Установка сантехники магазин Wodolei 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Даже в позднейшем часто цитируемом письме Сталина к Демьяну Бедному (от 12 декабря 1930 года) высказано именно то понимание «национальной гордости», которое было сформулировано Лениным еще в 1913 году, и согласно которому в историческом прошлом России ценно одно только революционное движение: «Руководители революционных рабочих всех стран, — писал в самом конце 1930 года Сталин, — с жадностью изучают поучительнейшую историю рабочего класса России, его прошлое, прошлое России, зная, что кроме России реакционной существовала еще Россия революционная, Россия Радищевых и Чернышевских, Желябовых и Ульяновых (имелся в виду старший брат Ленина. — В. К. ), Халтуриных и Алексеевых». Между тем вы, Демьян Бедный, возмущался Сталин, «запутавшись между скучнейшими цитатами из сочинений Карамзина и не менее скучными изречениями из „Домостроя“, стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения»367.Исследователь этого периода Ю.В.Емельянов справедливо писал о сталинском послании «запутавшемуся» Демьяну: «Из этого письма ясно, что И.В.Сталин решил отказаться от оголтелой дискредитации русского национального характера… лишь постольку, поскольку это вредило развитию мировой революции»368. Не приходится уже говорить о том, что в качестве объектов «национальной гордости» предложены, главным образом, террористы… До 1934 года в сущности нет и намека на приверженность Сталина собственно русской (а не только революционной) теме. В своем докладе на XVI съезде партии (27 июня 1930 года) он посвятил целый раздел разоблачению «уклона к великорусскому шовинизму»: «Нетрудно понять, что этот уклон отражает стремление отживающих классов господствовавшей ранее великорусской нации вернуть себе утраченные привилегии. Отсюда опасность великорусского шовинизма, как главная опасность» (т. 12, с. 370-371). К этому времени, кстати сказать, уже были арестованы почти все виднейшие русские историки…Позднее, 5 февраля 1931 года, Сталин публикует следующее прямо-таки удивительное рассуждение: «История старой России (вся ее история вообще! — В. К. ) состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били… Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны»369 и т.д. Впоследствии Сталин «вспомнит» и о Дмитрии Донском, и о Суворове и Ушакове, триумфально бивших этих самых «турецких беков», и о сокрушающих победах России над «шведскими феодалами», которые в результате навсегда отказались от каких-либо военных предприятий вообще, и о Минине и Пожарском и т.д. Но, повторяю, это было позже — после 1934 года, явившего собой определенную историческую грань. И опять-таки повторю, что суть дела не в выяснении развития личных сталинских представлений, а в понимании исторического развития самой страны.Приписывание Сталину роли инициатора того (разумеется, весьма относительного) «воскрешения» России, которое совершалось в 1930-х годах, несостоятельно уже хотя бы потому, что в течение всего послеоктябрьского времени в стране было немало пользовавшихся более или менее значительным влиянием людей, которые никогда и не «отказывались» от тысячелетней России, — несмотря на риск потерять за эту свою приверженность свободу или даже жизнь. Ведь именно таковы были убеждения названных выше крупнейших историков во главе с С.Ф. Платоновым, арестованных в 1929-1930 годах! То же самое было присуще Сергею Есенину и писателям его круга (Клюев, Клычков, Павел Васильев и другие), которых начали арестовывать еще в 1920-х годах. И с теми или иными оговорками это можно сказать и о таких достаточно влиятельных в 1920 — начале 1930 годов писателях (пусть и очень разных), как Михаил Булгаков, Иван Катаев (не путать с Валентином!), Леонид Леонов, Михаил Пришвин, Алексей Толстой, Вячеслав Шишков, Михаил Шолохов, да и многих других. Притом нет сомнения, что за этими писателями стояла, как говорится, целая армия читателей, в той или иной мере разделявших их убеждения. Люди этого склада вели более или менее упорную духовную борьбу за Россию, и совершенно ясно, что поворот середины 1930-х годов был подготовлен и их усилиями.Стоит коснуться здесь одного эпизода из жизни Михаила Булгакова — тем более, что он преподносился подчас с грубейшими искажениями. Так, театровед А.Смелянский писал в своем изданном в 1989 году 50 тысячным тиражом сочинении: «Осенью 1936 года в доме Булгаковых были поражены разгромом „Богатырей“ в Камерном театре по причине „глумления над крещением Руси“. В 1939 году урапатриотические тенденции стали официозной доктриной режима».370» Незнакомый с фактами читатель неизбежно поймет процитированные фразы в том смысле, что-де «в доме Булгаковых были поражены» прискорбно , или даже возмущенно… На деле же все было, как говорится, с точностью до наоборот.Пресловутая «опера» по пьеске Демьяна Бедного-Придворова была беспримерным издевательством над «золотым веком» Киевской Руси, — над великим князем Владимиром Святославичем, его славными богатырями и осуществленным им Крещением Руси. «Опера» эта была поставлена впервые еще в 1932 году и всячески восхвалялась. Журнал «Рабочий и театр» захлебывался от восторгов: «Спектакль имеет ряд смелых проекций в современность, что повышает политическую действенность пьесы. Былинные богатыри выступают в роли жандармской охранки. Сам князь Владимир… к концу спектакля принимает образ предпоследнего царя-держиморды» и т.п. (1934, №1, с. 14). Через четыре года, в 1936-м, один из влиятельнейших режиссеров, Таиров-Корнблит, решил заново поставить в своем театре эту стряпню, — явно не понимая, что наступает иное время. «Спектакль» был, если воспользоваться булгаковскими образами, зрелищем, организованным Берлиозом на стишки Ивана Бездомного (еще не «прозревшего»).Е.С.Булгакова записала в своем дневнике 2 ноября 1936 года: «Днем генеральная репетиция „Богатырей“ в Камерном. Это чудовищно позорно». А 14 ноября она записывает: «Миша сказал: „Читай“ и дал газету. Театральное событие: постановлением Комитета по делам искусств „Богатыри“ снимаются, в частности, за глумление над Крещением Руси. Я была потрясена»371. Вот фрагменты из постановления: «Спектакль… а) является попыткой возвеличивания разбойников Киевской Руси как положительный революционный элемент, что противоречит истории… б) огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются… носителями героических черт русского народа; в) дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа… «Все это настолько «отличалось» от насаждаемой ранее идеологии, что «потрясение», испытанное и супругой писателя и, без сомнения, им самим, вполне понятно. Не прошло и десяти дней, как М.А.Булгаков (23 ноября) делает наброски к либретто другой оперы , озаглавленные для начала просто: «О Владимире».372 Он сгоряча преувеличил последствия совершающегося политико-идеологического поворота, но, очевидно, понял затем его «ограниченность» и не продолжил работу над произведением о Крестителе Руси.
* * *
Но поворот все же совершался.Как мы видели, Троцкий был непримиримым противником этого поворота. В первое послереволюционное десятилетие он — о чем подробно говорилось выше — стремился постоянно подчеркивать «видимость» русского национального характера революции, но когда видимость начала становиться реальностью, он не жалел проклятий по этому поводу. Однако совершенно неверно полагать, что яростными противниками «реставрации» были только Троцкий и близкие ему деятели «левацкого толка». Бухарин, который в середине 1920-х годов активнейшим образом боролся против Троцкого, в середине 1930-х годов мог бы быть его вернейшим союзником.В последние годы фигура Бухарина была представлена множеством авторов в заведомо ложном освещении — притом, пожалуй, в большей мере, чем какой-либо другой «вождь». Это искажает и общую картину 1920-1930-х годов, и потому необходимо хотя бы кратко сказать о действительной сущности идеологии Бухарина.В 1930-х годах Троцкий — что вполне понятно — сделал главной мишенью своих обличений Сталина, который в результате стал восприниматься как главный, или даже единственный его враг. Между тем ранее, сразу после окончательного отстранения его от власти в октябре 1927 года, Троцкий совершенно недвусмысленно писал: «Всем известно, что Бухарин был главным и, в сущности, единственным теоретиком всей кампании против троцкизма…»373. Ныне нередко утверждают, что за спиной Бухарина стоял Сталин, который им манипулировал. Но это едва ли верно. Бухарин — что явствует из множества его вполне определенных высказываний — к середине 1920-х годов проникся чрезвычайно тревожными опасениями, полагая, что преобладающее в стране крестьянство, если его охватит сильное недовольство, неизбежно погубит большевистскую власть. И в «левацкой» программе Троцкого и его единомышленников, постоянно требовавших усиления нажима на «мелкую буржуазию», Бухарин видел смертельную угрозу. Это выражено в целом ряде его важнейших докладов и статей 1925-1927 годов, посвященных непримиримой борьбе с «троцкизмом».В докладе же 13 апреля 1928 года Бухарин удовлетворенно констатировал: «После разгрома оппозиции (троцкистской. — В К) вся наша партия, естественно, должна приняться за деловую работу»374. Однако всего лишь через полтора месяца, 28 мая, Сталин неожиданно выступил с заявлением о необходимости неотложной коллективизации (об этом подробно говорилось выше). И, как иронически писал 7 февраля 1930 года — уже в Константинополе — высланный из СССР Троцкий, «правое крыло (Бухарин, Рыков, Томский) порвало со Сталиным, обвинив его в троцкизме…»375Благодаря этому конфликту со Сталиным Бухарин обрел, пользуясь модным сегодня словечком, имидж «защитника крестьянства» — крестьянства в целом, включая «кулаков» — и потому чуть ли ни патриота, — поскольку речь шла прежде всего о русском крестьянстве; именно так его необоснованно воспринимал, в частности, ряд писателей есенинского круга. И в наше время сей бухаринский имидж внедрен в сознание самых широких кругов.В действительности же Бухарин, выступая против «сплошной коллективизации», стремился «защищать» тем самым вовсе не крестьянство, а большевистскую власть, для которой, по его убеждению. крестьянское сопротивление представляло смертельную опасность. В своем вызвавшем резкие нападки Сталина докладе «Политическое завещание Ленина» (21 января 1929 года) он заявил, что «если возникнут серьезные классовые разногласия» (выделено самим Бухариным) между рабочим классом и крестьянством, «гибель Советской республики неизбежна»376. И нетрудно показать, что своей репутацией защитника крестьянства и даже — страшно подумать! — кулака Бухарин целиком и полностью обязан именно Сталину и его сподвижникам по борьбе с «правым уклоном». Стремясь всячески очернить Бухарина, ему совершенно безосновательно приписали тогда эти ни в коей мере не свойственные ему устремления (для политической борьбы такое искажение взглядов противника — дело типичное…)По мере развертывания коллективизации Бухарин убедился в том, что ни о какой «гибели Советской республики» не может идти речи, и в статье, опубликованной в «Правде» 19 февраля 1930 года, далеко «обгоняя» самого Сталина, громогласно заявил, что с кулаками «нужно разговаривать языком свинца» (эти его слова уже цитировались).После этого с Бухарина были полностью сняты те — в сущности, чисто клеветнические — обвинения, в силу которых он предстал как некий пособник кулачества; сохранилось лишь обвинение в крайнем преувеличении кулацкой опасности. Судите сами: в своем «заключительном слове» на XVI съезде партии (2 июля 1930 года) Сталин свел всю «вину» Бухарина и «правого уклона» в целом к необоснованной «тревоге», которую вызвало у них решение о «чрезвычайных мерах против кулаков»: «Помните, — вопрошал Сталин, — какую истерику закатывали нам по этому случаю лидеры правой оппозиции?.. „Не лучше ли проводить либеральную политику в отношении кулаков? Смотрите, как бы чего не вышло из этой затеи“… Появилась у нас где-либо трудность, загвоздка, — они уже в тревоге… приходят в ужас и начинают вопить о катастрофе, о гибели Советской власти… И — „пошла писать губерния“… Бухарин пишет по этому поводу тезисы и посылает их в ЦК, утверждая, что политика ЦК довела страну до гибели… Рыков присоединяется к тезисам Бухарина… Правда, потом, через год, когда всякому дураку становится ясно, что… опасность не стоит и выеденного яйца, правые уклонисты начинают приходить в себя… заявляя, что они не боятся… Но это через год. А пока — извольте-ка маяться с этими канительщиками…»377Поскольку с лидеров так называемых «правых» были тем самым сняты заведомо клеветнические обвинения в защите кулаков, то есть «классового врага», Бухарин, Рыков и Томский тут же, 13 июля 1930 года, были переизбраны членами ЦК партии — то есть высшего эшелона власти, состоявшего тогда всего из семи десятков человек. «Врагами» эти трое «оказались» намного позднее, в 1937 году; в 1929-1930-м они потеряли только свои места на самой что ни есть вершине власти — в Политбюро ЦК (ранее роль Бухарина была сравнима лишь с ролью самого Сталина).Но Бухарин — и в этом он не отличался от Троцкого, — был полностью чужд повороту, начавшемуся в 1934 году. Ю.В. Емельянов в своей уже упомянутой книге о Бухарине совершенно справедливо писал: «Н.И. Бухарин безоговорочно принял и плоды „сплошной коллективизации“, и меры против кулачества. Однако там, где позиция руководства вступала в полный конфликт с его идеями, он как мог оказывал сопротивление новому курсу. По словам С. Коэна (американский биограф Бухарина. — В. К. ), «Бухарин попросту отказывался от уступок и не участвовал в неонационалистической реабилитации царизма».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88


А-П

П-Я