Купальный халат? Или?… О чем она хочет, помывшись, его попросить? Итару прикрыл за собой дверь и запер изнутри.
– Сестра, это я.
Ответа нет. Уже ждет меня в постели? Нет, вряд ли. На что я надеюсь? Задним числом хочу оправдать беспочвенные подозрения брата? Все в ее руках. Ведь я на ее стороне. Я только помогаю осуществить ее желания. Например, если она хочет притвориться, что изменяет брату, я ее поддержу. Брата уже не существует.
– Мисудзу.
Он позвал ее по имени. Но вновь никакого ответа. Может, застеснялась? В номере темно. Горит только лампочка у изножья кровати. На полу валяется купальный халат. Кровать пуста. Осталась лишь вмятина, где лежала Мисудзу. Значит, она еще в ванной? Не слышно ни бормотания, ни плеска воды. Итару положил печеных осьминогов на столик и крикнул через дверь ванной:
– Мисудзу, еще купаешься? Может, мне зайти попозже?
Уснула? А что, если?… Итару взялся за ручку, но она не поддалась. Заперто изнутри. От предчувствия катастрофы мурашки побежали по спине. Итару достал из кошелька монетку и сунул в щель, прорезанную в ручке, повернул. Замок раскрылся. Он еще раз позвал:
– Сестра, что с тобой?
Лицо пылает. Жилы на висках пульсируют. К голове прилила кровь. Успокойся, Итару. Глубокий вдох, один, второй. Ладно, медленно открываю дверь.
Смутный свет и благоухающий розой пар облепили лицо. Сразу бросились в глаза слова, написанные губной помадой на затуманенном зеркале над раковиной:
«Прощай, счастливого пути»
Под сползающими вниз алыми буквами, рядом с ее туалетными принадлежностями, разбросаны пластиковые обертки лекарств. Алюминиевые перепонки со всех таблеток сорваны. Не меньше двух дюжин. Наверняка успокоительное, которое употребляет Мицуру. Мисудзу, уснув, плавала в мелкой воде на дне ванны. Итару обнял ее за плечи, приподнял, ухватил за подбородок, с силой затряс. Она не просыпалась, он ударил ее по щекам, но она оставалась вялой, с все тем же расслабленным выражением на лице. Вода в ванной уже остыла, тело тоже было холодное. Просунув руки ей под мышки, сцепив пальцы под грудью, он вытащил голую Мисудзу из ванны. Теперь надо вырвать ее из глубокого сна. Нет, вначале вызвать врача.
Оставив Мисудзу лежать на мраморном полу, Итару перешагнул через нее и схватил трубку, висевшую возле унитаза. Но на ней не было кнопок набора. Воспользовавшись телефоном, стоящим возле кровати, Итару позвонил портье и попросил срочно вызвать врача. Вновь вернулся в ванную, приподнял распростертое тело, попытался опереть Мисудзу животом на край ванны, раскрыл челюсти и просунул безымянный палец ей в глотку. Пока две дюжины таблеток успокоительного не спознались с ее нервной системой, надо вызвать рвоту. Обхватив ногами бедра, Итару надавил руками на живот, ударил кулаком по спине, затем вновь запихнул пальцы ей в рот. Ему показалось, что ее живот зыбко вздулся, по расслабленной шее как будто пробежал электрический ток, и она надрывно закашляла. Пытаясь как-то вытянуть Мисудзу на сторону яви, Итару в каком-то остервенении принялся хлестать ее ладонями. Спина, ягодицы, груди, бедра, щеки, лоб – он готов был исхлестать ее всю. Вмиг белая кожа покрылась алым узором из отпечатков его ладоней.
– Больно…
Ее голос все еще доносился откуда-то издалека.
– Мисудзу, сестра! Надо, чтоб тебя вытошнило. Извергни все, что выпила! Иначе… будет плохо!
Итару обхватил ее со спины и со всей силы сжал. Это надо ж, теми самыми таблетками, которыми тот успокаивает свои нервы!.. Выблюй, выблюй Мицуру! Ты уже свободна. Если ты сейчас умрешь, это будет такая постыдная смерть! Очистись вся, ты ведь можешь начать с нуля. Какое нелепое самоубийство!.. Разве не найдется мужчина, который станет тебе более верной опорой, чем этот свихнувшийся негодяй!
Не зная, что еще сделать, чтобы она проснулась, он вцепился в ее груди, стиснул между пальцев соски, небритым шершавым подбородком раздвинул мокрые волосы, прилипшие к спине, прижался губами к затылку и сильно подул.
Зазвонил телефон. Звонок, чтобы пробудить ее ото сна. Звони громче! Она застонала. Неужто наконец-то из полного мрака сознания она сделала шаг в сторону кошмара? Еще один шажок, и она вернется на этот берег. Итару схватил трубку. Мисудзу повисла, цепляясь за его голени.
– Мисудзу?
Голос Мицуру. Итару, не сдержавшись, заорал:
– Кретин!
– Итару? Ну конечно же, вы…
– Что ты несешь! Она только что наглоталась твоих таблеток!
Мицуру, не дослушав, повесил трубку. Конечно же, поторопился заключить, что жена и младший брат коротают время вдвоем в гостиничном номере, и только подтвердил свои худшие подозрения. Ну и пожалуйста! Итару поклялся голой, дрожащей Мисудзу, что найдет на брата управу и, даже если придется применить насилие, заставит его покаяться в том, что он натворил.
Скоро придет врач. Итару не хотелось, чтобы посторонний человек увидел Мисудзу голой. Он завернул ее в халат и крепко перевязал поясом, чтобы не вываливалась грудь. Заметив голубые трусики, висящие на дверном крючке, торопливо просунул в них ее ноги и попытался скрыть беззащитную промежность, но это оказалось не так просто. В тот момент раздался стук в дверь. Кое-как натянув трусики до ляжек, прикрыл ее полами халата и отворил дверь. На пороге стояли врач в белом халате и дежурный администратор. Итару впустил их в номер и рассказал врачу о том, чему стал свидетель. Врач был краток:
– Промоем желудок.
Он велел администратору принести ведро и виниловый шланг. А сам тем временем измерил пульс, посмотрел зрачки, дал понюхать нашатыря, похлопал и растер тело поверх халата. Не торопясь, спросил у Итару:
– Вы ее муж?
– Родственник. Младший брат.
– Вам надо будет присмотреть за ней. Отлично, ей уже лучше… Сделаем промывание желудка, и уже послезавтра она будет как новенькая. Хорошо, что прошло мало времени. Не волнуйтесь. Я сохраню все в тайне.
Врач скользнул взглядом по надписи на зеркале. Итару, по примеру врача, растирал тело Мисудзу.
– Мне понадобится ваша помощь. И после вы должны взять на себя уход за ней. Хорошо?
– Я все сделаю, – сказал Итару, не думая о том, что ему предстоит. Он уже привык отвечать подобным образом.
Следуя указаниям врача, Итару перенес Мисудзу на кровать и уложил на левый бок. Врач поставил рядом ведро с теплой водой, простерилизовал принесенный администратором шланг, одним движением вставил ей в рот и ловкими толчками мгновенно впихнул в нее чуть ли не полметра. Затем достал из портфеля гигантский шприц, набрал воду из ведра и через шланг закачал в желудок. Он повторил эту процедуру несколько раз, затем тем же шприцем высосал воду из желудка и слил в ведро. По комнате распространилась кисловатая вонь. Итару, сдерживая тошноту, наблюдал за происходящим так, словно стал свидетелем механического изнасилования. Впрочем, и экстренные меры, предпринятые им самим, были не чем иным, как «изнасилованием» ради спасения ее жизни.
Закончив с промыванием желудка, врач слил воду из ведра в унитаз и тщательно вымыл руки. Все это время Итару оставалось только суетливо топтаться возле врача.
– Температура понизилась, поэтому, пожалуйста, постарайтесь держать тело в тепле. Когда она проснется, накормите супом и, запасшись терпением, ждите, когда пойдет на поправку. Самая большая проблема – психологическая травма. Я в этом не специалист и могу только положиться на вас. Если что, свяжитесь со мной.
Врач положил в ведро свернутый шланг и, как уборщик, завершивший работу, вышел из номера. После ухода врача Итару вдруг почувствовал, что в нем почти не осталось сил, и опустился на диван. Взглянул на часы – было уже за полночь. Мисудзу, приоткрыв рот, спала как убитая. Можно ли вообще это назвать сном?
Внезапно его взор упал на ночной столик. Конверт, на котором написано: «Для Итару». Там должно быть объяснение, что завело ее в бездонный сон, подумал он и поспешил вскрыть конверт.
Итару! Я сказала, что у меня к тебе есть просьба. Вот она – возьми на себя труд уладить мои дела, теперь, когда я стала неподвижной. Сам видишь, я погрузилась в сон такой глубокий, что в нем отсутствуют сновидения. Я запланировала это еще перед прибытием в Осаку. Прихватила таблетки успокоительного, чтобы немедленно привести план в действие, если выяснится, что Мицуру мне изменил. Еще до его бегства из дома меня мучила бессонница. Говорят, что душевные болезни заразны, и болезнь Мицуру была такого рода. Ты наверняка не раз слышал от Мицуру, что мы с ним очень похожи. А похожи мы потому, что поражены одной душевной болезнью. Наши отношения сложились таким образом, что каждый из нас оказывал пагубное влияние на душу другого. Не зря мы оба, не сговариваясь, пришли к мысли, что тот из нас, кто первым уйдет из жизни, окажет другому благодеяние. Когда супружеские отношения рушатся, требуется шоковая терапия. Возможно, это стало побудительным мотивом для его бегства. Он сбежал от меня искать убежища у другой женщины. Можно сказать, он меня обскакал. Наверно, надеялся, что я молча все стерплю. Но я собираюсь исправить наш брак на свой лад. Он хочет измениться, что ж, я тоже изменюсь. Я суну ему под нос другую себя, не ту, какой была прежде.
Теперь я хочу признаться в том, о чем не рассказывала ни тебе, ни Мицуру. Если бы кто-то из вашей семьи узнал об этом до свадьбы, она и не состоялась бы.
Мой отец умер за год до моего замужества. Причина смерти – сердечный приступ, но дело в том, что приступ наступил в момент, когда он наглотался снотворного, собираясь покончить с собой. Отец страдая сильной депрессией и прежде несколько раз покушался на свою жизнь, но всякий раз неудачно. После каждой неудачной попытки его депрессия временно отступала, и он мог вернуться к работе. Я слышала, как он признавался матери, что у него такое чувство, будто он родился заново. Вероятно, отец воспринимал попытки самоубийства как своего рода средство от депрессии. При этом его наверняка угнетала вина за душевные страдания, которые он причинял мне и матери. После очередной неудавшейся попытки он старался всячески демонстрировать нам свою жизнерадостность. Это не было тем, что называется манией, он старался изо всех сил, чувствуя свою ответственность как глава семейства. Но когда напряжение достигало предела, им вновь стремительно овладевали мысли о самоубийстве. Так уж получилось, что он четырежды неудачно пытался покончить с собой, а на пятый раз призвал на помощь сердечный припадок, но я не могу отделаться от мысли, что уже со второй попытки самоубийства он рассчитывал на то, что все как-нибудь обойдется. Отец покушался на жизнь, чтобы не умереть. Он ввел неудачную попытку самоубийства в свой жизненный распорядок, можно даже сказать, сделал своим хобби.
В последнее время я стала чувствовать, что в моих жилах течет кровь моего отца. От него я унаследовала свою меланхолию. Она угнездилась во мне и живет в унисон с меланхолией Мицуру. Как супруги мы смогли найти лишь одно-единственное связующее нас звено в пучине меланхолии. Время от времени, не в силах терпеть ее бремени, мы мечтали о бегстве, но все же каким-то образом нам худо-бедно удавалось уживаться вместе. И вот он, изменив мне, уплывает на корабле с другой женщиной. Я не могу допустить, чтобы он вырвался вперед, оставив меня одну изнывать в пучине меланхолии.
Разумеется, я не собираюсь молить его о сострадании, гнаться за ним, цепляться за него. Поступи я так, наша связь оборвалась бы окончательно. Я предпочитаю перевоплотиться в само его душевное терзание. Пусть вечно испытывает на себе мое проклятие. Только так наша связь сохранится на вечные времена.
Я кончаю с собой, следуя по стопам отца. Проглочу все таблетки, которые прихватила. Не знаю, достаточно ли этого количества для самоубийства, но как бы ни повернулось, эту кашу придется расхлебывать тебе, Итару. Хорошо, если получится умереть. Если же я все-таки не умру, мне будет даровано возрождение к новой жизни. Или мне до конца моих дней суждено прозябать женщиной, утратившей свои жизненные силы?
Итару, я так обязана тебе, что недостанет никаких слов благодарности. Возможно, отныне ты будешь смотреть на меня другими глазами, но я тебе доверяю. Я по-настоящему счастлива, что ты у меня есть. Спрячь же поглубже в своем сердце то, что я здесь понаписала.
Единственное, что меня мучит, это то, что Мицуру, судя по всему, выворачивает наизнанку свою душу перед этой женщиной с фотографии. Признается в том, что не решался сказать мне, делает с ней то, что никогда не позволял себе со мной. Это ужасно обидно. Будь у меня силы, я бы искромсала ее на мелкие крошки. Женщину, разорвавшую связь, соединявшую меня с Мицуру, я бы закатала в бетон и утонила в море, на самое дно. Конечно, эти мои причитания выставляют меня перед тобой в жалком свете. Извини. Итару, ты мне нравился. Я даже видела несколько раз во сне, как отдаюсь тебе. Когда сожжешь это письмо, прошу тебя, если не противно, обними мое безжизненное тело.
Мисудзу

2. Посейдон уходит в отставку
Море – женщина, корабль – женщина
– Что тебя сильнее возбуждает, берег или море? – спросил капитан Нанасэ.
– Разумеется, море, – ответил он.
– От моря зависит вообще – есть возбуждение или его нет. Море – женщина. Корабль – тоже женщина. А берег – мужчина.
Фумия Самэсу, не задумываясь особо глубоко, заключен ли в словах капитана какой-то скрытый смысл, сказал:
– Все потому, что море размывает берег.
На что капитан еле слышно буркнул:
– В последнее время я стал побаиваться моря. И, будто оценив свои собственные слова, утвердительно кивнул.
– Вправду ли тебя возбуждает море? – продолжал он. – Ты возбуждаешься, вспоминая о женщине, которая ждет тебя на берегу. Я постоянно на взводе от мысли, что женщина рано или поздно мне изменит. Раньше этот страх меня возбуждал, а сейчас я трушу, как бы море не бросило меня, точно наскучившего любовника.
Про отца капитана Нанасэ говорили, что это последний рыбак в Токийском заливе. Действительно, Нанасэ лучше бы смотрелся на рыбацкой шхуне, чем на лайнере, совершающем заморский круиз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37