но, сдернув с лица полотенце, заметил, что в комнате было сумеречно. За перегородкой кто-то ходил.
- Кто там? - хрипло спросил Воронов, еще толком не понимая, где он сам находится.
В комнату просунулась маленькая рука и решительно отдернула пеструю штору. Потом показалось девичье лицо.
- Простите, - Воронов быстро встал и никак не мог сообразить, где он видел эту, казалось, такую знакомую девушку с серыми глазами.
- Извините за беспокойство, товарищ инженер. Вы что же, за хозяев остались?
В вопросе сквозила явная ирония.
- Одну минутку, - Воронов стал обуваться и вдруг вспомнил, что это же Катя и пришла она, должно быть, к Михаилу.
- Как почивали на новом месте? - звучал ее насмешливый голос из соседней комнаты.
Воронов наконец вышел и столкнулся с ней лицом к лицу; она стояла возле шторы в синем нараспашку пальто, с открытой белой шеей, тоненькая, стройная, игриво поводила плечами и дерзко смотрела ему в глаза. Воронов смутился от этого открытого вызывающего взгляда, невольно посмотрел вниз и увидел черные туфельки, сухие статные лодыжки, сильные икры... и еще больше смутился.
- Что же мы стоим? Может, вы проводите меня? Дорога дальняя, время к ночи идет... А я все-таки девушка. - Катя говорила с легкой улыбкой недоумения.
- Я бы с удовольствием. Но видите, какая история - кроме меня, никого нет в доме. И ни ключей, ни замков...
- Не беспокойтесь. Во дворе старик сети вяжет.
"Значит, она знала, что Михаила нет, - подумал Воронов. - Зачем же она вошла? Странная девица! И удобно ли мне провожать ее? У всех на глазах... но и отказаться нельзя".
- Сейчас! - Воронов снял со стены плащ, перекинул на руку. - Пошли!
С крыльца Катя помахала Ивану Спиридоновичу:
- Дядь Иван! Мише - приветик.
Забродин встал с чурбака, бросил сеть и долго смотрел им вслед, прикрываясь ладонью от закатного солнца. Воронов, не оглядываясь, чувствовал на себе этот пристальный взгляд и шел с таким ощущением, будто его раздели до пояса и льют ему на спину холодную воду.
От Нахаловки на стройку шла извилистая каменистая дорога в ухабах и рытвинах. Но Катя свернула на тропинку в сторону моря.
- Куда же вы? - спросил Воронов.
- Я в город по дороге не хожу: пыльно, а я, видите - в новых туфлях. Она внезапно рассмеялась. - У вас такой вид, будто вы босиком остались. Пойдемте! Здесь не колется. - Она протянула руку.
Воронов взял ее и крепко пожал:
- Пойдемте!
Тропинка нырнула в густые заросли лещины. Воронов шел впереди, отводя от лица мягкие податливые ветки с молодыми липкими листочками. Пахло нежным с горчинкой запахом распустившихся листьев и парным сыроватым духом раздобревшей весенней земли.
- Вы, должно быть, Михаила искали? - спросил Воронов, стараясь этим разговором смутить свою не в меру смелую спутницу.
- Нет.
- Гм. Хороший он парень.
- Жидковат.
Воронов засмеялся и все с большим любопытством смотрел на Катю.
- Это не беда. Возмужает.
- Не в том смысле. Характером жидок. Клонится, как березка на ветру... То к Лукашину, то к Синельникову. А может быть, и к вам потянется, если вы окажетесь достаточно устойчивым. Если сами не погнетесь.
- Ого! Что же здесь, погода бурная?
- Всякое бывает.
- Вы говорите так, словно в управлении работаете.
- А я там и работала... старшим нормировщиком.
- А теперь?
- У Михаила сварщицей.
- Отчего же в прорабстве оказались?
- Видите ли, рука у меня слишком тяжелая. Носила я наряды на подпись к главному. И однажды ему захотелось поцеловаться. Ну я и отпечатала ему поцелуи из пяти пальцев на щеке. Пришлось переучиваться на сварщицу.
Они вышли на прибрежный откос, спустились к морю и пошли неторопко по галечной отмели вдоль самого приплеска.
- Откуда вы приехали? - спросил Воронов.
- Из Красноярска, от тетки сбежала.
- А где же родители?
- Мать умерла, отец в войну погиб.
- А что же тетка?
- Добрая душа. Все хотела меня устроить, как она говорит, по торговой части. А мне вот море нравится... - Катя усмехнулась. - Только с берега.
Она вдруг тоненько, заливисто запела:
Волны знают, волны говорят: вернется...
И оборвала песню на высокой ноте:
- Глупо все это. Никто ничего не знает. - Посмотрела на Воронова. - У вас нет одышки?
Воронов оглушительно захохотал:
- Зачем это вам понадобилась одышка?
- Так. Может, придется бежать от вас.
- Ну, брат, от меня не сбежишь.
- Я это и раньше заметила.
- Что?
- Что вы самоуверенный.
- А вы мне нравитесь.
- Целоваться не будете?
Воронов прислонил ладонь к щеке и покачал головой.
- Тогда пойдемте вон за ту скалу. Там бухточка есть маленькая. В ней по вечерам дельфины рыбу ловят.
Вход в бухточку преграждал высокий и острый выступ скалы; черный и гладкий, лоснящийся от воды, гранитный гребень, словно лемех, разваливал набегавшие на него волны. Они сердито шипели, отступая, пузырились крупной рыхлой пеной, таявшей на галечной отмели, и снова набегали, покрывая блестящую гальку, и лезли по черным бокам неподатливого утеса.
- Ого! Тут, брат, не прыгнешь. Давайте перенесу. - Воронов потянулся к Кате; он был в сапогах.
- Посторонитесь! - Катя отвела руку Воронова и отошла на несколько шагов от скалы.
- Раз, два, три... - Она считала волны и отшатывалась при каждом шумном ударе. - Оп-ля! - Катя рванулась по мокрой галечной отмели вслед за отползавшими пенистыми бурунами и в одно мгновенье оказалась за скалой.
Воронов побежал за ней, но следующая волна настигла его на полпути, упруго ударила в ноги, обдавая холодными брызгами. Он зашатался, потеряв равновесие, и еле устоял на ногах.
"Что за глупости я вытворяю! - с досадой подумал Воронов. - Занимаюсь каким-то нелепым ухаживанием... И еще недоставало искупаться..."
Он отряхивал с себя воду и хмуро исподлобья смотрел на смеющуюся Катю.
- О, какой вы сердитый! Идите сюда, здесь сухо. - Она сидела на высокой отмостке из булыжника, выложенной чьей-то заботливой рукой. - Вот сюда! И давайте глядеть на море. Только не говорите. Ничего не говорите...
Воронов зябко передернул плечами, накинул плащ и сел на камень в ногах Кати. Она сидела рядом, обхватив ноги и уткнувшись подбородком в колени, сжалась в комочек и казалась совсем маленькой, худенькой. Но смотрела она строго, сведя брови, и ее большие серые глаза были совсем черными от расширенных зрачков. И нечто властное, повелительное исходило теперь от нее, точно все, что она делала, было очень важным, необходимым; и Воронов подчинился этому и стал смотреть на загустевший в сумеречной хмари горизонт, и оттого казавшийся совсем близким, на темнеющее с каждой минутой море, все выше и выше обманчиво поднимавшееся в тяжелое облачное небо. Где-то у выхода в залив стоял сторожевой корабль, заметный только по кормовым огням. Вдруг оттуда взметнулась зеленая ракета; она быстро осветила низкие сизые облака и, словно оттолкнувшись от них, долго падала, печально угасая.
Воронов следил за ракетой с каким-то странным чувством; ему показалось на мгновение, что все это он когда-то уже видал: и тусклое холодное море в этом дрожащем изменчивом свете, и далекий расплывчатый кораблик с красными огоньками... И она, сидевшая рядом, тоже была тогда, давным-давно, с ним. И тогда он испытывал такое же томительное чувство светлой и легкой грусти...
Он потянулся к Кате, взял ее руку - прижался к ней щекой. Ее шершавая рука была холодной и вялой. Он прикоснулся к ней губами и начал осыпать легкими поцелуями.
Катя резко отдернула руку и встала.
- Зачем вы это делаете?
- А?! Извините, я пошутил, - Воронов пожал плечами и вдруг понял, что сказал совсем не то.
Катя вскинула голову.
- Спасибо за шутку.
Быстрым упругим поскоком, словно кабарга, она полезла по высоченному глинистому откосу.
- Куда же вы?
Она обернулась и сказала, прищуриваясь:
- Я тоже хочу пошутить.
Воронов кинулся за ней:
- Подождите, Катя!
Он хватался за какие-то кривые корявые ветки кустарников, разбивал сапогами податливые глинистые комья, спотыкался и лез на четвереньках, стараясь догнать ее на откосе. И в тот момент, когда он уже поравнялся с ней и до вершины оставалось всего шагов пять, тонкая черная березка, за которую Воронов ухватился, выдернулась с корнем. Он, широко раскинув руки, опрокинулся на спину и покатился по откосу. Когда он наконец задержался, зацепившись за кустарник, и посмотрел наверх, то увидел на самой вершине утеса смеющуюся Катю.
- Подождите меня!
Она приветливо помахала рукой. Но когда Воронов вылез на откос, ее уже не было. Он пытался кричать - безответно. Несколько минут он простоял неподвижно, ожидая, что Катя появится откуда-нибудь из-за темной стены кустарника, прислушивался, но ни хруста веток, ни шороха сухой прошлогодней травы - тишина. Лишь тоненько и насмешливо позванивала заряночка, словно дергала балалаечные струны: "Динь-динь, трень-брень набекрень".
- Подходящая шутка, - произнес Воронов вслух и пошел напрямую на эту темную таинственную стену, по-медвежьи подминая хрупкий кустарник, обдававший его горьковатой свежестью.
Плутал он долго и только к полуночи пришел в Нахаловку. Возле забродинской избы он тщательно обтер глинистые следы на плаще, на брюках, на сапогах и после этого постучался в дверь.
3
Через несколько дней Воронов принимал отдельное прорабство Михаила, которое находилось на отшибе, в строящемся рыбном порту. Пока что на месте будущего порта рыбников стояло полдюжины дощатых бараков да возле самой кромки моря маленький слип - несколько рельсовых путей, уходящих под воду, на которых неуклюже громоздились высокие, с двухэтажный дом, деревянные ящики - опалубка под будущие массивы-гиганты.
Бухта была с обрывистыми скалистыми берегами.
- Интересный здесь профиль работ, - говорил Воронову главный инженер Синельников, статный, моложавый, с черными усиками, с карими подвижными глазами. - Пирсы будем строить, да еще из массивов-гигантов, скалу убирать... Подземные склады. Жилищное строительство. Словом, здесь целый участок. Ну как, справитесь?
- Постараюсь.
Воронов жадно оглядывал с пологой лесистой сопки черные угрюмые берега небольшой бухты. К ним вплотную подступала светлая поросль тайги, местами уже порубленной; на этих проплешинах одиноко и удивленно тянули в небо сухие черные шеи башенные краны. А под ними, если приглядеться, полускрытые свежей листвой подлеска, проступали красные остовы будущих зданий. Дальше, туда по горбатым увалам, уходили в густую синюю дымку городские кварталы, оторванные друг от друга, словно залитые этим зеленым половодьем тайги. Словом, города в обычном понятии здесь еще не было - он пока только проступал, проклевывался из-под земли на огромной площади и назывался в каждом месте по-разному: рыбный порт, судоремонт, рудник, вокзал и т.д.
"Ну что ж, начинать, так уж здесь, - думал Воронов. - Участок здесь будет действительно интересный"
Затем он вместе с главным инженером прошел по всем объектам. Их сопровождал Михаил Забродин и торопливо, потряхивая своей белесой челкой, давал пояснения.
- Первый жилой блок, - остановился он возле строящихся домов, замкнутых в большой четырехугольник. - Квартиры однокомнатные, с отдельным входом. Заселены будут строителями. В центре, во дворе, будут ясли и детсад.
Все вокруг было перекопано, огромные отвалы земли доходили до окон второго этажа; отрытые траншеи под канализацию, под водопровод были завалены битым кирпичом, мусором и осыпавшимся грунтом. Местами через траншеи были проложены мостки, по которым рабочие подвозили к крану кирпич в тачках. Люди ходили резво, весело, и со стороны казалось, что дела идут прилично. Но Воронов смотрел не со стороны. "Черт возьми! - думал он. Это же надо так обвалить себя со всех сторон землей, что ни подъехать, ни подойти. А ведь в каждом приказе долбят, что коммуникации надо заканчивать вместе с фундаментами, потом уже приступать к кладке стен. На словах одно - на деле другое... Ведь на подготовленном месте и разворот другой. А тут попробуй покрутись..."
- Хоть бы транспортеры установили, - сказал Воронов Михаилу с плохо скрытым раздражением. - Чего людей зря гонять с этими тачками?
- Нет транспортеров, - развел руками Михаил.
- Как нет? - Воронов недоуменно смотрел то на Забродина, то на Синельникова. Еще сегодня утром он был на складах и собственными глазами видел целую шеренгу новеньких транспортеров, стоящих во дворе под надежной складской смазкой. - А там, на складе, не годятся, что ли?
- Там годные, - сказал Михаил. - Но это резерв.
- Чей?
- Главного инженера, - ответил Синельников, беря Воронова под руку. Скоро бетон пойдет в доке. Вот и берегу для этого. Раздай по участкам потом соберешь поломанные. А рисковать перед бетоном не имею права.
Затем они спустились вниз, туда, где о береговую кромку сутолочно бились волны. Здесь, на рельсовых путях, на низких тележках стояли высоченные ящики - опалубка под будущие массивы-гиганты. Их было восемь штук. По узенькой шаткой стремянке все трое поднялись на один из гигантских ящиков. Внутри ящика, в частых переплетах арматурных сеток, лазали монтажники, вязали проволокой стальные прутья. В двух местах вспыхивали округлые языки сварочного пламени, при солнечном свете они казались осколками синеватых стекол. Ближняя сварщица в синем комбинезончике, сидевшая прямо на арматурных прутьях, откинула защитный козырек, и Воронов узнал Катю. Он приветливо кивнул ей. Катя внезапно, словно не по своей воле, улыбнулась и быстро натянула на лицо козырек, точно хотела скрыть эту непрошеную улыбку.
- Вот из каких красавцев пирсы-то будем строить, - окидывая взглядом огромные ящики, говорил Синельников. - Это же настоящие корабли из железобетона!
Главный инженер гордился массивами-гигантами, потому что они были его детищем. Проекты на них до сих пор не прислали из Ленинграда, поэтому Синельников запросил разрешение в совнархозе и спроектировал сам за несколько бессонных ночей.
Воронов слышал это и теперь придирчиво осматривал опалубку, поглядывая изредка на уверенное, решительное лицо Синельникова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15