Присмотревшись внимательно, я пришел к выводу, что мне это нравится. Мои вложения вернулись в двадцатитрехкратном размере. Я пожалел, что не вложил больше, но в «Меррил Линч» меня научили быть в таких вопросах консервативным. Кстати, я никогда не работал в Нью-Йорке. Все это время я провел в балтиморском отделении. В любом случае, деньги по-прежнему вложены в акции, а фондовый рынок в настоящий момент выглядит очень стабильным. Я до сих пор время от времени поигрываю на нем. Занятие это очень увлекательное. Невозможно знать наперед, где встретишь удачу.— Полностью с вами согласен. Да, кстати, если приглядите что-нибудь привлекательное, дайте мне знать.— Комиссионные я с вас не возьму — но и никаких гарантий не дам, — пошутил Райан.— К гарантиям я не привык, Джек, — только не в нашем проклятом ремесле. Я собираюсь ввести вас в рабочую группу, которая занимается Россией. Руководит ей Саймон Хардинг. Выпускник Оксфорда, докторская диссертация по русской литературе. Вы будете видеть почти все, что видит Хардинг — все, за исключением источников информации…Райан остановил его, подняв руки.— Сэр Бейзил, я не хочу ничего знать. Мне это не нужно, а лишняя информация не даст мне спокойно спать ночью. Мне нужны лишь голые факты. Я предпочитаю делать выводы самостоятельно. Этот ваш Хардинг умен? — подчеркнуто бесцеремонно спросил Райан.— Очень умен. Вероятно, вам уже приходилось знакомиться с тем, что выходило из-под его рук. Это он проводил оценку личности Юрия Андропова, результаты которой мы передали вам два года назад.— Да, я действительно ознакомился с ними. Согласен, работа была выполнена неплохо. Насколько я понял, этот Хардинг — дипломированный «мозговед»?— Саймон действительно изучал психологию, но недостаточно для того, чтобы получить диплом. У него очень светлая голова. Жена у него художница, пишет картины. Очаровательная дама.— Мне приступить к работе прямо сейчас?— А почему бы и нет? Меня ждут дела. Пойдемте, я провожу вас.Это оказалось совсем недалеко. Райан сразу же выяснил, что ему предстоит работать в кабинете, расположенном на последнем этаже. Для него это стало большим сюрпризом. В Лэнгли путь на седьмой этаж занимает долгие годы и нередко сопровождается карабканьем через окровавленные трупы. Джек рассудил, что кто-то считает его очень умным.Кабинет Саймона Хардинга не производил особого впечатления. Два окна, выходящих на берег Темзы, застроенный двух— и трехэтажными кирпичными зданиями. Самому Хардингу было около сорока; бледный, светловолосый, с ярко-голубыми глазами. Он был в расстегнутом жилете — или, как его здесь называли, жилетке, — и в неказистом галстуке. Его стол был завален папками, окантованными полосатыми ленточками — единое обозначение секретных материалов.— Вы, должно быть, сэр Джон, — сказал Хардинг, откладывая в пепельницу трубку из верескового дерева.— Зовите меня Джеком, — поправил его Райан. — Право, мне как-то неловко выдавать себя за рыцаря. К тому же, у меня все равно нет коня и доспехов.Джек крепко пожал руку своему новому коллеге. У Хардинга были маленькие, костлявые руки, однако его голубые глаза светились умом.— Саймон, вручаю его твоим заботам.Произнеся это напутствие, сэр Бейзил тотчас же ушел.В кабинете уже был установлен дополнительный стол, подозрительно чистый, а перед ним — крутящееся кресло. Джек уселся в кресло, попробовал, удобное ли оно. Вероятно, в кабинете будет тесновато, но не слишком. На столе стоял телефон, а под ним в плоской коробке — шифратор, позволяющий вести закрытые разговоры. У Райана мелькнула мысль: это устройство надежно так же, как шифратор СТУ, которым он пользовался в Лэнгли? Английский Центр правительственной связи, расположенный в Челтенхэме, работал в тесном взаимодействии с АНБ Агентство национальной безопасности — ведомство в составе Министерства обороны США, занимается защитой правительственной и военной связи и компьютерных систем, а также электронным наблюдением.

, и, возможно, внутри разных пластмассовых коробок находилась одинаковая начинка. Ему придется постоянно напоминать себе, что он находится в другой стране. Райан надеялся, что это будет не слишком сложно. Здесь все говорят как-то непривычно, с придыханием и растягивая гласные, однако американские фильмы и глобальное телевидение медленно, но верно подстраивают классический английский язык под его американскую разновидность.— Бейзил говорил с вами о папе римском? — спросил Саймон.— Да. Это письмо может стать настоящей бомбой. Сэра Бейзила очень интересует, как к нему может отнестись русский Иван.— Нас всех это очень интересует, Джек. У вас есть какие-нибудь мысли?— Как я только что сказал вашему начальнику, если бы в Кремле сейчас сидел Сталин, возможно, ему бы и пришла в голову мысль укоротить папе жизнь. Но даже в этом случае ничего определенного сказать было бы нельзя.— По-моему, главная проблема в том, что хотя в Советском Союзе власть коллегиальная, Андропов занимает в Политбюро лидирующее положение, а он, судя по всему, сторонник более решительных мер.Джек устроился в кресле поудобнее.— Знаете, знакомые моей жены из университета Гопкинса пару лет назад летали в Россию. У Михаила Суслова диабетический ретинит сетчатки глаза, к тому же, он страдает сильной близорукостью; так вот, они как раз лечили ему зрение, а также обучали русских врачей новым методам. Кэти тогда еще училась в университете. Но Берни Кац был из тех, кто летал в Москву. Он возглавляет глазную клинику Уилмера. Первоклассный глазной хирург, человек замечательный во всех отношениях. По возвращении в Штаты Управление беседовало с Кацем и с остальными врачами. Вы не видели этот документ?Глаза Хардинга зажглись интересом.— Нет. А в нем есть что-нибудь любопытное?— Одно правило из того, что я усвоил, будучи женат на враче, заключается в том, что я внимательно слушаю все, что Кэти рассказывает о людях. И я бы с огромным интересом послушал Берни. Этот документ стоит почитать. Во всем мире люди склонны быть откровенными с врачами, а врачи, как я уже говорил, умеют замечать то, что укрывается от обычных людей. Так вот, наши врачи нашли Суслова умным, любезным, деловитым, но подо всем этим скрывается человек, которому ни за что нельзя доверить в руки пистолет — или, точнее, нож. Ему было очень неприятно, что спасать его зрение пришлось американским врачам. Его совсем не радовало, что русские врачи сделать это не смогли. С другой стороны, наши офтальмологи говорили, что встретили их по высшему классу. Так что русские не такие уж и варвары, что в глубине души ожидал увидеть Берни — он еврей, его родители родились в Польше, кажется, еще тогда, когда она была частью царской России. Не хотите, чтобы я попросил Управление прислать этот доклад?Хардинг помахал над трубкой зажженной спичкой.— Да, мне бы очень хотелось. Русские — знаете, они странный народ. В некоторых отношениях поразительно культурные. Наверное, Россия — это единственное место в мире, где поэт может прилично зарабатывать на жизнь. Русские благоговейно чтут своих поэтов, и это восхищает меня в них, но в то же время… знаете, Сталин почти не проводил репрессии в отношении людей искусства, в частности, пишущей братии. Помню, один литератор прожил гораздо больше, чем можно было бы ожидать… Правда, и он в конце концов погиб в ГУЛАГе. То есть, цивилизованность русских имеет свои границы.— Вы говорите по-русски? Мне так и не удалось осилить этот язык.Британский аналитик кивнул.— Русский язык великолепно подходит для художественной литературы, и в этом похож на древнегреческий. Он очень поэтичен, однако за всем этим скрывается такое варварство, от которого леденеет кровь. Русские предсказуемы во многих отношениях, особенно в принятии политических решений. А непредсказуемость их является следствием столкновения врожденного консерватизма с догматическим взглядом на мировую политику. Наш друг Суслов серьезно болен, у него проблемы с сердцем — насколько я понимаю, последствия диабета. Но тот, кто стоит за ним, — Михаил Евгеньевич Александров — это человек, сочетающий в равных пропорциях русский характер и марксизм с моральными принципами Лаврентия Берии. Александров ненавидит Запад лютой ненавистью. Не удивлюсь, если он советовал Суслову предпочесть полною слепоту помощи американских медиков — а ведь они с ним давние друзья. А еще этот Кац, как вы говорите, еврей? Это еще больше усугубило дело. Одним словом, очень неприятный тип. После смерти Суслова — а это, по нашим оценкам, произойдет в ближайшие несколько месяцев, — Александров войдет в Политбюро и возглавит идеологию. Он поддержит Юрия Владимировича во всех его начинаниях, вплоть до физического устранения его святейшества.— Вы полагаете, все действительно может зайти настолько далеко? — спросил Джек.— Может ли? Думаю, да.— Хорошо. Это письмо было переправлено в Лэнгли?Хардинг кивнул.— Ваш резидент заходил за ним сегодня. Не сомневаюсь, у вас есть свои источники, и все же я не вижу смысла рисковать напрасно.— Согласен. Знаете, если русский Иван решится пойти на такие крайние меры, расплата будет очень дорогой.— Возможно, но русские видят все не в таком ключе, как мы, Джек.— Знаю. Всему виной отсутствие воображения.— Да, на это нужно время, — согласился Саймон.— А чтение русской поэзии помогает? — поинтересовался Райан.Сам он если и читал произведения русских поэтов, то только в переводе — а с поэзией, разумеется, знакомятся не так.Хардинг покачал головой.— Не слишком. Именно через стихи выражают свой протест некоторые диссиденты. Им приходится прибегать к окольным путям, чтобы все, кроме самых проницательных читателей, лишь восторгались лирическими восхвалениями облика любимой девушки, не замечая плач по свободе слова. Наверное, в КГБ целый отдел исследует стихи, выискивая в них скрытый политический контекст, на который никто не обращает никакого внимания до тех пор, пока вдруг кто-нибудь из членов Политбюро не придет к выводу, что сексуальное влечение прописано чересчур откровенно. Знаете, русские такие целомудренные… Странно, что в одних вопросах их моральные устои незыблемо твердые, а в других вообще отсутствуют.— Ну, едва ли русских можно винить за то, что они осуждают «Дебби покоряет Даллас» Телевизионный сериал, главная героиня которой в поисках популярности становится стриптизершей, а затем на пару со своей беспринципной мамашей прокладывает себе дорогу к сомнительному успеху.

, — вставил Райан.Хардинг едва не поперхнулся табачным дымом.— Совершенно верно. Это никак не «Король Лир». Но русские ставят Толстого, Чехова и Пастернака.Джек не читал никого из этих авторов, но сейчас был не тот момент, чтобы признаваться в этом.
— Что он сказал? — воскликнул Александров.Андропову показалось, что эта вспышка гнева, хотя и ожидаемая, получилась несколько приглушенной. Впрочем, возможно, Александров повышал голос, лишь общаясь с большой аудиторией, или, что вероятнее, устраивая нагоняй подчиненным в Центральном комитете партии.— Вот письмо и перевод, — сказал председатель КГБ, протягивая документы.Будущий главный идеолог, взяв бумаги, внимательно ознакомился с ними. Он не хотел, чтобы гнев застилал ему глаза, заставляя пропустить мельчайшие подробности. Андропов, дожидаясь, пока Александров будет читать, закурил «Мальборо». Председатель КГБ отметил, что его гость не притронулся к предложенной водке.— У святого отца чрезмерное честолюбие, — наконец заметил Александров, откладывая бумаги на кофейный столик.— Готов с вами согласиться, — заметил Андропов.В голосе его собеседника прозвучало удивление:— Он считает себя неуязвимым? Не отдает себе отчет, какими последствиями чреваты подобные угрозы?— Мои эксперты полагают, что это действительно его собственные слова, и они считают, что он не боится возможных последствий.— Если дерзкий поляк жаждет мученической смерти, быть может, следует его уважить…Александров многозначительно умолк, и даже по спине привыкшего ко всему Андропова пробежала холодная дрожь. Пора сделать гостю предостережение. Главная беда идеологов заключается в том, что их теории не всегда должным образом учитывают объективные реалии: болезнь, которую сами они по большей части не замечают.— Михаил Евгеньевич, подобные действия нельзя осуществлять, повинуясь минутной прихоти. Политические последствия могут быть самыми серьезными.— Нет, Юрий, ничего серьезного быть не может. Не может, — повторил Александров. — Но в чем я полностью согласен с вами, так это в том, что перед тем, как предпринять ответные действия, нам необходимо будет хорошенько подумать.— А что считает товарищ Суслов? Вы уже говорили с ним?— Мишка совсем плох, — без тени сожаления ответил Александров. Андропова это удивило. Его гость был многим обязан своему престарелому руководителю, но, впрочем, идеологи живут в своем собственном замкнутом мирке. — Боюсь, жить ему осталось недолго.А в этом не было ничего удивительного. Достаточно было только посмотреть на Суслова во время заседаний Политбюро. Его лицо не покидало выражение безысходного отчаяния, какое бывает у тех, кто сознает, что их дни сочтены. Суслов хотел перед тем, как отойти в мир иной, навести порядок в мире этом, но понимал, что это выходит за рамки его возможностей — что стало для него неприятным сюрпризом. Неужели до Суслова наконец дошла та истина, что марксизм-ленинизм является ошибочным путем? Сам Андропов пришел к такому заключению лет пять назад. Однако о подобных вещах не говорят в Кремле, не так ли? Как и с Александровым.— На протяжении стольких лет Михаил Андреевич был нашим товарищем и наставником. Если то, что вы говорите, правда, нам его будет очень не хватать, — торжественным тоном произнес председатель КГБ, преклоняя колено перед алтарем учения Маркса и его умирающим жрецом.— Вы совершенно правы, — согласился Александров, вслед за хозяином кабинета надевая маску скорби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109