Одних сносим, другим ставим… Из Питера за последние годы вообще устроили кунсткамеру для памятников, кого там только нет. Даже Швейк. Русский народный герой Йозеф Швейк. Московский русский народный праздник День святого Патрика. Saint Patrick’s Day. Большинство россиян до сих пор уверены, что этот самый Патрик был знатным ирландским пивоваром.
Веселится и ликует весь народ.
Но Питеру по крайней мере повезло, что у него нет своего Церетели.
А по мне, так всех этих классиков, усеявших столицу, бессмертные произведения которых девяносто процентов нашего населения заведомо не читало, не читает и читать не будет, хоть их озолоти, надо переплавить и отлить громадный такой, гигантский унитаз, чтобы его было видно со всех концов Москвы, вроде памятника В.И. Ленину на новом Дворце Советов, о котором мечтал Сталин, суперунитаз с поднятым стульчаком, что архиважно, и чтобы над ним возвышалась фигура нашего Писающего Соотечественника, простого человека, почти бомжа, но если приглядеться, то можно было бы разглядеть в нем явственные черты олигарха и даже что-то интеллигентное сквозило бы в том, как он держит пипиську. Эта скульптурная композиция должна возвышаться на гранитном постаменте, со всех сторон которого люминесцирующая надпись денно и нощно напоминала бы горожанам и гостям столицы: «Россиянин, поднимай стульчак, когда ссышь, – это твой путь в Единую Европу!» Вот о чем забыли поведать горячо любимому народу Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Тургенев, Лев Толстой и Алексей Толстой, А.П. Чехов и драматург Островский, Грибоедов и Достоевский, мнимые самоубийцы Сергей Есенин и Владимир Маяковский, а также все упертые писатели-эмигранты во главе с самим Александром Исаичем. Они все о величии России, о духовности и православии писали, о драме русской интеллигенции и об оскудении крестьянства, все о душе да о душе, а у нас мало того что в самых пафосных дорогущих ресторанах с суши и лягушачьими лапками нельзя сесть на толчок без того, чтобы не прилипнуть задом к чужой моче, так в менее престижном, но все-таки чистом «Макдоналдсе» некоторые, видимо, совсем уж простые сограждане умудряются гадить, забравшись почему-то на стульчак с ногами, как в доперестроечном сочинском общественном туалете. Я, конечно, понимаю, что мы не жалкие европейцы и не тупые американцы, у нас своеобразная ментальность, но, блядь, не до такой же степени!.. Вот и спорь после этого с моей мамой, которая утверждает, что простота – хуже воровства. В общем, что новые русские, что старые – одна хрень, и мне уже как-то не верится, что обоссанный стульчак – это горькое наследие татаро-монгольского ига, результат еврейского заговора или антинародной политики большевиков, все это, я боюсь, гораздо более глубинно и исконно, чем нам хотелось бы думать…
Впрочем, интеллигенция у нас в этом смысле тоже не слишком адекватна и в массе своей больше напоминает чумазых разночинцев из какого-нибудь «Черного передела». Я недавно, по чистому недоразумению, попал на день рождения одного знакомого интеллектуала, имеющего отношение к масс-медиа, редкостного болтуна и суеслова, который, хорошо выпив, весь вечер мучил собравшихся гневными спичами по поводу ущемления свободы слова в России и вопиющей аморальности властей предержащих (хотя половина Москвы знает, что за его вздорные, но вдохновенные статейки платит ему лично Березовский и уже прикуплен домик где-то в Челси, чтобы в случае чего было где укрыться от длинной руки ФСБ), повторял к месту и не к месту: «По Далю то… По Бердяеву это…» – и если бы не четыре сорта французского коньяка и изобилие свежайших морепродуктов, я бы уже через час удалился по-английски. Кроме беспринципного именинника, застолье украшали собой несколько довольно потасканных дам журналистского вида, явно опытных фуршетчиц, на редкость ловко расправлявшихся с устрицами, которые, ввиду отсутствия некрасивой, но умной (по Ахмадулиной) жены, время от времени вдруг отрывались от еды и начинали смотреть на упакованного хозяина страшными глазами, а также несколько евреев себе на уме, похожих сразу на всех российских евреев-политологов, изредка с видом мудрецов несущих очередную околесицу по НТВ. Все они жили на какие-то гранты и хотели куда-нибудь уехать, но пока не уезжали, потому что здесь им было интересно. Бороды у них были испачканы бланманже, изо рта свешивались щупальца кальмаров, и одеты они были в такое тряпье, в котором я лично постыдился бы поехать в лес на каэспэшный слет куста «Разгуляй», но анекдоты они рассказывали отменно и под конец я даже развеселился. Когда же я вышел в уборную, я увидел шикарный унитаз, обоссанный до такой степени, что моча капала с него на пол. И, глядя на все это, я понял раздраженное отношение Ильича к русской интеллигенции. И что же?.. Бормоча: «Мы пойдем другим путем…» – я с удовольствием пописал в нежно-голубое говорящее джакузи…
А деньги на памятник Унитазу с Поднятым Стульчаком надо потребовать у Европейского банка реконструкции и развития, мотивировав это тем, что, может быть, в этом случае, после отмены шенгенских виз, унижающих достоинство каждого россиянина, хлынувшие за границу толпы наших граждан не превратят Европу в деревенский нужник.
Только и унитаз этот вряд ли вразумит те три-четыре миллиона маргинальных москвичей и живущих в антисанитарных условиях приезжих, которым только дай знак, и они, словно с цепи сорвавшись, кто от неутоленной народной злобы, кто от отчаяния, кто от скуки, кто по глупости, кто из высоких идейных соображений, кто из корыстных побуждений, а большинство – просто так, за компанию, примутся с упоением разносить этот город к ебене матери, а разнеся и разграбив что можно, начнут метаться в дыму пожарищ и наводить порядок: мочить сначала кавказцев, потом евреев, потом всех попавшихся под руку и самих себя, потом, окончательно рассвирепев, разорвут на клочки не в кассу припершегося к ним с концертом Народного Гения Задорнова и даже погонятся с аналогичными намерениями за Примадонной, но та успеет укрыться с многочисленными домочадцами, приживалами и чемоданом неограненных алмазов в тайном бункере Лужкова под храмом Христа Спасителя, охраняемым чеченскими боевиками Джабраилова, а кончится все это традиционной херней в русском духе: подтянутыми правительственными войсками, повешением на фонарях и кровавой баней… Беспорядочные толпы уцелевших, прижимая к груди спизженные торшеры и недопитые бутылки с дерьмовым портвейном, разбегутся по домам и гнездилищам, ужасаясь содеянному, и опять будут жить в жопе…
(Но зато после описанных событий многие из этих раздолбаев вдруг уверуют, покаянно потекут в церкви, и РПЦ на деньги только от заупокойных молитв и поминальных свечей возведет храм Невинно Убиенных, еще краше и величественнее ХХСа, и с этого момента начнется Истинное Возрождение Руси.)
…Но если взять их и вдруг всех переселить в Америку, то и там они исхитрятся жить в жопе, и если отдать им Версаль, Букингемский дворец, Сан-Суси, Эскуриал и «Диснейленд», то и там они разведут тараканов, крыс и дворняжек, подружатся со всеми окрестными бомжами и уголовниками, завалят все помойки расчлененкой и собственными младенцами, отвинтят дверные ручки, оторвут все наличники, распорют всю обивку, насрут у каждой двери, заблюют все стены, нассут под всеми лестницами, сломают все деревья, потом все спалят дотла и все равно будут жить в жопе.
Этот народ всегда найдет себе врагов и причину для лютой ненависти к этим врагам, но этот народ нельзя победить, он всегда будет побеждать всех, чтобы потом жить в жопе.
Но как раз этот-то народ и любит Россию самой настоящей, истинной любовью – только за то, что она есть и жить он может только здесь, потому что понимает: ни в Европе, ни в Америке, ни даже на Востоке он на хуй никому не нужен со своими вечными претензиями, амбициями и обидами, что какие-нибудь французы или англичане лучше примут очередного араба, заведомого жулика и лоботряса, чем русского с его непоколебимой уверенностью в своем особом национальном статусе в контексте всемирной истории и плохо скрытым расизмом на генетическом уровне, и этот народ достоин за это уважения и восхищения, потому что кто-то же должен любить Россию, ибо Россия – это не Франция или, допустим, Ямайка, которые любят просто так, только за то, что они есть, любить Россию – это труд, каждодневный, мучительный и изнуряющий, неведомый всем этим Носителям Русского Духа, благополучно получившим в свое время вид на жительство и гражданство в тех же Франции, Германии, Израиле и Америке и время от времени наведывающихся на историческую родину с творческими визитами, чтобы провести здесь время в душевной разнузданной неполиткорректности, строго отчитать нас за обуржуазивание и забвение национальных культурных ценностей, проистекающего главным образом благодаря просмотру бездуховных американских фильмов и бразильских сериалов, а не отечественных высокохудожественных картин, порадоваться вместе с нами, что у нас есть Пушкин и это гарантия возрождения России («читайте Пушкина!»), а потом со слезами на глазах возвратиться куда-нибудь в Такомо, чтобы там, являясь, по сути, суетными пиздоболами, размышлять о судьбах Родины и о народе, торчащем в жопе…
И если бы этот народ перестал лукавить и научился связно говорить, он честно сказал бы тихим, проникновенным голосом:
– Мы не патриоты, мы просто здесь живем…
– …Ты опять о чем-то думаешь?
Вера нежно сжимает мне руку.
– Да так… Думаю о том, насколько нелеп этот мир.
– Ты всегда об этом думаешь?
В голосе слышна насмешка, но не злая, а скорее печальная.
Боже, как хочется курить!
– Ну, не всегда, конечно, но часто… Да… Что-то устал я в последнее время. У меня такое уже было. Вроде и не делаю ничего, а устаю. Может, надоело все…
– Тебе бы отдохнуть… Может, в дом отдыха съездить?
– Дом отдыха?.. Дом отдыха – это, конечно, хорошо, но там тоже толком не отдохнешь, уж я-то знаю…
– Или пить поменьше. Мне говорили, ты много пьешь…
– Кто говорил?
– Да многие… Кто бывал на твоих концертах.
Наивные, смешные женщины! Все проблемы мужчин сводят к пьянству. Свято уверены в том, что стоит мужчине бросить пить – и все будет хорошо. Из-за туч выглянет солнце. Тут же, со всех сторон, посыплются деньги, образуется карьера, невесть откуда появятся квартира с евроремонтом, машина, дача. Дети подбегут и прижмутся к отцу… Что-то такое, в духе Дейла Карнеги или популярной американской брошюры двадцатых годов «Из чистильщиков обуви – в миллионеры». Жена опять расцветет, наденет новый халат с драконами и начнет варить борщ. Хвастаться перед соседками. Маленькое женское счастье… Женщины всегда путают причину и следствие. И эта всепоглощающая уверенность в абсолютном знании мужчин!
Прямо как дети, ей-богу!..
Простота хуже воровства…
– Да чепуха это все, Вера… Я пью не больше других, даже меньше – раз в неделю или раз в две недели. Правда, могу выпить много, но зато и отхожу потом дня два-три. Практически не опохмеляюсь… А на концертах пью, чтобы расслабиться. Ты знаешь, как иногда не хочется выходить на сцену!.. Просто ломает всего. Чувствуешь себя как дурак… Ей-богу! Выходишь, а там – пять человек с каменными лицами. Такие рожи приходят!.. Тоска берет… На хрена, думаешь, все это нужно? Кому? А делать нечего… Я ведь больше ни черта не умею…
– Ты очень хорошо поешь. И песни у тебя хорошие, лучше, чем у многих, – убежденно говорит Верз, сжимая мне руку.
– А что толку? Кому это нужно? У нас народ слушает либо старье, либо полное дерьмо. То, что он может понять и чем умилиться. Я себя уважаю и ценю как автора, а весь этот слюнявый бардовский бред кто угодно сочинить может. Мне об этом неинтересно петь, скучно и противно. И деньги делать на отмороженности и наивности народа – позор. Позор и грех… По мне – уж лучше воровать. Чем глупее слова – тем понятнее, чем слезливее – тем лучше. Тьфу!.. И весь этот зэковский надрыв… Мы, наверное, единственная страна в мире, где суперпопулярно радио, гоняющее сплошную уголовщину. И какие песни!.. Ну, я еще могу понять – Розенбаум или Новиков, их хоть слушать можно, опять же Трофим, душевный чувак, но все остальное… Такая, извини меня, колымская блевотина, отрыжка ГУЛАГа… Нет, я понимаю, у нас ментальность такая, нам с детства в головы вдалбливали, да и сейчас вдалбливают, что мы – народ-страдалец, и я прекрасно знаю, кому и зачем это нужно, но, может быть, хватит нам уже страдать? Может, хватит все валить на других?.. Можно подумать, из-за нас никто никогда не страдал. Нигде в этом мире. Дерьмо все это, сказки для деревенских дурачков…
Вера вздыхает.
«Вот именно!» – сердито думаю я.
Пиздец, как хочется курить!
И выпить…
Я смотрю в окно. В стекле отражается мой тусклый, больной взгляд. То ли Ленинградское, то ли уже Волоколамское шоссе. Дождь стучит по крыше…
– Я даже спиться толком не могу, – жалуюсь я, – организм не принимает…
– Ну и не надо, – успокаивает меня Вера.
– А твой Александров-то пьет? – спрашиваю я почему-то.
– Александров?
Тон сразу меняется, становится жестким и язвительным. Тон разочарованной женщины.
– Да не сказала бы, что пьет… Так… Выпить, конечно, любит, но в меру. И все больше за чужой счет…
О, это мне знакомо! Уважаю…
– Правда, в последнее время часто зашибать стал. Наверное, друзья новые появились… Или сам стал больше зарабатывать, а мне не говорит…
Ну, тут я его тоже понимаю.
– …все небось на своих малолеток тратит.
«А на кого же, Верунчик, – думаю я, – их ему еще тратить? Не на тебя же, как это ни печально… У него сейчас в этом смысле самый опасный возраст. Хочется, как Кисе Воробьянинову, быть неотразимым и поить очень сухим мартини десятиклассниц. Хотя я на его месте купил бы все-таки стиральную машину».
– Подъезжаем к «Соколу», – объявляет водила, – дальше куда?
Я объясняю.
– Знаю, где это, – кивает он.
– Ну вот, – говорю я Вере, – подъезжаем… Сколько сейчас времени?
– Начало девятого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36