– Лучше поздно, чем никогда, – подумал сержант, ударяя по клавишам пишущей машинки.
Такой же точки зрения придерживался и водитель такси, на котором ехала миссис Хиткоут-Килкуун.
– Лед на дороге, – ответил он на ее просьбу ехать как можно быстрее.
– Чепуха, – возразила миссис Хиткоут-Килкуун, – ночь теплая.
– Здесь прошла буря с градом, мадам, и теперь на дороге и остатки града, и грязь. Чертовски скользко. – и в подтверждение своих слов на следующем повороте он пустил машину слегка юзом.
– Если слетим с обрыва, вам ведь от этого пользы не будет, – сказал водитель, выравнивая машину на дороге.
Сидевшая на заднем сиденье миссис Хиткоут-Килкуун была уверена, что пользы ей теперь вообще ждать неоткуда. Легкая неуверенность, всегда сопровождавшая ежемесячную процедуру выбора новой прически, сменилась приступом мучительнейшей неопределенности. Одно дело мелодраматические полупризнания, добавлявшие некоторую остроту в скуку повседневной жизни. И совсем другое – кавалькада броневиков, грузовиков с вооруженными полицейскими и своры служебных собак. «У него слишком много достоинств», – подумала она, вспоминая во всех подробностях причины, вызывавшие такую озабоченность со стороны ее любовника. Масштабы его реакции свидетельствовали о чрезмерной его преданности ей, не говоря уже о пугающем отсутствии чувства юмора.
– Я ведь только пошутила, – прошептала она. Слова таксиста заставили ее заволноваться еще сильнее.
– Похоже, здесь прошла целая армия, – сказал он, с трудом ведя машину по дороге, вдрызг разбитой тяжелыми грузовиками. – Не удивлюсь, если выяснится, что тут даже танки прошли.
– А я так удивлюсь, – ответила миссис Хиткоут-Килкуун и, предчувствуя недоброе, уставилась вперед, в темноту.
Ее муж в этот момент тоже всматривался в темноту из гостиной особняка «Белые леди», и его предчувствия были даже еще более скверными. Внезапный громкий вскрик Маркизы, увидевшей за окном чье-то лицо, дал «Английской розе» возможность продемонстрировать рыцарский дух, призванный восстановить уверенность полковника в своих мужских достоинствах – уверенность, несколько подорванную отсутствием интереса к нему со стороны Маркизы.
– Я сейчас разделаюсь с этой скотиной! – воскликнул полковник и устремился к себе в кабинет со всей скоростью, какую позволяли тесные одеяния его жены. Через мгновение он выскочил оттуда со спортивным ружьем в руках. – Вот как надо поступать с теми, кто вторгается в чужое жилище! – заявил полковник и выстрелил в сад.
Точность выстрела несколько удивила констебля Элса, мчавшегося в этот момент через расположенную перед домом лужайку. Полковник целился в аккуратно подстриженный куст, находившийся ярдах в двадцати правее бегущего Элса, – с пьяных глаз куст этот показался полковнику незваным гостем. Однако пуля, ударившись о камень, срикошетила и противно просвистела над головой у Элса. Констебль нырнул под кусты и расстегнул кобуру. На фоне ярко освещенного окна ему был отлично виден полковник, всматривавшийся в темноту сада. Элс тщательно прицелился чуть выше плеча полковника, выстрелил и получил огромное удовольствие от того ужаса и оцепенения, в которые поверг весь дом его преднамеренный промах. Свет во всем доме погас, было слышно, как полковник приказывает всем лечь на пол. Элс тем временем отполз в сторону и спрятался в кустах азалии, откуда он мог следить за задней дверью дома. Сражение за «Белых леди» началось.
– Господи Боже, это же восстание, черт побери! Туземцы восстали! – прокричала «Английская роза», когда третья пуля, на этот раз с другого направления, влетела в дом из сада и разбила стоявшую на камине вазу. С мстительностью, проистекавшей от осознания того, что кафры, как выяснилось, пользуются не дубинами и копьями, а более современным оружием, полковник приготовился защищать свой уголок западной цивилизации от наступления варварских орд, приход которых он всегда считал рано или поздно неизбежным. Члены «клуба Дорнфорда Йейтса», немедленно протрезвевшие от близости неминуемого кровопролития, набились в кабинет, где майор Блоксхэм раздавал ружья и патроны. Неожиданно обнаружив командирские качества, проявить которые раньше ему ни когда в жизни не доводилось, полковник распределил имевшиеся у него в наличии силы по позициям.
– Малыш, ты займешь переднюю. Тоби – кухню, – скомандовал он. – Остальные – в библиотеку и столовую. И стрелять непрерывно!
– А мне что делать? – спросила Маркиза.
– Раздавать боеприпасы и держать порох сухим, – раздраженно прокричал полковник.
Маркиза заползла в кабинет и стала раздеваться. Уж коль черные орды неизбежно придут, нет никакого смысла продолжать и дальше изображать из себя мужчину.
– Хуже смерти ничего не будет, – пробормотала она в темноте.
– Вы о чем? – шепотом переспросил ее майор Блоксхэм.
– Я говорю, что в темноте все кошки серы, – от ветила Маркиза.
– Это уж точно, – согласился майор, сам лихорадочно пытавшийся сбросить с себя костюм Щеголя.
Констебль Элс лежал в кустах азалии и слушал грохот выстрелов, непрерывно раздававшихся из дома. Ночка будет веселой. Теперь он в этом не сомневался.
Коммандант Ван Хеерден, ехавший во втором бронетранспортере, был настроен не столь жизнерадостно. Одно лишь понимание того, что он въезжает в район, в котором констебль Элс ведет боевые действия, вызывало в памяти комманданта мрачные картины прежних катастроф, вызванных инициативами Элса.
«Этот идиот может начать стрелять и по своим», – подумал коммандант, когда сержант Брейтенбах спросил его, какие будут приказания.
– Открывайте огонь с самой дальней дистанции, – приказал он сержанту. – Близко никому не подходить. – Двести полицейских спешились и замаскировались в кустах, высаженных по границе имения «Белые леди», и открытый ими мощный огонь слился со стрельбой, которую вели Элс и члены «клуба Дорнфорда Йейтса».
– Может быть, выдвинуть туда бронетранспортеры? – спросил сержант Брейтенбах.
– Ни в коем случае! – ответил коммандант, пришедший в ужас от одной мысли о том, что ему придется оказаться в непосредственной близости от констебля Элса и трехсот фунтов взрывчатки, не говоря уже о воинственно настроенном полковнике с его богатым арсеналом. – Сперва подавим их огнем, а потом возьмем штурмом.
– Подавим так подавим, – согласился сержант, наблюдая, как огонь полицейских срезает аккуратными валками высаженные полковником декоративные живые изгороди. Запертые на заднем дворе гончие полковника тоже стали все громче подавать голос, что в сочетании с лаем полицейских собак, сидевших пока в грузовиках, придавало происходящему дополнительное оживление.
До большинства из запершихся в доме его защитников стало постепенно доходить, что они окружены со всех сторон и что черные орды вооружены новейшим автоматическим оружием. Маркиза решила, что ей тут больше делать нечего. Покинув свой пост, она пробралась наверх, чтобы надеть чистое белье в ожидании своей кошмарной участи. Тут-то и сразила ее автоматная очередь. Маркиза пала первой жертвой сражения за «Белых леди».
Зулус-дворецкий, который до тех пор находился на кухне и у которого было больше присутствия духа, выбрался из дома, прокрался к телефону-автомату на окраине Веезена и набрал номер оператора.
– Соедините меня с полицией! – потребовал он. Но оператор была не из тех, кто позволяет себя учить.
– Ты как разговариваешь, кафир! – зашумела она. – Если что нужно, так попроси как следует!
– Да, миссис, – дворецкий мгновенно перешел на тот подобострастный гон, которого от него ждали. – «Скорую помощь», пожалуйста, миссис.
– «Скорую» для белого или для черного? – спросила оператор.
Дворецкий задумался над этим вопросом.
– Для белого, миссис, – ответил он наконец.
– Случайно не для тебя ли? – уточнила оператор. – Кафров в «скорой помощи» для белых не возят. А то потом приходится дезинфицировать машину.
– Нет, миссис, не для меня, – заверил ее дворецкий. – Для моего белого хозяина.
– Куда присылать?
– К «Белым леди», – ответил дворецкий.
– К какой белой леди?
– В особняк «Белые леди», – сказал дворецкий. Донесшиеся звуки новой вспышки перестрелки подтверждали, что его просьба более чем своевременна.
– Это я знаю, кафир, – закричала оператор. – Сама знаю, что белые леди живут в особняках, а не в хижинах, как вы. Имя этой белой леди? Зовут ее как?
– Миссис Хиткоут-Килкуун, – ответил дворецкий.
– Ты что, сразу этого не мог сказать? – продолжала шуметь оператор. Дворецкий повесил телефонную трубку и вышел во мрак ночи, где его белые хозяева убивали друг друга с совершенно непостижимой для него яростью.
«Незачем мне попадать в эту переделку», – подумал он и осторожно зашагал к центру Веезена. Время от времени над головой у него свистели пули, и тогда дворецкий пригибался. На главной улице его остановил полицейский и потребовал документы.
– Ты арестован, – заявил полицейский, когда дворецкий признался, что документов у него с собой нет. – Нечего тут бродить всяким дикарям среди ночи без документов.
– Да, босс, – ответил дворецкий и послушно полез в полицейский фургон.
Прибытие основных сил полиции вызвало у констебля Элса смешанные чувства. Тот факт, что он оказался теперь на своего рода ничейной земле, между двумя противостоящими силами, каждая из которых защищала западную цивилизацию, не доставлял ему особой радости. Спереди беспорядочно палил полковник, сзади ему отвечали автоматные очереди. Лежа под градом сыпавшихся на него от этой стрельбы листьев, Элс начал уже подумывать о том, что следует как-то заявить о своем присутствии. Он прополз под азалиями до угла дома, оттуда со всех ног промчался через задний двор и готов был уже чиркнуть спичкой, чтобы поджечь керосин, который он налил в винный погреб, как вдруг сообразил, что тем самым он поставит под угрозу и вещественные доказательства, столь тщательно приготовленные им в конюшне, и свою собственную жизнь. Поэтому он отыскал поливной шланг, притащил его в конюшню и стал обливать водой заготовленный на полках гелигнит. Он был так поглощен этой работой, что не заметил, как через двор тяжело перебежала какая-то массивная фигура и скрылась в темноте где-то за псарней. Будучи уверен, что теперь-то он предпринял все необходимые предосторожности, Элс закрыл ворота конюшни и незаметно пересек двор по направлению к дому.
«Сейчас я их выкурю», – подумал он, чиркая спичкой, бросил ее в керосин и кинулся в укрытие. Огромная вспышка пламени озарила ночное небо, а вслед за ней в погребе под особняком «Белые леди» прогремел мощный взрыв. Констебль Элс лежал под кустом азалии и с удовлетворением смотрел на результат своих усилий. Позади него полицейские прекратили стрельбу. Продолжать ее не было никакой необходимости. Обитатели особняка «Белые леди» прекратили сопротивление, лишь время от времени где-то под многотонными развалинами раздавался хлопок лопающейся бутылки австралийского бургундского. «Ночь, когда Берри потерял свои мужские достоинства», подошла к концу.
Полковник Хиткоут-Килкуун не остановился, чтобы обернуться и бросить последний взгляд на свой горящий дом. Он мчался сломя голову через открытое пространство, думая только о том, где бы скрыться, и проклиная попутно неизвестно куда запропастив-шуюся жену. Если бы она была тут, ничего бы не произошло, бормотал он, имея в виду не столько ее личные способности, сколько ее тесно сидевшее на нем нижнее белье, бежать в котором было до невозможности болезненно. Подгоняемый криками, приветствующими взрыв его дома, и злостью на соседей, которых не разбудили звуки учиненного туземцами сражения, «Английская роза», не разбирая дороги, домчался до леса и принялся сдирать с себя пояс и белье жены.
– Скорее, а то лопну, – приговаривал он, пока минут через десять не сообразил, что уж что-что, а перспектива лопнуть в этом одеянии ему не грозит. В конце концов он решил, что если немного поспит, то мышцы расслабятся и избавиться от этих предметов туалета будет легче. Полковник забрался под куст и затих.
Коммандант Ван Хеерден с чувством удовлетворения и одновременно сожаления, обозревал из башни броневика то, что осталось от имения «Белые леди».
– Ну что, сержант, теперь не сомневаетесь в том, что они действительно диверсанты? – спросил он сержанта Брейтенбаха.
– Нисколечко, – ответил сержант. – Там в конюшне столько гелигнита, что можно было бы взорвать половину Пьембурга.
Коммандант Ван Хеерден поспешно нырнул в броневик. Было слышно, как он скомандовал водителю отъезжать отсюда ко всем чертям подальше. Сержант Брейгенбах обошел бронетранспортер и подошел к задней его дверце.
– Не волнуйтесь, – сказал он комманданту, – не взорвется. Кто-то его весь облил водой.
– Точно? – переспросил коммандант. Сержант Брейтенбах заявил, что не быть ему на этом месте, если не так, после чего коммандант вылез из броневика и уставился на дымящиеся развалины. – Пожалуй, стоит вызвать пожарных, – сказал он. – Хватит с нас взрывов. И кроме того, надо как можно быстрее произвести подсчет тел.
– Сколько там должно было быть подозреваемых? – спросил сержант.
– Одиннадцати хватит, – ответил коммандант и снова забрался в бронетранспортер, чтобы немного поспать.
У въезда в то, что когда-то было ее имением, такси миссис Хиткоут-Килкуун остановили сержант и несколько полицейских, вооруженные автоматами.
– Извините, мадам, – сказал сержант, – но приказ есть приказ. Въезд запрещен.
– Но я тут живу! – Несмотря на охватившее ее отчаяние, миссис Хиткоут-Килкуун все же попыталась изобразить подкупающую улыбку.
– Больше не живете, – ответил сержант. – В этом доме никто уже жить не сможет.
Миссис Хиткоут-Килкуун поплотнее закуталась в жакет: ее внезапно охватила дрожь. Вдобавок ко всем ее несчастьям таксист отказывался везти ее дальше, пока она не заплатит.
– Но мне нечем платить, – умоляла она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40