Нет, это
Стефан прозвал... Белокожий Стефан. Надо с ней поговорить, чтобы бросила
эту дурь: Питер - общий. Он - лидер. Наш настоящий вождь. Нет, когда-то
и Стефан был ничего себе; это страшно, что сделала с ним власть, а лет
через десять он окончательно обрюзгнет... Не хочу о нем думать. С
Питером ничего не страшно. Пройдем. Что? Грести? Правильно, нужно войти
в поворот точно посередине главной струи... вошли... а вот Йорису
страшно, зря он так суетится. Уймись, глупый, с нами же Питер, а значит,
все будет хорошо...
Уже на первой ступени лодку начало швырять. Совсем рядом с днищем
проносились камни, заметные только по меняющемуся характеру струй и
гладким, как стекло, неподвижным водяным горбам с беснующимися бурунными
хвостами. Лодка не умела взлетать на валы, она протыкала их носом, и
Йориса окатывало до подмышек. Вера охнула, когда во впадине между
горбами ее весло скользнуло, не достав до воды. А Питер кричит... Йо-хо-
о! Кричи, Питер! Мы должны тебя слышать. Мощная какая вода... Гребок! Р-
раз! Еще! Ушли от камня... Теперь прижим... Вера неожиданно поняла, что
нисколечко не боится. Нужно только внимательно слушать. Нужно делать
так, как скажет Питер, он знает как, он все умеет. А вот Йорис чем
дальше, тем больше боится, и гребок у него мелкий, суетливый... Сейчас
нельзя бояться. Как ты гребешь, Йорис, Питеру же трудно, разве ты этого
не понимаешь? Нас кренит... нет, выправились... Пора!!! Команда - и
теперь только вперед, Питер на корме работает как бешеный, и лодка
летит, пусть наши мышцы лопнут, но она должна лететь, ей надо успеть
пересечь струю до гряды, вон он - проход, его уже видно, но как же до
него далеко...
Вера слышала, как позади отрывисто кричит Питер - задает темп. Она
чуть не улыбнулась между взмахами: мне не надо, а Йорис не слышит... Она
знала, что Питер выкладывает все силы, и сама выкладывалась без остатка.
Крайний камень в гряде надвигался с пугающей быстротой, в главной струе
их снесло далеко вниз, но проход справа приближался с каждым взмахом
весла, и Вера знала, что они успеют, непременно успеют, иначе просто не
могло быть...
Они не успели. Лодка бортом налетела на валун, и тут же ее повалило
набок.
8
Грузовой лацпорт корабля был распахнут, и на грунт спускался
широкий, в ребрах-поперечинах трап. Прямо перед ним в граните зияла
глубокая трещина: сорок лет назад скала не выдержала нагрева при
вплавлении в нее корабля. Кое-где за гранит цеплялся лишайник. Через
трещину был переброшен мостик, и от него, петляя и ветвясь, по лагерю
разбегались тропинки: к огороду, к мастерским, к навесам и сараям, к
перелазам в частоколе, а самая широкая и утоптанная шла к воротам и,
миновав их, сворачивала к болоту.
Стефан осмотрелся. Лодырей в поле зрения не обнаруживалось. Под
трапом - тоже.
Солнце стояло уже высоко.
Под ближайшим к кораблю односкатным навесом, в котором легко
угадывалась снятая с "Декарта" переборка, горела топка. Едкий дым уходил
в небо сквозь полый ствол кремнистого дерева, выше частокола круто
загибался по ветру и рассеивался по-над болотом. Над топкой шипел и
плевался паровой движок, соединенный с электрогенератором,- прожорливое
детище Фукуды и Людвига, обеспечивающее корабль энергией и, как ни
странно, достаточно надежное. Свистела струя пара. Со скрипом крутился
маховик, и что-то надоедливо дребезжало. От генератора к кораблю змеился
тощий кабель, просунутый в аварийный люк. Большую часть энергии
поглощала ненасытная прорва синтезатора пищи, меньшая тратилась на
питание корабельного мозга и радиомаячка, утилизацию отходов, освещение
и отопление жилых помещений. Последнее наполовину обеспечивалось
собственным теплом людей, находящихся внутри "Декарта".
Из сарая, прижимая к животу корзину с торфяными брикетами, появился
Фукуда Итиро. Поставив корзину, встал на цыпочки, пощелкал пальцем по
врущему манометру, пошуровал в топке и только тогда заметил Стефана.
Заметив - совершил полупоклон. Он не просто кланялся Стефану, как
кланялся всем, кто был старше его, а именно с о в е р ш а л обрядовое
действо, встроенное в него, очевидно, генетически.
Стефан кивнул в знак приветствия. Здесь можно было не опасаться ни
подвоха, ни саботажа: размеренную работу механика, помимо прямого
приказа, могло бы остановить разве что стихийное бедствие. В остальном
Фукуда был загадкой. Не друг, но и не враг. Молчун. Раз молчун и не
дурак - значит, думает. А о чем? Вопрос... Но лоялен к начальству, а это
главное. Умеренно лоялен. Ладно и так.
- Все в порядке? - спросил Стефан.
Он выслушал краткий и точный отчет, из которого уяснил во-первых,
что торф последнее время не успевает как следует просохнуть, из-за чего
сажа осаждается в трубе с ненормальной быстротой, во-вторых, что пресс
для брикетирования торфа работает штатно, а в-третьих и в-главных, что
котел работает нештатно, и если Диего сегодня же не синтезирует жидкость
для снятия накипи, достигшей угрожающей толщины, то Фукуда ни за что не
ручается и ручаться не может.
Фукуда был ценен уже тем, что никогда не предлагал административных
решений. Самолюбие его не было уязвлено. Попроси Стефан совета - он
только удивился бы: здесь, как и дома, в рыбацком поселке на Окинаве,
каждому следовало заниматься своим делом, не перекладывая на посторонних
личную головную боль. В своей же области Фукуда был незаменим.
- Сегодня Диего занят,- возразил Стефан, делая в памяти зарубку. -
Сегодня будет праздник. А жидкость будет завтра, я прослежу.
Фукуда, по-видимому совершенно удовлетворенный, повторил полупоклон
и принялся кидать в топку брикеты. После ухода с Питером сразу двух
работников он обходился без кочегара, уставал, но не жаловался.
Идеальных специалистов не бывает вообще, а этот - лучший из
неидеальных... Стефан вдруг понял, почему начал утренний обход с
хозяйства Фукуды, хотя обыкновенно заканчивал им: не было желания
портить себе с утра настроение.
Дела в мастерских сегодня не было.
Стефан миновал огород - шесть десятков кустиков, вытянутых двумя
нитками в тени частокола и прикрытых длинным навесом от косых рассветных
и закатных лучей. Без навеса картофель погиб бы в считанные дни,
разделив судьбу двух десятков картофелин, случайно найденных в кухонной
кладовке "Декарта" и высаженных в грунт в незапамятные времена. Тогда
уцелела только одна картофелина. Результаты огородничества не
впечатляли: кустики росли болезненными, а урожай снимался один раз в два
земных года, что выходило все-таки чаще раза в год, если считать годы
местные. Сегодня в честь праздника будет выкопано пять кустов - не
меньше чем по полкартофелины на человека, а то и больше.
Еще будут пирожные, если Диего не подведет. Праздник должен
запомниться.
Он сходил к болоту. Постоял, посмотрел, как идет добыча торфа.
Болото было обширное и мелкое, его давно следовало осушить или хотя бы
понизить его уровень, пробив для стока канаву в скальной перемычке, но
для этой работы вечно не хватало рук. Ближе к берегу среди коварных,
расползающихся под ногами кочек попадались торчащие, в пятнах плесени
верхушки валунов и была между ними настелена жердяная гать; дальше от
берега валуны исчезали, еще дальше исчезали и кочки и начиналось
собственно болото - черно-коричневое, неподвижное, с едва различимой
глазом щеточкой леса на том берегу и размытыми пятнами островов.
Рыжая макушка Людвига маячила там, где кончалась гать. Он и Уве
забрасывали ручную драгу. Со стоном тянули. Драга шла нехотя, ей
хотелось остаться в болоте насовсем, она упорно цеплялась за что-то на
дне, и гать под ногами добытчиков погружалась в жижу. Драгу опорожняли в
деревянный короб для отцеживания. Сырой торф, сменяясь, таскали под
навес Ульрика, Агнета и Киро. Все было как надо. С лиц носильщиков
градом катился пот. От леса по краю болота тащился Дэйв - мрачно волок
срубленное для гати деревце. Не без причины мрачно... Вдали, то явно
показываясь, то ненадолго скрываясь в лесу, слонялся почем зря белый
клоун.
Не найдя отлынивающих, Стефан повернул было к строителям. Его
остановил крик. Девчонки, вереща, бежали по гати к берегу, из-под босых
ног фонтанчиками выбрызгивалась вода, а рядом с гатью над уже не
неподвижной, а дрожащей и хлюпающей черной жижей качалась на толстой
глянцевой шее безглазая голова разъяренного болотного червя, видимо,
задетого драгой. Бежал, забыв в руке пустое ведро, Киро, бежал бросивший
драгу Уве, и только Людвиг, хладнокровный умный тугодум Людвиг
единственный из всех не бежал, а медленно отступал, пятясь по краю гати,
стараясь не оказаться на линии выстрела и выманивая червя на гать. Это
было мудро: иначе червь опять заляжет на дно и рано или поздно повторит
нападение. С червями лучше кончать сразу.
С верхней площадки донжона ударил стреломет. Жужжа, прилетел
толстый металлический стержень - коротко чавкнув, ушел в голову червя по
хвостовой торец. Обрызгав Людвига, червь взбаламутил грязь. Девчонки
взвизгнули от восторга. Киро запрыгал на берегу и замахал ведром;
запрыгал, победно вопя, и Уве; один только мрачный и злой с утра Дэйв
все так же - нога за ногу - тянул вдоль болота срубленный ствол. Спасти
стрелу не удалось - червь затонул.
Благодарность часовому, отметил про себя Стефан, игнорируя
невнимание к себе. Вынести благодарность. Отменная работа. Первой же
стрелой наповал с двухсот шагов - выстрел, прямо скажем, замечательный.
Профессиональный выстрел. А кто нынче часовой - Инга? Она. В Питере души
не чает, сопливка. И когда это она научилась так стрелять? И кто ее
научил? Меня, между прочим, она ненавидит и не дает себе труда это
скрывать. Гм. Все равно - благодарность. Потом.
Все они в Питере души не чают.
Он представил себе, как такая же стрела с размаху вонзается ему
между лопаток, и пошел к строителям. Только теперь он заметил, что все
это время держал руку на кобуре "махера", и с досадой поморщился.
Рефлекс... Когда-нибудь они меня подловят, подумал он не в первый раз.
Поставят перед необходимостью стрелять... Он прекрасно видел, как это
будет: стрелы, выбрасывая черные фонтанчики, шлепают в грязь вокруг
толстого глянцевого червя, вывинтившегося из болота рядом с испуганным
малышом, нога которого застряла между жердями гати... Мимо... мимо...
малыш верещит, старшие бегают и суетятся, кто-то кричит: "Стреляй! Да
стреляй же!" - кричит прямо в уши, и Стефан, с ужасом понимая, чем это
кончится, рвет из отцовской кобуры тяжелый отцовский "махер",
единственное штатное оружие на корабле, давно уже не символ власти
капитана, а ее основу...
С внешней стороны лагерь и впрямь напоминал крепость,- еще не
рыцарский замок (для полной иллюзии недоставало зубчатых стен и
подъемных мостов), но уже зародыш замка, чудовищную тупорылую башню,
способную выдержать годичную осаду, родовое гнездо мятежного барона,
владетеля окрестных лесов, лугов и полей, предводителя головорезов, не
признающего иных прав, кроме права меча, и в бесстрашной дерзости знать
ничего не знающего, кроме своей силы, своей воли и своей прихоти.
Цитадель.
Ближе к лагерю иллюзия рассеивалась. Средневековая башня
оборачивалась обыкновенным звездолетом, вдобавок изуродованным, а
частокол, коему надлежало стоять прямо и несокрушимо, шел волной,
местами норовя завалиться внутрь лагеря, а местами наружу. Забить в
скальный грунт бревна не представлялось возможным - частокол держался на
подпорках и поперечинах. Снизу бревна были укреплены камнями и
утрамбованной землей, натасканной из леса. Тощая земля пополам с ветками
и сухим лишайником держала слабо. Пригодилась бы глина, но единственное
в этих краях глинище находилось километрах в пятнадцати к югу и вдобавок
на другом берегу озера.
Не только старшие - каждый малыш в лагере великолепно знал: появись
снова зверь, сравнимый по размерам с цалькатом, ограда не задержит его и
на минуту. Наиболее умные головы с ехидцей утверждали, что главная
польза от ограды заключается в уйме уничтоженных для ее возведения
деревьев, благодаря чему полоса леса между болотом и озером отодвинулась
от лагеря на полкилометра. И во многом это было правдой.
Команда строителей - Илья, Маркус, Ронда - поправляла частокол.
Работали молча, вертели ворот с арканом, накинутым на острие бревна,
один только Илья время от времени принимался кричать: "Еще!.. Заснули!
Камень подложи!" Порой он прибавлял к этому по-русски отрывистую
трехсложную фразу, точного перевода которой Стефан не знал, но об общем
смысле догадывался. Который день работа двигалась вяло: не хватало Веры,
умевшей работать за двоих.
Здесь еще сильнее, чем у болота, чувствовалось отчуждение. Там
Стефана постарались не заметить, но и придраться было не к чему. Здесь
заметили, а заметив, забегали быстрей, зашевелились молчаливо-мрачно,
кидая косые взгляды. Как всегда, это было неприятно и более всего
походило на ощущение от занозы, которую забыли вынуть. Заноза была
застарелая, в воспаленной гноящейся ранке, и привыкнуть к ней за годы и
годы оказалось невозможным. Кошмар, с неожиданным недоумением подумал
Стефан. Почему они меня так ненавидят? Глупо же. Что им во мне? Не я,
так другой...
- Это работа? - спросил он, поковыряв податливую землю. - Кто так
трамбует, разгильдяи? Это работа, я вас спрашиваю?
Илья, перестав крутить ворот, глядел дерзко.
- Сам трамбуй. - И добавил по-русски.
Стефан поднял бровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25