До прибытия в Наху на корабле была стопроцентная Япония. Страна, в которой царят чистота, благоухание, вежливость, невозмутимость. Стоило выйти из Нахи, «Мироку-мару» распрощалась с «утонченной скукой».
Зайдем в торговый центр. Еще недавно вышколенный персонал в синих костюмах, по одному взгляду на одежду оценив клиента, устанавливал степень своей любезности. Этого больше нет. Продавцы и товары полностью сменились, торговые площадки и витрины беспорядочно завалены под завязку всякой всячиной. Прохладные пространства элитных магазинов превратились в пыльные, дешевые супермаркеты, до отказа забитые торговцами и покупателями. Кто все это покупает – одежду, ткани, обувь, которые по-хорошему надо бы сбывать на вес? Открылись скобяные лавки, продающие посуду, кастрюли, ножи, инструменты и тому подобный товар, при взгляде на который понимаешь, что шантрапа, превращающая корабль в место своего обитания, все прибывает и прибывает. При виде выстроившейся длинными рядами электробытовой техники и всевозможной электронной мишуры остается только пожать плечами. Закрадывается беспокойство, уж не затевается ли распродажа корабля оптом и в розницу?
Заглянем в ресторан. Обеденный зал, гордость «Мироку-мару», разгороженный декоративными растениями, розовыми занавесками, перегородками, резными деревянными ширмами и украшениями из пластика, сократился наполовину, захваченный палатками с дешевой жратвой. Вокруг бассейна развернулся рыбный рынок. Как будто базар, характерный для портовых городов, целиком переместился на корабль. Вот и бассейн сгодился под садок для живой рыбы.
Пассажиры из тех, что побогаче, глядят на все это как на мираж. «Мироку-мару» колонизирована меньшинством новоприбывших голодранцев. Эта братва самовольно превратила палубы в свое жизненное пространство.
С недосыпу все вокруг кажется продолжением кошмара. Кошмара, воняющего вяленой рыбой. Куда ни сунься, в коридорах, в трюме, в торговом центре, в бассейне явственно сквозит чья-то склизкая, злая воля. Значит ли это, что все привычные устои только камуфлировали звериный оскал? Требуются немалые физические силы, чтобы выжить в подобном «безвоздушном» пространстве. Чувство физической усталости отнюдь не иллюзия. Взгляды и развязная походка сброда, шатающегося по коридорам, невыносимы для любого, привыкшего к вежливому обхождению пассажира. Очевидно, что этих типов совершенно не волнует, как они выглядят со стороны. Когда сталкиваешься с ними в коридоре, загроможденном коробками с поклажей, они и не подумают уступить дорогу. Все время куда-то спешат, отталкивая локтями. Пассажиры непроизвольно держат руки в карманах, боясь, как бы у них не стащили бумажник, и в результате сами начинают ходить вразвалку, как это быдло.
То там, то здесь раздаются взрывы вульгарного хохота. Разинутые рты выставляют напоказ золотые зубы. Золотом сияют не только зубы – часы, кольца, цепочки блестят напоказ. Или вес напяленного на себя золота свидетельствует о богатстве? Или же они носят на себе все свое состояние?
Число пассажиров «нижних» палуб значительно возросло. Особенно бросаются в глаза коренастые тетки с завивкой «перманент», сидящей на их головах, как шлем. Кроме того, в разы увеличилось число детей. Эти оборвыши без устали мельтешат, как юркие бесенята. Должно быть, на корабль загружались целыми семьями. Даже если они не платили полную стоимость билета, получив на семью скидку, вопреки их замызганному виду можно предположить, что денежки у этого сброда водятся.
Центральный «квартал» корабля захватила молодежь. Такое впечатление, что за время стоянки в Нахе средний возраст пассажиров заметно снизился. Тусуются группками, одеты во всемирную униформу – кожаные куртки поверх футболок и джинсы. Развалившись на диванах в облаках табачного дыма, изрекают, не обращая внимания, есть ли у них слушатели:
«Латиноамериканским бабам подавай мачо…»
«На вид сразу и не поймешь, кто из них блядь, а кто целка…»
И тут же вышагивают пижоны в белых костюмах и черных очках, эдакие «сердцееды», – вклинившись в девичью группу, раздают налево и направо визитки. Парни с выкрашенными в желтый и лиловый цвет волосами, издавая при каждом шаге металлический звон, праздно кружат по палубе, как волки в вольере, и, чуть только выйдя на более-менее открытое пространство, с ходу пускаются в странный пляс, хватая друг друга в зажим, ударяя под зад коленом, прыгая в раскорячку. Избыток юной энергии томится в ожидании, когда откроются бары и дискотеки.
Не разберешь, кто из них богат, кто беден. И только замечаешь пробирающихся сквозь толпу, пригнувшись, мужчин и женщин, на лицах которых ясно читается недоумение: «Как этот сброд попал на корабль?»
Самэсу зашел в офис администрации и стал выспрашивать у второго секретаря, Кети, она же – «госпожа Боль»:
– Что, вечером намечается праздник? Ее кожа блестит, точно накануне тело вылощили в салоне красоты, она выглядит помолодевшей лет на пять. Свежезавитые рыжие волосы зачесаны наверх, зеленые глаза садистки сияют нестерпимым огнем.
– Теперь у нас каждый день праздник. Ты тоже, Самэ, можешь повеселиться. Но прежде сходи узнай, чем там недоволен мистер Икэда. Договорились?
В офисе администрации Икэды не видать. Практически весь персонал обновился. Никакой униформы. И Кети, и ее подручные, хоть и носят на груди таблички с именами, вырядились так, как одеваются воскресным вечером, отправляясь в модное кафе. Тому из экипажа, кто отважился надеть свой китель с серебряными нашивками на плечах, приходится волей-неволей выслушивать жалобы богатеньких пассажиров.
Самэсу отправился на поиски Икэды. Он увидел его за приоткрытой дверью в штабе Брюса Ли, занимавшем три смежных номера люкс. Эконом, разумеется, в форменном кителе, стоял с низко опущенной головой. Напротив него – загорелый, моложавого вида человек почтенных лет и нахальная девица, которой не было и двадцати, вероятно, его дочь. Самэсу решил выждать, спрятавшись за огнетушителем, пока все уладится. До него долетали обрывки разговора.
– Нас что, захватили бандиты? Разве не обязанность экипажа приструнить хулиганов? Негодяй, говорящий такие гадости девушке, должен сидеть в трюме под замком!
– Делайте что хотите, но вы должны отыскать мою драгоценную! Она где-то на корабле. Ее похитили! Преступник должен быть наказан!
Икэда отвечал, стараясь быть предельно искренним:
– Сделаем все, что в наших силах… Обратимся к господам пассажирам с призывом соблюдать на корабле этические нормы…
Но что толку в его благих намерениях? Послышался звук закрываемой двери, Икэда направлялся в его сторону. Самэсу сделал вид, будто он только что поднялся по лестнице, и спросил, что случилось. У эконома были синяки под глазами.
– Это всё эти, – он показал большим пальцем наверх.
Самэсу зашел в каюту капитана. Нанасэ был погружен в разбор партии знаменитого мастера игры «го». Он любил говорить, что это лучшее средство для успокоения нервов. Хвалился, что у него седьмой «дан» среди любителей. Видимо, он только что принял душ, одет был в трикотажный костюм, как будто отдыхает в гостиной у себя дома. При появлении Самэсу и Икэды он бросил только:
– А, пришли! – не поднимая глаз от доски. Удивленный Икэда вздохнул. Тогда только капитан оторвал глаза от доски и сказал:
– Ты опять со своим?
Икэда кивнул и вывалил все, что было у него на душе:
– Я больше не желаю спускаться на палубу! Вот только что у девушки пропала любимая сучка, еще кого-то оскорбили эти чумазые оборванцы, мне не дают прохода своими жалобами. А что я могу сказать – вам не повезло? Ведь до сих пор на «Мироку-мару» такие, как этот папаша с дочкой, были всегда всем довольны, никогда не возникало никаких проблем. Но только мы вышли из Нахи: «У нас увели собаку!», «Меня приняли за проститутку!», прямо какой-то «Сумасшедший корабль»! Все дни напролет выслушиваю жалобы. Сил больше нет.
Пропал‹а собаки и оскорбление на сексуальной почве – типичные мелкобуржуазные жалобы!
– И сколько жалоб вам удалось уладить? – спросил Самэсу.
Икэда продолжал взывать к капитану:
– Ущипнули за задницу, шумят за дверью каюты, коробки в коридоре мешают проходу, украли бумажник, надоедают хулиганскими телефонными звонками… Сколько раз после выхода из Нахи мне пришлось извиняться? Сумасшедший корабль, да и только! Так долго продолжаться не может. Все пассажиры сойдут на берег. Ну хорошо, пусть они захватили офис администрации, но почему именно я должен выслушивать жалобы? Почему я должен быть подтиркой у этой шантрапы?
– Икэда, не делайте ничего. Запритесь в каюте и читайте книгу.
– Но… – Икэда понурил голову.
– Сейчас любой наш ход ни к чему не приведет, – сказал капитан, искоса взглянув на Самэсу. – Подождем, когда враг первым сделает выпад. А пока будем наблюдать, на что горазды эти ребята. Если все пустить на самотек, они скоро докатятся до преступлений. Пусть с точки зрения компании они герои, но когда сойдем на берег, мы этого так не оставим. Надо подробно фиксировать все их правонарушения, чтобы потом легче было привлечь к суду, понятно? И ты, Самэсу, будь начеку! Один неверный шаг, и ты окажешься соучастником преступления. Ведь преступление уже творится на наших глазах. Это испытание для твоей совести. Не забывай!
Поняв в том смысле, что он не должен переступать черту простого очевидца, Самэсу кивнул. Он не дурак. Третий помощник капитана помогает капитану, третий секретарь помогает генеральному секретарю Брюсу Ли. Совмещая эти две роли, он, разумеется, всего лишь жалкая летучая мышь, неловко мечущаяся между двумя противниками. Но эта летучая мышь, будучи втравленной в политические интриги на корабле, больше всего нуждается в чувстве равновесия. Ни к одному из них не приближаться, ни от кого не отдаляться, быть на стороне Брюса Ли и при этом не предать капитана… Да, «пусть будет, что будет», эта позиция его спасет.
Если он, Самэсу, – летучая мышь, капитан и эконом – чайки. Как паразиты, кормятся с корабля и при этом безучастно взирают с высоты на происходящее, всем своим видом показывая, что правда на их стороне. Тогда Брюс Ли – это ворон, превративший корабль в оплот революции.
Самэсу вышел из каюты капитана, сказав, что до следующей вахты должен вздремнуть хоть пару часов.
Только он задремал, его поднял телефонный звонок. Генеральный секретарь на проводе. «Марш в библиотеку!»
– Какой-то профессор попытался изнасиловать Татьяну.
Кажется, это уже не сон. Во сне не было ни профессора, ни Татьяны. Была медсестра, которая прямо у него под носом начала расстегивать халат…
В библиотеке не протолкнуться. С мужчины, который и был, судя по всему, «профессором», стащили штаны, заставив сесть на пол. Сжав губы, он, точно надувшийся ребенок, уставился в одну точку на полу. Рядом с ним с безразличным видом стояла Татьяна, прикрывая руками оголенную грудь. Окружавшие их пассажиры и подручные Кети, ухмыляясь, говорили:
– Изнасиловать в библиотеке, где это видано!
– Вот она – интеллигенция!
Сидящий взывал к толпе:
– Я ни в чем не виноват. Эта женщина сама прижалась ко мне и совершила развратное действие. Меня подставили!
– Сам небось не прочь подставиться, – сказал панк в кожаной куртке, и вся компания загоготала.
– Эта женщина пыталась силой снять с меня брюки. Она просто сумасшедшая!
– Баба захотела снять с него брюки – ну и везет же некоторым! – не унимался панк, идиотски хохоча.
Правдивы ли оправдания этого мужчины, или он лепит наобум? В любом случае, Самэсу решил, что недопустимо и дальше делать из него посмешище, вырвал из рук подручного Кети брюки и бросил так, чтобы сидящий мог до них дотянуться. Тотчас появился Икэда в своем кителе и начал разгонять зевак со словами:
– Я во всем разберусь. Господа, прошу вас, расходитесь.
Мужчина, в лице которого не было ни кровинки, натянул брюки, со злобой глядя на Татьяну. Его взгляд должен был подтвердить его невиновность, но и Татьяна не выказывала признаков смущения. Самэсу сказал, что у него нет другого выхода, как попытаться сопоставить их утверждения, заручился согласием обеих сторон и пригласил Икэду принять участие в разбирательстве.
Для начала спросил у мужчины имя и род занятий. Тот без колебаний ответил:
– Мицуру Ямана. Изучаю философию.
Защитная речь Мицуру
Дверь библиотеки заперли на ключ. Его усадили под углом к женщине, покушавшейся стянуть с него брюки, и приступили к дознанию. При мысли о том, что теперь придется опять переживать случившееся, вновь и вновь прокручивая видеокассету памяти, Мицуру растерялся. Ему предстоит претерпеть унижения, чтобы победить в схватке с женщиной, пытающейся извратить реальность, и он понимал, в каком невыгодном положении оказался.
Некто Самэсу, третий секретарь, он же третий помощник капитана, осуществлял перевод. Он узнал, что женщину, обвинявшую его на английском языке с сильным русским акцентом, звали Татьяна.
– Так что же все-таки произошло, Татьяна? Расскажите все, как было, и поскорее уладим этот вопрос.
Мицуру, поддакнув: «Yes!», перевел взгляд на Татьяну. В такой ситуации надо уставиться прямо в глаза, чтобы пробудить совесть, подумал он распрямился, стараясь подчеркнуть свое достоинство.
– Он меня ударил и попытался повалить на пол, я закричала. Тотчас служащие и находившиеся поблизости пассажиры прибежали на помощь.
Точно читает заученный сценарий, подумал Мицуру. Но как отнеслись к услышанному эти двое? Ведь Татьяна, как и они, член экипажа. Что этот секретарь, что Татьяна, на вид ничем не лучше мерзавцев, сделавших из него посмешище. Когда зеваки сбежались в библиотеку, Татьяна легко переманила их на свою сторону. Им было достаточно одного взгляда, чтобы понять – она одна из них. И витавший здесь дух как нельзя лучше способствовал тому, чтобы объявить Мицуру «отвратительным, самовлюбленным извращенцем».
– Господин Ямана, не могли бы вы рассказать по порядку, что произошло, – сказал эконом спокойным голосом, предлагая Мицуру выступить в свою защиту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37