— Еще бы.
— В том смысле, что сколько бы ты выдержал?
— В мясорубке? Думаю, не слишком долго.
— Я не о мясорубке. Я про другое. Я про нее.
— Про нее? А она еще хуже?
— В этом-то и штука. Я слышал, что эта чертова баба мурыжит свои жертвы по три месяца.
— Три месяца?
— И делает это с ними снова, и снова, и снова.
— Делает что?
— Трахает их. Заставляет заниматься с ней сексом утром, днем и вечером, словно рабов.
— Не бейте его, шеф.
— Поздно, Барри. — Я хорошенько двинул Дэнни в челюсть справа. Удар отшвырнул его на картон.
— Безмозглый ублюдок!
— Есть и светлые стороны, шеф.
— Какие светлые стороны?
— Если бы вы провели три месяца в качестве исполнителя ее сексуальных прихотей, вы бы никогда не закрыли свое дело.
— Ты прав. — Я с трудом поднялся на ноги, подошел к Дэнни и хорошенько его пнул.
— Этого вычеркиваете, шеф?
— Да, Барри, да.
— Здорово. Куда теперь?
Я кивнул на неоновую вывеску.
— Она ни о чем тебе не говорит? — поинтересовался я.
— На ней написано «выход», шеф. А как еще прикажете понимать?
— Проснись, Барри. Здесь я выступаю как Ласло Вудбайн, в конце главы получивший по голове и очнувшийся в переулке. Вудбайн появлялся лишь в четырех местах, помнишь? Так которое следующее по списку?
— Бар, шеф, где вы проводите время в непринужденных беседах. Этого у вас не отнимешь.
— Последнее замечание я пропускаю мимо ушей. А насчет бара ты прав. Может, угадаешь название?
— Наверное, бар Фанджо, шеф?
— Как всегда, не так ли?
Как всегда. По крайней мере в рассказах о похождениях Ласло Вудбайна. Лучшим приятелем Вудбайна был бармен по имени Фанджо. Вудбайн всегда ходил в его бар, проводил время в непринужденных беседах и выслушивал обстоятельства дела очередной клиентки. Серьезность таких дел не всегда бросалась в глаза, но непременно обнаруживалась впоследствии. Клиентки, как это часто бывает, сначала стеснялись его, но в конце концов он добивался их симпатии, и они помогали ему раскрыть дело. Где бы он ни был, Вудбайн всегда оставался на высоте.
— Так идемте же, — сказал Барри. — Не будем нарушать традицию.
Я толкнул входную дверь и оказался в мрачном коридоре, а оттуда — в не менее мрачном баре.
Я сказал «в не менее мрачном», но это мягко сказано. В баре царила гнетущая атмосфера. То есть в ней не было жизни. Внутри было безрадостно, неуютно и тоскливо… Скорбный, печальный, мрачный и даже траурный бар. Бар, навевавший хандру и уныние, меланхолию и печаль. Бар, вызывающий горечь. Пивная слез. Кабак скорби. Забегаловка…
— Заходи, — сказал Фанджо. — Я недавно сделал ремонт.
Я покосился на толстяка. Он стоял за стойкой, здоровый как боров, и улыбался, как перееханная автомобилем кошка. Фанджо был необъятен, то есть…
— Я сказал, заходи.
— Извини, Фанджо, — сказал я. — Я просто подумал вслух.
— Если это прикол, то отстойный. Мы расхохотались.
Впрочем, не помню, почему. Фанджо пригласил меня к стойке, и я сел прямо напротив него.
— Новые стулья, — заметил я.
— Сорт что надо.
Мы снова расхохотались. Потом перестали.
— Не понимаю, чего мы так веселимся, — сказал Фанджо.
Я снял фетровую шляпу и поправил края.
— Думаю, все дело в игре слов и юморе от сортира, — объяснил я. — Ты сказал «отстойный», я сказал «стул», ты сказал «сорт», как в слове «сортир», и мы засмеялись.
— Мы с тобой два чудака, — сказал Фанджо. Так оно и было.
— Итак, — сказал Фанджо, когда мы кончили смеяться и он налил мне стакан бурбона и подал тарелку чипсов. — Не пора ли нам расстаться со своими стульями и, как раньше, перейти в кресла?
Я посмотрел на кресла Фанджо.
— Чересчур большие. Где ты их купил?
— В «Биг Черс».
— Это самые большие, которые у них были?
— Самые маленькие.
— Понял, — сказал я, хотя ничего не понял.
— Вижу, что понял, — сказал Фанджо. Впрочем, я не поверил.
Мы снова рассмеялись — так, на всякий случай — и я принялся за свои чипсы.
— Ну, — сказал толстяк, — рассказывай, как дела?
— Не дела, а дело. О саквояже.
— О саквояже? — Фанджо присвистнул. — Только и слышу сегодня, что «саквояж».
— Правда?
— Ей-богу. Возьмем хотя бы сегодняшнее утро. Стою я за стойкой, работаю, и вдруг входит парень. Обычный такой. В костюме, галстуке, в начищенных ботинках. Но с головой что-то странное.
— С головой?
— Головка такая маленькая. Размером с апельсин.
— Будет врать-то.
— Клянусь, так и было. Парень заказал пива, но видит, что я на него уставился, и говорит: «Валяй, спрашивай». А я говорю: «О чем?» А он говорит: «О моей голове». А я: «Больно надо». А он: «А я и так скажу». И сказал. «Так было не всегда», — начал парень, показав на свою голову. — «Когда-то я служил главным корабельным старшиной на „Мэри Грей“, первоклассном крейсере, приписанном к Сан-Франциско. Женщины меня никогда не пропускали, и подобная работа была как раз по мне. Элегантная форма и множество одиноких женщин, ищущих любви. Я был нарасхват днем и ночью. Сказка».
— Сукин сын, — сказал я.
— Вот уж точно, — согласился Фанджо. — «Ну вот, — продолжал парень. — Плыть до Сан-Франциско оставалось еще несколько дней, а я крутил с одной молодой богатой наследницей, предпочитавшей заниматься любовью в спасательной шлюпке. Однажды ночью она неудачно повернулась, и я оказался за бортом. Корабль ушел, и я остался один посреди океана. Я думал, что мне конец, но как-то держался на плаву. Я несколько раз терял сознание, когда однажды увидел лодку, а в ней человека, гребущего меч-рыбой, словно веслом. Впрочем, моих криков о помощи он не услышал, а через несколько дней меня выбросило на необитаемый остров. Еды было вдоволь. Я ловил рыбу, ел фрукты и выжил. Но я сходил с ума от одиночества и отсутствия женского общества, так хотелось перепихнуться. И вот однажды, когда я брел вдоль пляжа, я наткнулся на этот саквояж».
— Саквояж? — переспросил я.
— Саквояж вуду, — пояснил Фанджо. — Но продолжу рассказ от лица того парня. «Я его сразу узнал, — сказал парень. — Некоторое время назад я был на Гаити в одном из туземных поселков. Хотел поглазеть на черных девочек, танцующих нагишом. На одном из жертвенников я и приметил точно такой же саквояж. Он был весь покрыт черепами. Жутковатая штуковина».
— Враки, — сказал я.
— Заткнись, — сказал Фанджо. — «Ты освободил меня от саквояжа вуду, — сказала джинья, — в котором я провела в заточении тысячу лет. Чтобы вознаградить тебя, я выполню любое твое желание». Мне нужно было приказать ей помочь мне убраться с этого острова, но я этого не сделал. Передо мной стояла красивая женщина, и я лишь промямлил: «Хочу заняться с тобой любовью». Но красавица покачала головой: «У джиннов нет этих органов». Она показала на свою паховую область. Я был в отчаянии и сказал…
— … Тогда как насчет маленькой головки?
— Верно, — сказал Фаджо. — Как ты догадался?
— Это старая шутка. Ее все знают.
— Я не в курсе, — сказал толстяк. — Так ты считаешь, он все это выдумал?
— Я считаю, что выдумываешь ты.
— Неужели? — Фанджо сунул руку под стойку и вытащил крошечную шляпу. — А что ты скажешь по поводу этого? Он оставил.
Я внимательно осмотрел шляпу.
— Это кукольная шляпа, — сказала я Фанджо. — Точнее, шляпа перчаточной куклы по имени Норрис. Ее придумал художник Альберт Таппер еще в пятидесятых годах. Кроме того, им была написана целая серия книг о приключениях Норриса. Норрис был фурункулом на шее одного владельца ночного клуба и вечно попадал в смешные ситуации. К сожалению, мир еще не был готов к книгам о бубонах, и Альберт умер, став трагической жертвой идиотского несчастного случая, в котором не обошлось без резиновых лент и купальной шапочки. Фанджо присвистнул.
— Похоже, ты разбираешься в сопутствующей продукции, — сказал он.
— Приятель, в моем деле необходимо знать многие мелочи.
— Извините, шеф, — сказал Барри. — Ненавижу вас перебивать, но хоть непринужденная беседа — важная часть методологии Ласло Вудбайна, нутром чую, мы зря теряем здесь время.
— Терпение, Барри. Скоро все прояснится.
— Ладно.
— Жаль, что ты не веришь рассказу о человеке с маленькой головой, — сказал Фанджо. — Может быть, если я покажу тебе саквояж…
— Он оставил саквояж? Саквояж вуду?
— Он сказал, что ему неловко носить его с собой. Сказал, что на него все оборачиваются.
— Немедленно покажи саквояж.
— Конечно, — сказал Фанджо, сунув было руку вниз. — Нет, подожди. Сейчас обслужу этого посетителя.
Я повернулся, чтобы взглянуть на посетителя, и, могу признаться, мне понравилось то, что я увидел.
Она была прекрасна. Божественна. Елена Троянская. Афродита. Венера. Она была грациозна и величава, с повадками львицы. Она была восхитительна, лучезарна и обворожительна, прелестна и соблазнительна…
— Рада, что вы так думаете, — сказала леди и улыбнулась щербатым ртом.
— Дай я сам предложу даме, — сказал я Фанджо, который уже придвигал ей стакан пива.
— Сразу видно — джентльмен. — Леди повернулась в мою сторону и снова улыбнулась.
— Меня зовут Вудбайн, — представился я. — Ласло Вудбайн. — Можно просто Лас.
— Приятно познакомиться, Час.
— Э-э… Лас. Меня зовут Лас.
— О, прошу меня извинить. — Леди склонила голову набок и ударила себя кулаком в правое ухо. — Кусок морковки застрял у меня в левом ухе, — объяснила она. — Вы знаете, как это бывает, когда уплетаешь за обе щеки. Голова оказывается чуть ли не в салатнице.
Я согласился. (Еще как!)
— Я всегда говорю: не упускай возможность нажраться до отвала. — Леди щербато улыбнулась.
— Абсолютно с вами согласен.
— Еще бы.
Обслужив даму, Фанджо повернулся ко мне.
— Еще стаканчик, сэр? — поинтересовался он.
— Хочу взглянуть на саквояж, — сказал я.
— Да, да, конечно… Куда же я его подевал? Пока он искал, я соображал, как разговорить даму.
И посмотреть, к чему это приведет. Ослепить ее своим остроумием. Сделать ее мягкой, как пластилин. Завладеть всеми ее струнами.
— Вы не похожи на толстушку, — сказал я.
— Льстец, — парировала она, закатив мне такую пощечину, что вылетело несколько пломб. — Я вижу тебя насквозь!
Я улыбнулся, вложив в улыбку все свое обаяние.
— Я не мог видеть вас в каком-нибудь фильме?
— Может быть. — Она залпом осушила стакан и вытерла подбородок.
— Точно, видел, — сказал я. — Сейчас вспомню имя.
Леди повернулась в профиль и показала на свой нос.
— Есть, — сказал я. — Вы — Джабба Хатт. Леди врезала мне со всего размаху.
— Казанова, — хихикнула она. — Роковой мужчина.
Я подвигал челюстью. Вроде не сломана.
— У вас хорошо поставлен удар, — сказал я тоном человека, знающего толк в таких вещах. — А как вам вот этот?
И я пнул ее в живот.
Леди согнулась пополам, но быстро выпрямилась.
— Вы очень любезны с дамами, — сказала она и ударила меня головой в лицо.
Я упал, больно ударившись шеей. Однако я знал, что победа будет за мной. Я вскочил на ноги и обрушил на леди табуретку.
— Как думаете, чья возьмет?
— Моя, — сказала леди и выхватила нож.
— Не хотел прерывать воркование двух голубков, — сказал Фанджо, — но я нашел саквояж.
Ногой я выбил у леди нож и ударом по голове поверг ее ниц.
— Сейчас вернусь, дорогая. Фанджо водрузил саквояж на стойку.
— Ну, что скажешь? — поинтересовался он. Я окинул саквояж профессиональным взглядом.
— Боже мой. Думаю, это тот самый. Саквояж был около двадцати дюймов высотой, имел форму саквояжа, был покрыт черепами и отлит из гипса. Мамаша Билли сказала, что я его сразу узнаю, как только увижу. И вот пожалуйста.
Я даже не знал, что сказать. Я искал этот саквояж долгие десять лет. Объездил все от Брэмфилда до Брентфорда. Где только не был. Пересек нехоженые пустыни, бороздил заснеженную тундру, колесил по дорогам и лазил в горы, истоптал не одну пару обуви, побывал во всех частях света, поднимался в воздух и спускался в пропасти…
— Заткнись, — сказал Фанджо.
— Я потерял дар речи, — сказал я.
— Шутишь?
— Я потерял дар речи. У меня нет слов. Свело челюсти. Я онемел. Проглотил язык. Храню молчание…
— Весь секрет в том, шеф, — сказал Барри, — чтобы вовремя остановиться.
— Ты прав, Барри. Но дело наконец-то сделано. Решено. Обстряпано. В шляпе.
— Да, да, шеф.
— Я преодолел все препятствия, смог противостоять течению, укротил бурю, вернулся домой невредимым…
— И проворонил саквояж, болван!
Я повернулся в некотором замешательстве. В дверях черного хода с пистолетом в руке стоял Дэнни.
— Дэнни, какой сюрприз! А я думал, мы распрощались в том переулке.
— Медленно двигай саквояж вдоль стойки. Медленно! И без резких движений.
— Зачем он тебе, Дэнни? — поинтересовался я, тем не менее подчиняясь приказу.
— Я знаю правду и знаю, что нужно с ним делать. — Дэнни протянул руку за саквояжем.
— Не трогай его, парень.
Я оглянулся. В руке у Фанджо был кольт, который он, очевидно, достал из-под стойки. Кольт был направлен на Дэнни.
— Опусти пистолет, парень. Дэнни опустил пистолет.
— Неплохо, — сказал я.
— Но не отлично!
Я снова оглянулся. Леди уже была на ногах. В руке у нее был «дерринджер», направленный на Фанджо.
— Бросай оружие, — сказала она. — Саквояж отправится со мной.
Фанджо положил пистолет на стойку.
— Неплохо, леди, — сказал я. — Но погодите. Саквояж отправится с вами? Как же так?
— Только я знаю настоящую правду, — сказала леди.
— Я бы мог сказать то же самое про себя, — заявил Фанджо, — но вы не предоставили мне такой возможности.
— Только я знаю настоящую правду, — раздался чей-то голос.
Я оглянулся в третий раз.
У главного входа стоял какой-то человек. Хорошо одетый, в модном галстуке, в начищенных ботинках. Но с его головой было что-то неладное. Слишком маленькая. Величиной примерно с апельсин.
— Бросьте «дерринджер», — приказал даме человек.
Та бросила пистолет.
— Брось свой! — крикнул Дэнни, снова завладевший оружием.
— Бросай свой! — крикнул Фанджо, поступивший так же.
— А ты свой! — крикнула леди, не отстававшая от остальных.
Я стоял прямо в середине. Классическая патовая ситуация из мексиканских фильмов. Фанджо целился в Дэнни. Дэнни целился в Апельсиновую голову. Апельсиновая голова целилась в леди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27