Может, его плохо проинструктировали?
— Ломэн у вас был?
— В первый раз слышу о таком.
— Кто же вам сказал, что я приду?
— Никто.
От удивления я даже остановился.
— Вы что, не ждали меня?
— Ждал, но только после вашего звонка. Он был похож на маленькую темную статую, и только по блеску желтых глаз можно было догадаться, что перед тобой живой человек.
— Хорошо, Пангсапа. Что вы там говорили о вашей вечной любви к монархии?
Не торопясь, он сказал:
— Вы забыли, что к визиту, который состоится двадцать девятого, готовится весь город. Полиция и спецслужбы суетятся вовсю. Они явно чего-то ждут, чего-то очень серьезного, и, по-моему, они даже знают, чего. Так что же вас привело ко мне? Вам нужна информация?
— Вы меня никогда раньше не встречали?
— Вы уже были в Бангкоке.
Все правильно. Мне сказали, что он много знает, а какой же хорошо осведомленный человек не знает, чем я здесь занимался два года назад. Но я все равно продолжал на него давить:
— Вам приходилось иметь с нами дело?
— Я знаю Паркиса.
— Прекрасно.
Паркис работал в Лондонском Центре.
— Давайте поговорим о профессионалах. Я хочу знать, где они сейчас находятся и что задумали? Опять он сбит с толку:
— Я не совсем понимаю, кого вы имеете в виду под “профессионалами”.
— Я имею в виду Винсента, Сорби, Куо.
— А, тогда понятно…
— Быстрый Грек, Хидео, потом этот парень, что работает на мафию, как его?..
— Дзотта.
— Да, да, конечно — Дзотта.
Я снова успокоился. Он, по крайней мере не отрицает, что знаком с Дзоттой. Мафия переправляет большую часть наркотиков из Бангкока через Неаполь в Ресифе — маршрут через Буэнос-Айрес закрылся после смерти Примеро, а убрал Примеро именно Дзотта. Пангсапа все это знает лучше меня. В конце концов, это его бизнес.
— Дзотта — в Ресифе, — сообщил он. — Забудьте о нем.
Внезапно он встал — без всяких усилии, легко.
— А Винсент?
— Винсент в тюрьме, в Афинах. Его, конечно, освободят, но не раньше чем недели через три-четыре, — его люди плохо организованы.
— Сорби?
Его руки вынырнули из складок халата, на черном шелке они казались мертвенно-бледными.
— Никто не знает, где Сорби.
— Где Куо? Хидео? Грек?
— Дайте мне немного времени, — сказал он. — Я все узнаю и свяжусь с вами.
— Цену мы обговорим после. На этот счет у Центра строгие правила. Если есть возможность, надо торговаться. Он пожал плечами:
— Где вас можно найти?
— В отеле “Пакчонг”.
Когда мы шли к двери, я заметил, что система фильтров сменила воду в аквариуме. Теперь в прозрачной воде гордо плавал, переливаясь всеми цветами радуги, победитель. Убийца-профессионал.
Через два дня я совсем было собрался навестить Ломэна и отказаться от задания. Это дело службы безопасности, а не оперативника. Агентов службы безопасности здесь полным-полно, и любой из них может справиться с операцией лучше, чем я. Они знают, что надо делать в такой ситуации. Это их работа.
А с Пангсапа я встретился, потому что он еще может пригодиться. Мало ли какие задания придется выполнять в Бангкоке. В том, что я попросил его разузнать, где профессионалы, нет ничего особенного. Просто я люблю знать, где находятся эти люди. И если, как уверяет Ломэн, у Пангсапа действительно серьезные источники информации, он бы уже связался со мной и сообщил, где они находятся. Кому-кому, а уж ему-то известно, сколько Лондон заплатит за такую информацию. Но, как видно, он ничего не узнал.
Так не пойдет. Совершенно не за что ухватиться. Я шатался по городу без нормального прикрытия, без легенды. Я убедился, что за мной не следят: никому нет дела до того, куда я направляюсь и что делаю.
Теперь я понял, почему Ломэн вызвал меня в Бангкок. Это на него похоже. На мой вопрос, кто втянул в это дело Управление, он не ответил. Он сам и втянул: убедил в правильности своего мертворожденного плана Паркиса и остальных, а меня выбрал в качестве оперативника. Он, должно быть, красиво их уговаривал. Весь его план основывается на одном письме с туманной угрозой. Любой нормальный человек, раз уж он задумал политическое убийство, никогда не станет извещать об этом. Разумеется, в обязанности службы безопасности также входит и защита подопечных лиц от психопатов, и это не пустой звук. В толпе, которая соберется посмотреть на Очень Важное Лицо, наверняка найдутся психопаты. Во время визита Папы римского в Нью-Йорк в городе дежурило восемнадцать тысяч полицейских, саперы проверяли весь маршрут его следования, а на крышах караулили снайперы. И все потому, что пришло несколько писем от свихнувшихся верующих.
Все это обычная полицейская работа. Управление этим никогда не занималось: оно создано для проведения специальных операций. С какой стати начальство послушалось Ломэна?
Я попытался найти его через Варафана, но там он не появлялся после нашего разговора. Тогда я отправился в посольство и спросил, где у них комната № 6. Так меня проинструктировал Ломэн.
Молодой человек, к которому я обратился, не на шутку встревожился.
— Комната № 6?
— Да.
— Вам нужна мисс Мэйн?
— Почему именно она?
— Присядьте, пожалуйста.
Он осторожно засеменил к двери в смежную комнату. Даже не спросил, как моя фамилия.
Вскоре молодой человек, похожий на выпускника “Хэрроу”, вернулся и повел меня по коридору в кабинет, на двери которого была табличка “Атташе по вопросам культуры”. Минут на пять меня оставили в одиночестве, потом вошла то ли девушка, то ли женщина — черт их разберет по возрасту.
— Что вам угодно?
— Скажите, где находится комната № 6? Она посмотрела на меня испытующе. Это — сколько угодно. Работникам посольств всегда нужно несколько дней, чтобы связать две мысли. Известное дело. Меня их тупость даже успокаивает.
— Там сейчас никого нет. Может, я смогу вам помочь?
— Вы что, атташе по вопросам культуры?
— Я секретарь атташе.
— Тогда ваш школяр все перепутал. Мне нужна комната № 6. Если вам это ничего не говорит, извольте — мне нужен человек по фамилии Ломэн.
— Мистера Ломэна здесь нет.
— Господи, Боже мой. Ладно, когда увидите его, передайте, что я пытался связаться с ним весь вечер и что ночным рейсом улетаю в Лондон. Недисциплинированное поведение. Так и передайте начальству.
— Прошу вас, подождите минутку.
Двигается она прекрасно и голос ничего — чистый, ровный. Успокаивающий голос. Может, ее сюда и посадили, чтобы успокаивать крикунов-посетителей, вечно недовольных работой посольства.
Секретаршу сменил какой-то мужчина. Он плотно закрыл за собой дверь и протянул мне руку.
— Садитесь.
— Ладно, — сказал я. — Держите и читайте. — Я бросил свои документы на стол. Они сейчас, наверно, и у посла проверяют документы каждый раз, как он выходит из уборной.
Теперь я понял, почему никого не интересовала моя фамилия. Фамилию можно назвать любую.
Он быстро просмотрел документы.
— И где же точно находится ваша контора? Он рассматривал их, как будто не мог разобрать текст. Я сказал:
— Уайтхолл, 9. Группа связи. Я подчиняюсь Ловетту.
— Как он себя чувствует?
Он придвинул ко мне коробку с сигаретами.
— Вы курите?
— Ловетт чувствует себя прекрасно. На прошлой неделе он был в Риме по делу Карозио, и в Лондоне вместо него остался Билл Спенсер. От вас были Симмс и Уэстлейк. Они…
— Все в порядке, достаточно. Но я думал, что и вы там были.
— Разве в моем паспорте не написано “Париж”?
Он придвинул к себе коробку с сигаретами и закурил.
— Вы еще долго пробудете в Бангкоке?
— Нет.
— Нет?
— Если Ломэн не объявится, я улетаю ночью.
— Он будет только завтра.
— Тогда передайте ему мои наилучшие пожелания. Я поднялся со стула и протянул руку за документами.
Он натянуто улыбнулся:
— Вот уж не ждал, что вы уедете.
— А я здесь не нужен. Справитесь без меня.
— Если не возражаете, я попрошу мисс Мэйн проводить вас.
— Я знаю дорогу.
Жара на улице стояла чудовищная. Я нанял велорикшу и поехал в отель, стараясь не думать о Ломэне, Раз уж ты руководишь оперативником, нечего исчезать и подвергать его проверкам.
Минут через двадцать позвонил портье и сообщил, что ко мне пришли.
— Кто?
— Имени не назвали.
Лучше спущусь вниз, решил я. Не люблю принимать незнакомцев у себя в номере.
В холле, перед выходом во дворик с фонтаном под увитой зеленью решетчатой аркой стояла та самая секретарша и смотрела на меня все тем же немигающим спокойным взглядом. Тень от подбородка резко падала на белую шею. Она неотрывно смотрела на меня, пока я спускался по лестнице и пересекал холл, ступая по мозаичному полу. На ней был чесучовый костюм, коричневые туфли и никаких драгоценностей.
— Я пришла извиниться, мистер Квиллер. Я не узнала вас в посольстве.
В холле было тихо, она понизила голос:
— Я могу называть вас по фамилии?
— Мою настоящую фамилию никто не знает.
— Тогда я буду обращаться к вам по фамилии, которую вы носите сейчас.
— Меня редко узнают секретарши атташе по культурным вопросам. Им больше знакомо лицо Иегуди Менухина.
— Два года назад я была недалеко от Рама IV.
Теперь, когда мы были рядом, я заметил, что у нее с левой стороной лица что-то не так. Кожа прекрасная, но какому-то хирургу-косметологу пришлось изрядно потрудиться.
— Вы из разведки? — спросил я. Она не ответила. Словно и не услышала даже. Тогда я сказал:
— Но вы ведь не из службы безопасности. Это точно.
— Нет.
Она переложила сумочку из одной руки в другую.
— Просто я пришла извиниться. Вы не привыкли к унизительным проверкам.
Я улыбнулся.
— Знали бы вы, каким меня подвергали унижениям.
На обложках трех личных дел после фамилий Дьюхерста, Камингса и моей вымышленной стоят девятка. Она означает: “молчит под пытками”.
— Может, выпьете со мной?
— Нет. Мне пора. Мне сказали — вы сегодня улетаете.
— Совершенно верно.
— Счастливого пути.
Я проводил ее взглядом: она уходила, мягко ступая по мозаичному полу. Немногие женщины сумеют так пройти под взглядом мужчины. Вообще, немногие женщины умеют так красиво ходить.
Я поднялся в номер и уложил вещи. Извиняться приходила, как же. Это не она придумала. Примитивно для такой женщины. Им понадобилось проверить, что я нахожусь действительно в отеле? Это можно было узнать десятью другими способами…
А ну их всех к чертовой матери, я улетаю 204-м рейсом.
Больше в тот вечер ничего не случилось, если не считать звонка Пангсапа. Попросил зайти к нему домой.
Уже стемнело, но многие магазины были еще открыты, и в некоторых витринах меняли оформление: развешивали разноцветные флажки и выставляли портреты Представителя в золотых рамах.
Я вылез из повозки велорикши, не доезжая до дома на Клонг Чула Роуд, и пошел вдоль реки по вечерней жаре. Пангсапа принял меня немедленно:
— Информация, которой я располагаю, стоит пятьдесят тысяч бат.
Информация уже опоздала, но я об этом не сказал. Забавно запустить руку в фонды, выданные Ломэну на оперативные расходы, а потом посмотреть, как его за это отделают в Лондоне.
— Идет, — сказал я.
— Каким образом вы гарантируете мне эту сумму?
— Гарантия — мое честное слово.
— Вашего слова вполне достаточно.
Тут я понял — не надо было приходить. За такие деньги пустяки не продают, значит, у него очень важная информация, а мне она сейчас совсем ни к чему. Не хочу я впутываться в это дело.
Пангсапа мягко сказал:
— Три дня назад один из “профессионалов” переправился через Меконг в Таиланд и сегодня вечером прибыл в Бангкок.
— Кто?
— Куо. Теперь я не мог отказаться от задания.
4. Профессионалы
У каждого профессионала — свой метод. Сорби — душитель; орудие убийства у него почти всегда нейлоновый чулок, редко — веревка. Сорби якшается с завсегдатаями ночных клубов европейских столиц. Они и снабжают его работой. О себе он говорит, что никому не подчиняется, половина его жертв — женщины, работодатели — богатые и важные господа, которым вдруг начинает грозить разоблачение. Сорби стоял за “Тайной голубой комнаты” (Париж, июнь 1964 года, об этом деле газеты трубили на первых страницах; жертва — мадам Латрель-Вуазэн) и за “Делом ангела автострады” (Милан, 1965 год, которое привело к отставке трех членов итальянского правительства). Человек, нанявший Сорби, разумеется оказался ни при чем. Это последнее дело вывело Сорби на политиков, и сейчас поговаривают, что за большие деньги он готов и на политические убийства.
Оружие Быстрого Грека — нож. Он совершил только два убийства, но оба политические и с самыми серьезными последствиями. А подготовлены они были настолько тщательно, что одно из убийств (главы “временного” правительства Боливии) до сих пор считается самоубийством. Грек за свою работу не берет денег — с ним расплачиваются купчими на земельные участки. Поговаривают, что у него пятнадцать тысяч акров земли в Аргентине и Венесуэле. На этой земле скоро должно начаться строительство. Пангсапа сказал, что Быстрый Грек — кокаинист; так что он может и не дожить до тех времен, когда его земли начнут приносить доход.
Винсент — человек дикий и жестокий; если уж взялся за дело — жертву ничто не спасет. Винсент пользуется любым оружием: ножом, пистолетом, ядом, взрывчаткой. Его услуги стоят дешево, а кое-кто даже считает, что он может работать и бесплатно. Он был замешан в попытке переворота в Египте, когда подполковника Ибрагима нашли в запертом “кадиллаке” на дне Нила, — на машину натолкнулась драга.
Японец Хидео — “техник”, эффективность — сто процентов. Оружие — струя цианистого калия, выпущенная из специального устройства. На его счету три политических убийства, в том числе убийство посла Турции в Великобритании. (Тогда золотой карандаш жертвы, найденный на тротуаре Керзон-стрит, помог обнаружить труп в такси, брошенном на Уоллес Мьюз.) Хидео — владелец самой сложной действующей модели железной дороги в Японии.
Дзотта — отпрыск одного из наемных убийц, принадлежавших к “Мёрдр инк.”, дочерней организации американской мафии. Его оружие — мини-бомба. Сам Дзотта утверждает, что устройство рассчитано на одного человека и если правильно подложить, то никто, кроме жертвы, не пострадает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22