Он даже не удосужился снять пальто.
– Думаю, у меня есть то, что вам нужно, – сказал он, а Каттер за его спиной, в ответ на проказливую улыбку дочери, успел послать ей, прежде чем уйти, полный любви укоризненный взгляд. – Возможно, немного больше. Малый, в шестьдесят третьем освещавший следствие по делу Джеффри Ринтула, сейчас один из наших старших редакторов; сегодня утром покопались в его досье и нашли три фотографии и подборку старых записей. Их сложновато будет разобрать, поскольку сделаны они карандашом, но попробуем что-нибудь из них выжать. – Он бросил на Сент-Джеймса пронизывающий взгляд. – Джой убил Стинхерст? Вы к этому ведете?
Вопрос был вполне логичным, учитывая все, что случилось раньше, и вполне резонным для журналиста. Но Сент-Джеймс понимал подтекст вопроса. В драме, разыгравшейся в Уэстербрэ, Винни играл тройную роль – газетчика, друга покойной и – подозреваемого. Ему было важно направить подозрения полиции на кого-то другого. И если он, Винни, сумеет убедительно изобразить готового к сотрудничеству журналиста, кто сможет лучше, чем сам Сент-Джеймс, который к тому же и друг Лини и, проследить, чтобы это было сделано?
– Просто в смерти Джеффри Ринтула есть небольшие странности, которые нас заинтриговали, – осторожно ответил он.
Если журналист и был разочарован неопределенностью ответа, то постарался этого не показать.
– Да. Понятно. – Он скинул пальто, после чего и был представлен жене Сент-Джеймса. Положив конверт на стол, он извлек из него пачку бумаг и три по трепанные фотографии. Когда он снова заговорил, его тон был уже сугубо деловитым. – Записи дознания довольно полные. Наш человек рассчитывал сделать эффектный материал, учитывая геройское прошлое Джеффри Ринтула, поэтому был внимателен к подробностям. Думаю, вы можете положиться на его точность.
Записи были сделаны на желтой бумаге, что нисколько не облегчало чтение выцветших карандашных строк.
– Здесь говорится что-то о ссоре, – заметил Сент-Джеймс, просмотрев их.
Винни пододвинул лабораторный табурет к столу.
– Показания членов семьи на дознании абсолютно понятны. Старый лорд Стинхерст – Фрэнсис Ринтул, отец нынешнего графа, – сказал, что до отъезда Джеффри, прямо перед Новым годом, произошла серьезная ссора.
– Ссора? Из-за чего? – Сент-Джеймс вычитывал подробности, пока Винни выкладывал их.
– Очевидно, полупьяная размолвка, слово за слово, начали копаться в семейной истории.
Это было очень близко к тому, что сообщил Линли нынешний граф. Но Сент-Джеймсу как-то не верилось, что старый лорд Стинхерст стал бы обсуждать любовный треугольник с участием двух своих сыновей перед присяжными и коронером. Этого не позволила бы забота о репутации.
– Он сообщил какие-нибудь подробности?
– да. – Винни указал на фрагмент в середине страницы. – По-видимому, Джеффри не терпелось вернуться в Лондон, и он решил отправиться в путь, несмотря на метель. Его отец показал, что не хотел, чтобы он ехал. Из-за погоды. Тем более что за последние полгода он почти не видел Джеффри и хотел подольше его удержать подле себя. Видимо, в последнее время их отношения нельзя было назвать гладкими, и старый граф надеялся, что совместная встреча Нового года положит конец давней ссоре.
– А из-за чего именно?
– Я понял так, что граф нападал на Джеффри за то, что тот никак не женится. Полагаю, он хотел, чтобы Джеффри осознал свой долг, подумал о продолжении их рода. Во всяком случае, именно его нежелание расстаться с холостяцкой жизнью было главной причиной раздоров. – Винни просмотрел записи, прежде чем тактично продолжил, словно вдруг понял, как важно, обсуждая семью Ринтулов, проявить беспристрастность. – У меня создалось впечатление, что старик привык, чтобы все ему потакали. Поэтому когда Джеффри решил вернуться в Лондон, его отец вспылил, и началась очередная ссора.
– Есть ли ссылки на то, почему Джеффри вдруг решил вернуться в Лондон? Подруга, которую не одобрял его отец? Или, возможно, отношения с мужчиной, которые он хотел сохранить в секрете?
Последовала странная, необъяснимая заминка, словно Винни пытался прочесть в словах Сент-Джеймса какое-то особое значение. Он прочистил горло.
– На этот счет никаких сведений. Никто не ступил с заявлением о тайных отношениях с ним. А ведь бульварные газеты держат ухо востро. Если бы у Джеффри Ринтула был какой-то тайный романчик, его дружок или подружка, вероятно, продали бы эту историю за хорошие деньги, поскольку он умер. Видит бог, в начале шестидесятых такие вещи так и происходили, когда девушки по вызову обслуживали половину главных министров правительства. Вспомните откровения Кристин Килер о Джоне Профьюмо. Из-за этого зашатались тори. Поэтому, мне думается, если кто-то, состоявший в связи с Джеффри Ринтулом, нуждался в деньгах, он или она спокойненько пошли бы по стопам Килер.
– В том, что вы говорите, действительно что-то есть, – задумчиво заметил Сент-Джеймс. – Может быть, даже больше, чем вы представляете. Джон Профьюмо был военным министром из числа министров, не входящих в состав кабинета. Джеффри Ринтул работал в министерстве обороны. Смерть Ринтула и разбирательство были в январе, именно тогда в газетах на все лады смаковали интрижку Джона Профьюмо с Килер. Есть ли какая-то связь между этими людьми и Джеффри Ринтулом, которой мы не видим?
Винни, похоже, немного оттаял, услышав местоимение «мы».
– Я хотел так думать. Но если с Ринтулом была связана девушка по вызову, почему она держала язык, когда бульварные газетки были готовы заплатить целое состояние за скабрезную историю о ком-то из правительства?
– Возможно, это была совсем не девушка по вызову. Возможно, у Ринтула была связь с кем-то, кто в деньгах не нуждался и кому не было никакой выгоды от разоблачения.
– Замужняя женщина?
Таким образом, они снова вернулись к изначальной истории лорда Стинхерста о его брате и жене. Сент-Джеймс не стал развивать эту тему.
– А показания остальных?
– Все они подтвердили рассказ старого графа о ссоре, о том, что Джеффри впал в ярость, и о катастрофе на повороте. Однако было там нечто весьма странное. Тело сильно обгорело, поэтому для официального опознания пришлось запрашивать из Лондона рентгеновские снимки и карточку дантиста. Их лично привез врач Джеффри, сэр Эндрю Хиггинс. Он проводил осмотр наряду с патологоанатомом из Стрэтклайда.
– Необычно, но в принципе вполне вероятно.
– В том-то и дело. – Винни покачал головой. – Сэр Эндрю был давним школьным другом отца Джеффри. Они вместе учились в Хэрроу и Кембридже. Состояли в одном лондонском клубе. Он умер в семидесятом.
Сент-Джеймс мысленно взял это на заметку: сэр Эндрю мог скрыть то, что необходимо было скрыть.
И обнародовать только то, что нельзя было утаить. Тем не менее, учитывая все разрозненные факты, Сент-Джеймса поразило время – январь 1963 года, – очень неподходящее. Он и сам не знал почему. И взял фотографии.
На первой – группа людей в черном, собиравшихся у вереницы черных лимузинов. Сент-Джей узнал почти всех. Франческа Джеррард, вцепившаяся в руку мужчины средних лет, видимо, это ее муж Филип. Стюарт и Маргерит Ринтул наклонились, разговаривая с двумя смущенными детьми, по всей видимости, это Элизабет и ее старший брат Алек, на заднем плане несколько человек стоят полукругом на ступеньках здания, лица их чуть размыты. Вторая фотография была сделана на месте аварии, виднелся рубец обгоревшей земли. Рядом с ним – впопыхах одевшийся фермер, у ног его сидел бордер-колли. Хью Килбрайд, отец Гоувана, догадался Сент-Джеймс, первым прибывший на место происшествия. На последнем снимке группка людей выходит из какого-то здания, скорей всего из здания суда. И снова знакомые по Уэстербрэ лица. Но кое-кого он видел впервые.
– А кто эти люди? Вы знаете?
Винни стал показывать:
– Сразу за графом Стинхерстом сэр Эндрю Хиггинс. Рядом с ним семейный адвокат. Остальных, я полагаю, вы знаете.
– За исключением этого человека, – сказал Сент-Джеймс. – Кто он? – Означенный мужчина шел с правой стороны от графа Стинхерста, немного отстав, он повернул голову, беседуя со Стюартом Ринтулом, который был хмур и теребил пальцами подбородок.
– Понятия не имею, – сказал Винни. – Тот парень, у которого я все это взял, наверное, знает, но я не подумал его спросить. Может, мне взять эти фотографии и порасспрашивать его?
Джеймс подумал над этим.
– Может, и взять, – медленно произнес он, а затем повернулся к темной комнате. – Дебора, взгляни сюда пожалуйста. – Та подошла к столу и через плечо мужа посмотрела на фотографии. – Ну что, ты можешь сделать несколько увеличенных снимков вот с этой, последней? Отдельные фото каждого человека, точнее – каждого лица?
Она кивнула:
– Они, конечно, будут довольно зернистыми и не лучшего качества, но узнаваемыми. Сделать прямо сейчас?
– Да, пожалуйста. – Сент-Джеймс посмотрел на Винни. – Поглядим, что об этом скажет нынешний лорд Стинхерст.

Расследование по делу о самоубийстве Ханны Дэрроу проводила полиция Милденхолла. Реймонд Плейтер, полицейский, ведший следствие, теперь был главным констеблем города. Это был человек, который, однажды примерив на себя власть, чувствовал себя в этом одеянии все более и более комфортно. Поэтому Плейтера ничуть не обескуражило, когда на пороге его кабинета возникли служащие Скотленд-Ярда, чтобы поговорить о деле, закрытом пятнадцать лет назад.
– Я прекрасно его помню, – сказал Плейтер, с гордым видом проводив Линли и Хейверс в свой отлично оборудованный кабинет. Хозяйским жестом он прикрыл бежевые жалюзи, затем снял телефонную трубку и набрал три цифры. – Говорит Плейтер. Пожалуйста, принесите мне дело Дэрроу, Ханны Д-э-р-р-о-у. Это было в семьдесят третьем… Дело закрыто… Правильно. – Он развернул свое вертящееся кресло к столику позади письменного стола и бросил через плечо: – Кофе?
Получив утвердительный ответ, Плейтер включил внушительную кофеварку и вскоре с радушным видом передал гостям дымящиеся кружки, а также молоко и сахар. Сам он пил с аппетитом, сохраняя при этом небрежное изящество, довольно неожиданное для человека столь энергичного и с виду грозного. Волевой подбородок и прозрачные нордические глаза делали его очень похожим на викингов, от воинственного племени которых он, без сомнения, вел свою родословную.
– Вы не первые, кого вдруг заинтересовала эта Дэрроу, – сказал он, откидываясь в кресле.
– Значит, Джой Синклер побывала и здесь, – заметил Линли и на быстрый кивок Плейтера добавил: – В прошедшие выходные она была убита в Шотландии.
Главный констебль чуть заметно напрягся.
– Есть какая-то связь?
– На данный момент ничего, кроме, так сказать, предчувствия. Синклер приезжала к вам одна?
– Да. Настырная особа. Явилась без договоренности, а так как она лицо частное и гражданское, ей пришлось подождать. – Плейтер улыбнулся. – Больше двух часов, насколько я помню. Но она высидела это время, поэтому я все-таки ее принял. Это было… где-то в начале прошлого месяца.
– Что ей было нужно?
– В основном поговорить. Посмотреть материалы по делу Дэрроу. Обычно я никому не даю такие материалы, но у нее были два рекомендательных письма от главного констебля Уэльса, с которым она работала над книгой, а другое от детектива-суперинтенданта откуда-то с юга. Может, из Девона. Кроме того, она сунула мне под нос внушительный список наград – я помню по крайней мере два «Серебряных кинжала» – и не постеснялась заявить мне, что болталась в вестибюле не ради минутного дела.
Раздался почтительный стук в дверь – молодой констебль передал своему шефу толстую папку и мгновенно испарился. Плейтер извлек из папки пачку фотографий, сделанных полицией.
Это были стандартные снимки места происшествия. Контрастные, черно-белые, они фиксировали смерть с мрачно-назойливым вниманием к деталям, была отснята даже удлиненная тень, падавшая от обмякшего тела Ханны Дэрроу. Смотреть было почти не на что. Мебели в комнате практически никакой, балки потолка, пол из широких, но сильно выщербленных досок и грубо отесанные деревянные стены. Покосившиеся окошки в четыре стеклышка – единственная более или менее симпатичная деталь. Простой стул с плетеным сиденьем валялся опрокинутый под телом, с ноги покойной свалилась одна туфля и висела на перекладине стула. Женщина воспользовалась не веревкой, а чем-то вроде темного шарфа, привязанного к крюку в потолочной балке, голова ее наклонилась вперед, и длинные светлые волосы скрыли ужасные изменения ее лица.
Рассматривая фотографии, Линли ощутил смутные сомнения. Он передал их Хейверс и ждал ее реакции, но она вернула их Плейтеру, ничего не сказав.
– Где были сделаны эти снимки? – спросил он главного констебля.
– Ее нашли на мельнице за Милденхолл-Фен, примерно в миле от деревни.
– Мельница все еще стоит там?
Плейтер покачал головой:
– Боюсь, снесена три или четыре года назад. Но едва ли ее осмотр существенно вам помог бы. Хотя на мгновение его тон стал задумчивым, – эта Синклер тоже хотела на нее взглянуть.
– Да? – отрешенно переспросил Линли, заинтригованный просьбой Джой. Ему вспомнились слова Джона Дэрроу: Джой почти год потратила на то, чтобы найти смерть, достойную ее пера. – Вы абсолютно уверены, что это самоубийство? – спросил он.
В ответ Плейтер снова порылся в папке и вынул оттуда тетрадный листок Надорванный в нескольких местах, он был когда-то смят, а затем разгладился под прессом других бумаг. Линли быстро прочел несколько слов, написанных крупным детским почерком с округлыми буквами и крошечными кружочками, использованными вместо точек и многоточий.
Надо идти, уже пора… Вот дерево засохло, но все же оно вместе с другими качается от ветра. Так, мне кажется, если я и умру, то все же буду участвовать в жизни так или иначе. Прощай…
– Все предельно ясно, – прокомментировал Плейтер.
– Где это нашли?
– Накухонном столе у нее дома. Рядом лежала ручка, инспектор.
– Кто это нашел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49