Солнышкин давно без всяких слов мечтал совершить настоящий подвиг, но сказал:
— А ты бы написал стихи.
Пионерчиков пожал плечами. Поэтом становиться он не собирался. Во-первых, на земле и так много поэтов, а во-вторых, он вовсе не хотел, чтобы его ругали школьники, которым зададут учить лишнее стихотворение из «Родной речи». Напечатают, а потом отдувайся на каждой улице!
А в общем, им всем было очень хорошо. Небо синело без единого облачка. Солёный ветер овевал лица друзей. Они мечтали о подвиге.
И в это время далеко-далеко, у горизонта, двадцатью градусами ниже экватора, появилось маленькое пятнышко.
— Остров! — крикнул Солнышкин.
— Нет, — сказал Перчиков, — это облако.
— Человек за бортом! За бортом человек! — закричал Пионерчиков и, с трудом оторвавшись от крашеной палубы, бросился в рубку.
МИСТЕР ПОНЧ, ЧТО ЗА ВСТРЕЧА!
Это было невероятно. Среди пустынных волн Индийского океана ясно обозначилась фигурка, размахивающая руками.
Перчиков в отчаянии схватился за голову: где-то неподалёку случилось кораблекрушение, и он не принял сигнал SOS! А Солнышкин метался по палубе. Настоящий аврал, настоящее кораблекрушение!
Всё короче становилось расстояние до потерпевшего, и Перчиков с недоумением поворачивался к Солнышкину, а Солнышкин к Перчикову.
Навстречу им бежал по волнам маленький аккуратный плотик под белым треугольным парусом. Впереди паруса, в креслице, сидел коричневый старичок, и, положив ногу на ногу, приветливо помахивал шляпой. В правой руке он держал бамбуковую удочку, на которой висел большой кусок солонины.
На висках старичка сверкала морская соль, на ногах блестели надраенные ботинки. И — поразительно! — его плотик бежал против ветра и против течения…
Но это было ещё не самое удивительное.
Необычный мореход поравнялся с судном. Друзья ответили на его приветствие и ахнули, а Солнышкин даже выронил за борт кисть: плотик тащила в упряжке огромная акула. Кусок солонины манил хищницу, и подгонять её не было никакой надобности. Стоило отвести в сторону приманку, и рыба меняла направление вслед за ароматным куском.
Трижды описав возле судна круг, плот подпрыгнул и остановился.
На борту «Даёшь!» уже толпилась вся команда. И теперь посмотреть на странного мореплавателя торопился капитан Моряков. Но едва он подлетел к борту, как протянул вперёд руки и воскликнул:
— Мистер Понч, что за встреча!
— Мистер Моряков! — Привстал от удивления старик и так дёрнул удочкой, что едва не улетел следом: акула прыгнула за мясом.
— Поднимайтесь же к нам! — торжественно пригласил Моряков и протянул Пончу руку.
— Не могу, — сказал мистер Понч, показывая на упряжку.
Без него акула утащила бы плот или сбежала сама, а рисковать плотом, таким «рысачком», ему, конечно, не хотелось.
— Везёт же нам на встречи! — сказал Моряков.
— Да, — усмехнулся Понч, — помните, как мы с вами встретились за мысом Доброй Надежды? Это, кажется, было лет двадцать назад.
— И при каких обстоятельствах! — заметил Моряков. — Вы плыли, кажется, на последнем бревне плота.
— О да! — сказал старичок и улыбнулся: — Мистер Борщик угостил меня тогда прекрасным салатом!
Польщённый Борщик гордо посмотрел на всех и тут же выбрался из толпы.
— Я помню, — сказал Моряков, — вы предприняли тогда плавание с очень интересной целью.
— О, я просто доказывал, что в пятьдесят лет можно совершить кругосветное плавание в одиночку, — вспомнил мистер Понч.
— Ого! — сказал Солнышкин и, навострив уши, придвинулся к самому борту.
— А помните, как мы встретились с вами десять лет назад? — спросил Моряков. — У берегов Южной Америки?
— Конечно! — воскликнул мореплаватель. — У мыса Горн! Ещё бы! Мистер Борщик угощал меня тогда щами! — И он так сладко вздохнул, будто не было ничего на свете вкуснее, чем щи, приготовленные Борщиком десять лет назад.
— Кажется, вы тогда тоже доказывали что-то очень интересное? — припомнил Моряков.
— О да! — сказал Понч и быстро приподнял удилище, потому что из воды слишком высоко высунулась акулья морда. — О да! — повторил он. — Тогда я доказывал, что можно совершить одиночное кругосветное плавание в шестьдесят лет. — И он отодвинул ногу: акула уже начинала пожёвывать башмак.
— Вот это да! — застонал Солнышкин. — Вот это жизнь!
Он уселся на борт и свесил вниз ноги. Солнышкин решительно был готов перебраться юнгой к старому мореплавателю! Но Перчиков ревниво посмотрел на него и втянул на палубу. Радист сделал это очень вовремя, потому что лошадка мистера Понча начала резво менять направление.
— Теперь всё понятно! — Моряков повёл могучими плечами. — Сейчас вы доказываете, что все океаны можно пересечь и в семьдесят?
— Вы угадали, мистер Моряков! — поклонился Понч.
— А куда же вы сейчас держите путь?
— К острову Тариора.
— О! — воскликнул Моряков. — Так мы идём туда же. Давайте мы вас немного подбросим, вы отдохнёте.
— Что вы! — закачал старик головой так, что с висков на ботинки посыпалась тонкая морская соль. Он аккуратно сдул её. — Это уже не будет считаться одиночным плаванием!
— Но ведь это совсем немного, — попробовал убедить его Моряков.
— Честность — до дюйма, — строго сказал Понч и посмотрел в глубину, как там ведёт себя его живая машина…
Вода тихо плескала между брёвнышками плотика, ножки кресла мягко погружались в неё и тут же всплывали.
«КОМАНДА, СМИРНО!» — ГОВОРИТ МОРЯКОВ
В это время произошло нечто неожиданное.
Дело в том, что не один Солнышкин был бы рад пуститься в дальний путь с Пончем.
На борту парохода «Даёшь!» был ещё один человек, который мечтал о чудесах и необыкновенных странствиях.
Из-за спины Морякова показалась седая голова и раздался голос старого Робинзона:
— Мистер Понч, так, может быть, вы возьмёте с собой до острова одного пожилого джентльмена, который всю жизнь думал о таком плавании? — И Робинзон с улыбкой приподнял фуражку. — Мне кажется, ваше плавание только выиграет, если на плоту некоторое расстояние пройдут два семидесятилетних моряка.
Понч с интересом посмотрел на Робинзона и, не колеблясь, сказал:
— С удовольствием! Но всё зависит от капитана.
Старый Робинзон повернулся к Морякову. Тот бросил взгляд на акулу, потом на Понча и махнул рукой:
— С мистером Пончем куда угодно! Но Робинзон уже сбегал вниз по трапу с криком: «До встречи на острове!» Из кармана его кителя торчал окуляр подзорной трубы.
В это время, расталкивая команду, к борту протиснулись Борщик и Пионерчиков с тарелками в руках.
— Отведайте! — крикнул раскрасневшийся кок.
— Я очень тороплюсь, — извинился Понч.
— Ну хотя бы компот! — взмолился Борщик.
— Ну, компот, пожалуй, — сказал мистер Понч. Качая от удовольствия головой, он выпил компот и положил в кружку косточки от ягод, чтобы не засорять океан: Понч гордился своей аккуратностью.
Потом он поклонился экипажу «Даёшь!», благодаря за гостеприимство, и протянул акуле бамбуковую палку с солониной. Плотик тотчас же рванулся вперёд.
— Стойте, мистер Понч! — крикнул капитан вслед. — Может быть, вы в чём-нибудь нуждаетесь?
— Ровным счётом ни в чём, — махнул Понч шляпой. — Сегодня океан подарил мне даже коробку великолепных сигар.
Старик показал на коробку, которую часа два назад вышвырнул в океан Моряков.
Старый моряк ещё раз махнул рукой, повёл шестом, и плотик, как весёлый кузнечик, поскакал к горизонту.
— Команда, смирно! — крикнул вдруг Моряков и подтянулся, выпятив грудь. — Перед такими стариками нужно стоять по стойке «смирно».
И Солнышкин тоже вытянул руки по швам.
— Слушайте, слушайте, мистер Понч! — спохватился вдруг капитан. — Но когда же мы встретимся?
Старый мореплаватель придержал колесницу и, сделав в воздухе сальто, прокричал:
— Лет через десять, в океане! Я надеюсь доказать, что это можно сделать и в восемьдесят. — И, перевернувшись ещё раз, он погнал к синему горизонту свою зубастую кобылку.
Уже наступил вечер, а визит Понча никому не давал покоя. Петькин бурчал:
— Задаром я бы ввек не поехал!
— Дурак! — посмотрел на него Федькин. Солнышкин метался по палубе. Ему снова не повезло: Перчиков катался на ките. Робинзон едет на акуле, а он — на обычном пароходе. Солнышкину хотелось чего-то необыкновенного!
ЧТО-ТО НУЖНО ДОКАЗАТЬ
— Вот это да! — всё ещё вздыхал Солнышкин.
— Вот это дед! — сказал Пионерчиков. — Такого можно занести и в Книгу почёта. Только вот то, что он третий раз доказывает одно и то же, это, по-моему, ерунда!
— Ерунда?! — возмутился Солнышкин. — Да я бы проплыл десять раз. Зато все моря, все океаны! А, Перчиков? И один, кругом акулы, кальмары, штормы, а он один и ничего не боится!
— Десять раз я, может, и не поплыл бы, — подумал вслух Перчиков, — но один раз в жизни что-то доказать нужно. Каждый человек что-то должен в жизни доказать.
Из-за океана поднялась такая громадная луна, что Перчикову казалось: через десять минут пароход, как ракета, ткнётся в неё носом и можно будет вступить на лунный берег. «Но до лунного берега, — думал он, — надо ещё добраться! Это нужно ещё доказать!»
Перед Пионерчиковым в воздухе носились тысячи прекрасных слов. Они проплывали рядом. Казалось, только дотянись — и они в руке. В руке! Но и это ещё требовало доказательства!
Солнышкин не знал, что он будет доказывать, но ему хотелось доказать что-то очень хорошее. Большое и светлое, как луна, которая скользила за лёгкими облаками.
— А доказывать нужно каждый день, каждый час, — решительно сказал Перчиков. — Вот хотя бы энергия моря! — Он ткнул пальцем за борт, посмотрел вниз и вдруг с воплем повис на борту.
Солнышкин и Пионерчиков подбежали к нему: уж не кальмар ли вцепился радисту в носик? Но они и сами вскрикнули от восторга: вокруг парохода горели миллионы зелёных и голубых светлячков. Одни поднимались вверх, сверкали, а потом, как на парашюте, ныряли в глубину, и там становилось светло и уютно. Другие колебались на поверхности, будто вместе с волнами вежливо кланялись большому знаменитому пароходу. Южные моря приветствовали «Даёшь!» дружеским салютом.
— Банки! Сачок и банки! — крикнул Перчиков. — И вы сейчас увидите такое зрелище…— Он даже присвистнул от удовольствия.
Через десять минут Солнышкин и Пионерчиков тащили банки, а с ними Борщика, который никак не хотел расставаться с такой замечательной посудой!
— Чудак, — сказал Перчиков, — смотри! — Он зачерпнул банкой воды, и на палубе, как маленькая ракета, загорелся ясный фонарик. — Смотри, вот тебе твои банки! — говорил Перчиков и ставил на палубу фонарик за фонариком. И в каждом из них, будто улыбаясь, покачивался большой и добрый огонёк.
— Секунду, — сказал Перчиков. — Одну секунду!
И все почувствовали, что он затевает что-то необычное. Радист бросился в рубку и протянул руку к рубильнику.
— Что вы делаете? — спросил у радиста озадаченный Моряков.
— А вот что! — крикнул Перчиков и выключил на палубе свет.
И в тот же миг вся палуба осветилась волшебными огоньками, будто на палубе шёл какой-то очень весёлый карнавал. Команда расхватывала банки, а Перчиков улыбался: это только начало!
— Что же это? — спросил Солнышкин, когда радист спустился вниз.
— Это такие светлячки, — торжественно сказал Перчиков, — за которых жители ближайших островов отдают самые большие драгоценности. Ведь даже в этих морях они встречаются очень редко. Мы осветим ими весь пароход!
— При таких светлячках можно делать любую операцию! — восхитился Челкашкин.
— И ни одна мышь не заскребётся, если их поставить на камбузе! — сказал Борщик.
«И можно писать стихи», — подумал Пионерчиков.
— При их свете очень хорошо петь морские песни, — усмехнулся Федькин и, тронув струны гитары, завёл песню про то, как на далёком острове Таити жил с попугаем бедный негр Тити-мити.
Словно большой светлячок, «Даёшь!» уютно покачивался под эту песню.
А на трюме, под тентом, лежал бывший артельщик Стёпка. Он смотрел на зелёные огоньки и бормотал:
— Милые светлячки, добрые светлячки! Это очень хорошо, что за вас платят самыми большими драгоценностями!
Солнышкин любовался яркими огоньками из рубки. Он заступил на вахту и стоял у штурвала.
ТЕПЕРЬ СВЕТИТЕ СКОЛЬКО УГОДНО!
Ещё вся палуба нежилась в крепком, предутреннем сне, когда артельщик открыл глаза и приподнял голову. За бортом вода нашёптывала колыбельную и покачивала юный экипаж.
Стёпка протёр глаза и осторожно стал пробираться между спящими. У камбуза он прихватил громадную банку, на цыпочках подошёл к борту и с досады плюнул. Хоть бы один порядочный светляк! Он трусцой подбежал к другому борту — там тоже было темно.
— Драгоценности! Вот тебе драгоценности! — От злости он чуть не швырнул банку за борт. Но вдруг что-то смекнул.
Рядом с Федькиным тихо, словно боясь его разбудить, мерцали два маленьких огонька. Артельщик подполз к банке, но огоньки зорко вспыхнули. «Тихо», — погрозил им пальцем Стёпка и, взмокнув от страха, запустил в банку пятерню.
В руке что-то затрепыхалось. «Есть!» — весело ухмыльнулся артельщик. Но, раскрыв ладонь, он ничего не увидел. В потном кулаке светлячки не горели!
Тогда артельщик опустил их в банку, и светлячки замерцали. «Ничего, загоритесь!» — пригрозил он и потрусил по каюте. Отовсюду лился мягкий зеленоватый свет.
— Хорош, — сказал Стёпка и потихоньку стал вылавливать светлячков в свою банку.
В каютах становилось темно. Но зато в его руках банка так засветилась, будто в ней кипело зелёное солнышко, и артельщик испуганно завертел головой. «Хе-хе, хватит, хватит света, — подумал он и, забежав к себе в каюту, бросил на банку старый фартук. — Теперь светите сколько угодно, пожалуйста!» Он ещё себя покажет! Закрыв дверь на ключ, Стёпка отправился в рулевую драить палубу.
ЭТО НЕ ПОЖАР, СОЛНЫШКИН!
Едва ступив на порог, артельщик услышал крик птиц, посвистывание ветра и голос Морякова:
— Право руля, Солнышкин! Вы слышите эти крики?
— Слышу, — ответил Солнышкин.
— Это близко земля, это скоро рассвет, — сказал Моряков.
Солнышкин повернул судно, и впереди по носу загорелась тонкая и быстрая полоска зари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20