.
Патрульная машина бельмонтской полиции стояла на другой стороне улицы, в ней спокойно сидели двое полицейских.
– Остановитесь за полицейскими, – сказал я.
Линда затормозила точно за патрульной машиной, и я вышел.
– Побудьте минутку в машине, – приказал я.
– Я не стану дрожать от страха перед несколькими пикетчиками.
– Тогда примите угрожающий вид. Я просто хочу поговорить с полицейскими.
Я подошел к патрульной машине. У полицейского за рулем было лицо молодого нахала. Такой нахамит, а потом еще посмеется над вами. Он жевал зубочистку – из тех, на которых обычно подают сложные бутерброды. Торчащий из его рта конец зубочистки был обтянут целлофановой упаковкой. Я нагнулся и сказал через окно:
– Я сопровождаю сегодняшнего оратора в библиотеку. Могут ли возникнуть какие-нибудь неприятности от пикетчиков?
Он разглядывал меня несколько секунд, ворочая зубочистку языком.
– Работай, а мы присмотрим, – сказал он наконец. – Ты что, думаешь, что мы приехали сюда почитать "Унесенных ветром"?
– Я, признаться, подумал, что комиксы вам больше подходят, – ответил я.
Он засмеялся.
– Как тебе это, Бенни? – обратился он к напарнику. – Круто! Такого сегодня еще не было. – Его напарник сгорбился на сиденье, надвинув на лицо фуражку. Он ничего не сказал и не пошевелился. – А кто этот оратор, которого ты сопровождаешь?
– Рейчел Уоллес, – сказал я.
– Никогда о ней не слышал.
– Постараюсь скрыть это от нее, – успокоил его я. – Сейчас я поведу ее внутрь.
– Неплохой спектакль, – сказал он. – У такого крутого парня, как ты, вряд ли будут проблемы.
Я вернулся к машине и открыл Рейчел Уоллес дверцу.
– Чем вы там занимались? – спросила она, когда вышла.
– Разозлил еще одного полицейского, – ответил я. – Это уже триста шестьдесят первый в нынешнем году, а еще октябрь не кончился.
– Они сказали, кто там в пикетах?
Я покачал головой. Мы пошли через дорогу – Линда Смит с одной стороны от Рейчел, я – с другой. Лицо Линды было напряжено и бледно, лицо Рейчел ничего не выражало.
– Вот она, – выкрикнул кто-то из пикетчиков.
Они обернулись и сомкнулись плотнее, когда мы направились к пикетам. Линда посмотрела на меня, потом назад, на полицейских. Мы продолжали идти.
– Вы нам здесь не нужны! – закричала одна женщина.
Кто-то еще завопил:
– Сука!
– Это он мне? – спросил я.
– Нет, – ответила Рейчел Уоллес.
Женщина с тяжелыми чертами лица и седыми волосами до плеч держала плакат "Америка геев – цель коммунистов". Стильная женщина в элегантном костюме гордо выставляла значок с надписью: "Геи не могут иметь детей. Они должны вернуться на путь праведный".
– Спорю, она хотела написать "истинный", но никто точно не знал, как это слово пишется, – сказал я.
Никто не засмеялся. Я уже начал привыкать к этому. Когда Мы подошли к группе пикетчиков, они взялись за руки, преградив нам путь в библиотеку. В центре цепи стоял крупный мужчина с квадратным подбородком и густыми темными волосами. Он казался таким крутым, словно только-только из Гарварда. На нем был темный костюм и светло-серый галстук. Розовые щеки и ясные глаза. Может быть, активист ассоциации выпускников университета. Замечательная мужская фигура, скала, за которую цеплялись пикетчики. Наверняка, враг атеизма, коммунизма и гомосексуализма. Почти наверняка – совершенно гнусный тип.
Рейчел Уоллес направилась прямо к нему и сказала:
– Извините, пожалуйста.
Крики резко прекратились. Все стихло. Квадратный Подбородок медленно и театрально покачал головой.
– Вы покушаетесь на мое право свободы слова и свободы собраний – право, дарованное мне Конституцией, – продолжала Рейчел.
Никто не шевельнулся. Я оглянулся на полицейских. Парень с нахальным лицом вышел из машины и оперся на дверь с правой стороны. Его черный кожаный ремень провис от амуниции: баллончик со слезоточивым газом, наручники, дубинка, пистолет и кольцо с целой коллекцией ключей. Он, может, и хотел перейти улицу, чтобы помочь нам, но портупея была слишком тяжелой.
– Позвольте мне очистить дорогу, – предложил я Рейчел.
– Как вы собираетесь это сделать? – спросила она.
– Ну, врежу красавчику в поддых, а потом мы переступим через его тело.
– Смотри не обломайся, парень, – сказал Квадратный Подбородок с металлом в голосе.
– Не волнуйся, не обломаюсь, – успокоил его я.
– Спенсер, – резко оборвала меня Рейчел Уоллес, – я против. Я на такое не согласна.
Я пожал плечами и оглянулся на молодого полицейского. Его напарник, казалось, так и не шевельнулся. Он все еще сидел в машине, надвинув фуражку на глаза. Может быть, он экономил силы, а может быть, это вообще была надувная кукла. Молодой полицейский ухмыльнулся мне.
– Здесь нарушаются наши гражданские права, – проорал я ему. – Вы собираетесь как-нибудь вмешаться?
Полицейский оттолкнулся от машины и медленно пошел через улицу. Полусжеванная зубочистка прыгала у него во рту, когда он перебрасывал ее туда-сюда языком. Рукоять табельного револьвера хлопала его по ноге. На форменной рубашке красовалось несколько нашивок, говоривших о военной службе. Наверное, Вьетнам. Там были лента "Пурпурного сердца", нашивка с боевыми звездами и еще одна, вероятно даже "Серебряная звезда" Американские медали за участие в боевых действиях во время агрессии во Вьетнаме.

.
– Вы можете рассматривать это таким образом, – сказал он, когда добрел до нас. – Но, с другой стороны, вы причиняете этим людям беспокойство.
– Вы проводите нас внутрь, офицер? – спросила Рейчел Уоллес. – Я бы сказала, это ваш долг, и, думаю, вам следует его выполнить.
– Мы здесь, чтобы помешать распространению аморального и пагубного влияния, офицер, – сказал Квадратный Подбородок. – Это наш долг. Я не думаю, что вы должны содействовать людям, которые хотят разрушить американскую семью.
Полицейский посмотрел на Рейчел.
– Вы не собьете меня с толку передергиванием фактов, – заявила Рейчел. – У нас есть полное право выступить в библиотеке. Меня пригласили, и я буду выступать. Вопрос о правах тут неуместен. У меня это право есть, а они пытаются нарушить его. Делайте свое дело.
Начал собираться посторонний люд, проезжающие машины притормаживали и давали задний ход, а водители старались разглядеть, что происходит. По краям толпы собрались юнцы-переростки и глупо ухмылялись.
– Может быть, вам будет полезно вспомнить, офицер, – продолжал Квадратный Подбородок, – что я близкий друг начальника полиции Гарнера, и я уверен, что он захочет услышать от меня, что произошло здесь и как вели себя его люди.
Молодой полицейский взглянул на меня.
– Друг шефа, – произнес он.
– Ох как страшно, – отозвался я. – Лучше обойди его сторонкой.
Молодой полицейский широко ухмыльнулся мне.
– Ну да, – сказал он и повернулся к Квадратному Подбородку: – Вали-ка отсюда, парень. – Улыбка исчезла с его лица.
Квадратный Подбородок чуть отступил назад, будто его кто-то толкнул.
– Простите? – переспросил он.
– Я сказал: вали отсюда. Эта баба может быть ведьмой, но она не пыталась меня напугать. Я не люблю, когда меня пытаются взять на испуг. Эти люди войдут внутрь – передай это шефу, когда увидишь его. Можешь сказать ему, что они прошли мимо тебя или через тебя. Выбирай, что именно ты ему расскажешь.
Лицо молодого полицейского было в каком-нибудь сантиметре от лица Квадратного Подбородка, а поскольку полицейский был на три дюйма ниже, оно было задрано вверх. Из машины вылез его напарник. Он был старше и крупнее, со здоровым пузом и большими узловатыми руками, в правой он держал дубинку и мягко похлопывал ею по бедру.
Люди с обеих сторон от Квадратного Подбородка разомкнули руки и отошли. Квадратный Подбородок посмотрел на Рейчел и проговорил, почти шипя:
– Грязная, презренная баба. Сука... Но тебе нас не одолеть. Лес...
Я махнул в сторону улицы и сказал полицейским:
– Там что-то происходит.
Они дружно отвернулись, а я коротко и резко врезал Квадратному Подбородку правой в солнечное сплетение. Он судорожно глотнул воздух и согнулся пополам. Полицейские повернулись и посмотрели на него, затем – на меня. Я же таращился на улицу, туда, куда показывал секунду назад.
– Кажется, ошибся, – сказал я.
Квадратный Подбородок, обхватив руками живот, раскачивался из стороны в сторону. Хороший удар в солнечное сплетение гарантированно парализует вас на минуту-другую.
Молодой полицейский взглянул на меня безо всякого выражения.
– Да, кажется, ты ошибся, – ответил он. – Ну пошли в библиотеку.
Когда мы проходили мимо Квадратного Подбородка, старший полицейский отечески напомнил ему:
– Парень, ты нарушаешь постановление о чистоте: нельзя блевать на улице.

7

В библиотеке и в маленькой аудитории внизу ничто не предвещало неприятностей. Собрание пожилых людей, в большинство женщины, все седые, в основном страдающие от излишнего веса. Они безмятежно сидели на складных стульях и терпеливо смотрели на маленькую сцену и пустую кафедру.
Двое полицейских оставили нас у двери.
– Мы посидим снаружи, – сказал молодой, – пока вы будете там.
Рейчел Уоллес представили председателю "Друзей библиотеки", а он, в свою очередь, должен был представить ее аудитории. Молодой полицейский внимательно оглядел Рейчел:
– Как, ты сказал, ее зовут?
– Рейчел Уоллес, – ответил я.
– Она что, "розовая", или что?
– Она писательница, – сказал я, – феминистка и "розовая". И ее трудно испугать.
Полицейский покачал головой.
– Чертова лесбиянка, – бросил он своему товарищу и опять обратился ко мне: – Мы будем снаружи.
Они начали подниматься по лестнице. Через три ступеньки молодой полицейский остановился.
– У тебя хороший удар, – сказал он мне. – Я видел не так уж много парней, которые могли бы так врезать с короткого расстояния. – И последовал за своим товарищем.
Рейчел Уоллес уже сидела возле кафедры на складном стуле, сжав коленями ладони и скрестив ноги, пока председатель представлял ее. На столе справа от кафедры лежали дюжины две книг Рейчел Уоллес. Я прислонился к стене справа от двери и обозрел аудиторию. Никто не вызывал подозрений. Некоторые дремали. Рядом стояла Линда Смит.
– Очень милые слушатели, – проговорил я.
Она пожала плечами:
– Важна любая аудитория. Вы ударили того человека на улице?
– Только один раз, – ответил я.
– Интересно, что она об этом скажет.
Теперь плечами пожал я.
Председатель закончил представлять Рейчел, и она встала за кафедру. Аудитория вежливо зааплодировала.
– Я здесь, – начала Рейчел Уоллес, – по той же причине, по которой пишу книги. Я должна открыть правду, и я сделаю это.
Я прошептал Линде Смит:
– Как вы думаете, многие из этих людей читали ее книги?
Линда покачала головой:
– В основном они просто пришли поглазеть на настоящего живого писателя.
– Слово "woman" Woman (англ.) – женщина.

произошло от староанглийского «wifmann», что означает «супруга». Само слово, которым обозначает нас наш язык, отражает точку зрения мужчин, – продолжала Рейчел.
Аудитория смотрела доброжелательно и честно пыталась что-нибудь понять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21