Из всех отверстий в его Стенах, круглых и четырехугольных, проделанных людьми и временем, струились потоки красноватого света, неслись крики, песни и смех и тревожили диких зверей, которые вышли из своих убежищ, с недоумением бродили вокруг и негромко рычали и выли, словно вопрошая, зачем и кто нарушил их так долго длившийся безмятежный покой. Внутри развалин можно было различить силуэты людей и лошадей, сгруппировавшихся в разных углах за громадными стенами. Десяток неподвижных всадников, словно сделанных из бронзы, охраняли вход в крепость, опершись на копья.Внутри отжившие уже развалины вновь наполнились шумом и жизнью, но снаружи по-прежнему царила тишина: вид действительно был ужасен.Ночь кончалась. Луна совершила уже две трети своего небесного пути. Не поддерживаемые никем костры гасли один за другим, и только отверстия в доме продолжали гореть, как крошечные маяки, в сгустившейся предрассветной тьме.В это время вдали послышался сухой цокот копыт по песку.Часовые, поставленные при входе, с трудом подняли отяжелевшие головы и уставились глазами туда, откуда доносились звуки.На повороте дороги, ведущей к замку, показался всадник и, как будто нисколько не удивившись и не смутившись необычным видом древнего здания, продолжал быстрым галопом приближаться к нему.Миновав небольшую группу развалившихся домов, он подъехал к часовым на расстояние десяти шагов, спешился и твердым шагом направился к ним. Часовые глядели на него безмолвно и неподвижно.Не успел он сделать и пяти шагов, как копья были направлены на его грудь. Грубый голос крикнул ему:— Стой!Незнакомец остановился, не отвечая ни слова.— Кто вы такой? Что вам нужно? — спросил его начальник караула.— Я костеньо Костеньо — житель береговой полосы, в противоположность жителям внутренних областей Мексики.

. Я долго ехал, чтобы увидеть вашего предводителя, с которым мне необходимо поговорить, — отвечал вновь прибывший.Начальник караула тщетно старался при бледном свете луны различить черты лица незнакомца. Это было невозможно, так как он закутался в свой плащ и надвинул широкополую шляпу на самые глаза.— Ваше имя? — опять спросил недовольным голосом начальник, убедившись, что все его усилия ни к чему не приводят.— Зачем? Ваш предводитель меня не знает, так что мое имя все равно ему ничего не откроет.— Может быть, ну, да это все равно. Сохраняйте ваше инкогнито, если хотите. Только не знаю, понравится ли это вам, но я не допущу вас к капитану. Он сейчас будет ужинать со своими офицерами и, конечно, не станет менять планы среди ночи, чтобы поговорить с каким-то неизвестным.Незнакомец сделал движение, как будто хотел что-то возразить.— Может быть, скажу я вам, в свою очередь, — продолжал он, овладев собой, — но выслушайте, ведь вы были солдатом, не правда ли?— Я и теперь солдат, — горделиво приосанившись, ответил начальник караула.— Хотя вы прекрасно говорите по-испански, но мне сдается, что вы француз.— Да, имею честь быть им.Незнакомец улыбнулся: он задел слабую струну этого человека.— Ну, так я один, а вас не знаю сколько. Пропустите меня к вашему капитану, мне нужно говорить с ним, чего вы боитесь?— Ничего, но у меня есть строгий приказ, я не могу не выполнить его.— Мы в самом сердце пустыни, более чем в ста милях от ближайшего человеческого жилья, — настойчиво продолжал незнакомец. — Поймите же, наконец, что только особо важные причины могли побудить меня подвергнуться бесчисленным опасностям длинного пути, чтобы сказать несколько слов графу де Лорайлю. Я теперь на пороге его дома, мне нужна от вас лишь самая ничтожная услуга, и я получу все, что мне нужно. Но вы все-таки не хотите оказать мне ее.Сержант колебался. Доводы незнакомца, по-видимому, убедили его, однако, подумав несколько секунд, он тряхнул головой и отвечал так:— Нет, это невозможно. Капитан суров, я вовсе не желаю, чтобы он лишил меня заслуженных мною знаков отличия. Все, что я могу для вас сделать — это дозволить вам провести ночь с моими людьми под открытым небом. Завтра днем капитан выйдет, вы ему скажете что надо, а там уж его и ваше дело, дальнейшее меня не касается.Незнакомец только хмыкнул и тихо проговорил:— Это очень долго!— Ба-а! — весело продолжал начальник караула. — Да ведь ночь-то прошла. Да и сами вы виноваты в этом, какого дьявола вы скрываете свое имя! Скажите, кто вы?— Но я повторяю, что ваш капитан, как и вы, никогда не слышал его.— Ну так что же! Все-таки имя и фамилия… есть имя и фамилия — все-таки дело ясней, — добавил несколько затруднившийся в изложении своей мысли по поводу значения имени и фамилии достойный начальник караула.— Ах! — вдруг словно озаренный почти вскрикнул незнакомец. — Я нашел средство все устроить.— Ну-ка, посмотрим, в чем заключается ваше средство. Если оно хорошо — мы воспользуемся им, если плохо — отбросим.— Оно великолепно!— Тем лучше! Я слушаю.— Скажите капитану, что человек, который месяц тому назад стрелял в него из пистолетов в пуэбло Сан-Хосе, близ Гуаймаса, здесь и желает говорить с ним.— Как, что такое?— Разве вы не расслышали меня?— Напротив, прекрасно расслышал.— Ну, так в чем же затруднение?— Черт возьми! Сказать по правде, рекомендация не из особенно завидных и приятных.— Вы думаете?— Боже мой! Он подвергался опасности быть вами убитым. Так это вы покушались на него?— Ну да, конечно! Я и мой товарищ!— Мы не считаем особенным подвигом нападение вдвоем на безоружного.— Благодарю за комплимент, но вы все-таки ничего не предпримете?— Гм! Признаться, я сомневаюсь. Рекомендация довольно странная.— Совершенно напрасно. Граф де Лорайль человек храбрый, настоящий рыцарь, о нашей встрече он мог сохранить только самое хорошее воспоминание.— Все это так, все возможно, как бы там ни было. К тому же вы долго ехали. Следовало бы отказать вам, но делать нечего, пойду доложу капитану. Постойте здесь и вооружитесь терпением, однако, за успех не ручаюсь.— Ну, а я уверен в нем.— Увидим.Старый солдат пожал плечами, слез с лошади и вошел в ворота.Отсутствие его продолжалось довольно долго.Незнакомец, по-видимому, нисколько не сомневался в успехе переговоров, так как тотчас же после ухода сержанта он приблизился к воротам.Минут через десять начальник караула вернулся.— Ну что? — обратился к нему незнакомец. — Что ответил вам капитан?— Он расхохотался и приказал ввести вас.— Вот видите, я был прав.— Это правда, но все равно, представились вы довольно-таки оригинально: «Я тот, кто пытался убить вас».— Что же делать, такой случай, — ответил незнакомец.— Не знаю, как вы называете такой случай здесь, но во Франции он называется подлой засадой. Ну, идемте.Незнакомец ничего не ответил, вздернул подбородок и последовал за достойным солдатом.В громадной зале, растрескавшиеся стены которой каждую минуту грозили обвалиться и потолком которой служило тёмно-синее усеянное звездами небо, вокруг стола, уставленного с самой изысканной роскошью яствами и прекрасной посудой, сидели четыре человека. Жизнь в пустыне наложила печать суровости на их загорелые решительные лица. Глаза их горели неукротимой отвагой и смелостью.Это были граф де Лорайль, два главных офицера его штаба, лейтенанты Диего Леон и Мартин Леру, и старый капатас дона Сильвы де Торреса, Блаз Васкес.Граф де Лорайль уже пять дней как остановился со своими сподвижниками в Каса-Гранде Моктесумы.После нападения апачей на колонию граф, надеясь отыскать свою невесту, исчезнувшую так таинственно во время битвы и похищенную, по всей вероятности, индейцами, решился, наконец, выполнить поручения, которые ему давно уже дало мексиканское правительство и которые он все медлил исполнить под более или менее обоснованными предлогами, а на самом деле потому, что, как он ни был храбр, он не горел желанием помериться с индейцами силами в открытом бою, зная, как они ужасны и как трудно их победить в родных им прериях.Граф собрал отряд из двухсот пятидесяти французов. Капатас, горевший жаждой отыскать своего господина и свою молодую госпожу и освободить их из плена, присоединил к ним тридцать пеонов. Все вместе они представляли значительный для тех мест и для того времени отряд хорошо вооруженных и воинственно настроенных людей.Нашим охотникам, дону Луи, Весельчаку и Орлиной Голове, помощь которых оказалась для него такой драгоценной, граф де Лорайль предложил сопровождать его в походе. Он почувствовал бы себя необыкновенно счастливым, если бы ему удалось таким образом не только приобрести неустрашимых товарищей, но и вернейших проводников, которые повели бы его отряд по следам индейцев, которых он намеревался загнать в самую глубь прерий, но дон Луи и оба его друга, сославшись на то, что им необходимо срочно продолжать свое путешествие, простились с графом, не прельстившись его блестящими обещаниями.Граф был вынужден удовлетвориться капатасом и его пеонами. К сожалению, люди эти были костеньо, то есть прибрежные жители, плохо знавшие внутренние области страны и обычаи ее обитателей.Вот под руководством таких-то неопытных проводников граф покинул Гетцали и направился в земли апачей.Экспедиция началась весьма успешно: дважды французы внезапно настигали краснокожих и истребляли их без пощады.Граф не желал оставлять у себя пленников и, чтобы внушить краснокожим страх, расстреливал всех попадавших к нему живьем индейцев и вешал их по прерии вверх ногами.Ознакомившись, однако, в этих двух несчастных для них стычках с приемами врага, индейцы стали осторожнее, и, несмотря на все усилия, графу никак не удавалось вновь так же удачно напасть на них.Методы наказания пойманных врагов, применяемые графом, казалось, возымели действие более сильное, чем он сам мог ожидать, потому что индейцы вдруг как сквозь землю провалились.В течение трех недель граф тщетно искал их следы. Наконец, накануне того дня, с которого мы вновь начали наш рассказ, семьсот или восемьсот лошадей вступили средь бела дня в развалины древнего мексиканского города. По индейскому обычаю, всадники лежали пластом на этих лошадях и были почти невидимы, так что с первого взгляда казалось, что идет огромный табун. Этот необычный отряд ринулся на Каса-Гранде с ужасающей стремительностью.Залп из карабинов, раздавшийся из-за наскоро сложенных баррикад, несколько расстроил передние ряды, но не ослабил стремительности нападения. Индейцы, как поток лавы, бросились на французов.Они выпрямились на своих конях. Полуобнаженные, в воинских головных уборах из перьев, в своих длинных плащах из бизоньих шкур, развевающихся по ветру, управляя лошадьми при помощи колен, они имели дикий, воинственный вид и могли вселить ужас даже в очень смелых людей. Французы мужественно встретили нападение, хотя и были оглушены криками и ослеплены тучей перистых стрел, сыпавшихся на них градом. Апачи, а тем более так долго искавшие их французы, не хотели, однако, ограничиться одной сшибкой. Как бы придя к согласию, враги кинулись друг на друга с оружием в руках.Среди индейских воинов нетрудно было различить по высокому головному убору и украшавшим его орлиным перьям Черного Медведя. Отважный вождь ободрял своих воинов, увещевал их отомстить за понесенные поражения разгромом Каса-Гранде. Завязалась одна из тех ужасных битв, довольно обычных на границах индейских земель, где не берут пленных, где жестокость и животное остервенение с обеих сторон достигают неслыханных размеров, где совершаются такие нечеловеческие преступления, что всякое описание их невозможно. Единственным оружием защиты служили штык, копье и болас-пердидас — свинцовые шары, привязанные к концам ремня, которыми при удачном ударе сразу можно было проломить противнику череп. Битва длилась часа два, но защитники баррикад решили, что скорее погибнут все до единого, чем уступят хотя бы пядь земли. Индейцы подавляли своей численностью и постоянно сменяли друг друга.Французы, сами утомленные нечеловеческим сопротивлением, надеялись, что долгая борьба утомит индейцев, и они не замедлят в скором времени отступить, так как уже появились признаки того, что они колеблются. Надежда удваивала силы защищающихся. Вдруг в тылу у них раздался крик:— Измена! Измена!Граф и капатас, сражавшиеся в первых рядах как львы, обернулись.Положение становилось критическим: французы очутились буквально между двух огней.Малая Пантера с отрядом в пятьдесят воинов обошел позицию французов и уже проник внутрь стен крепости.Индейцы, опьяненные успехом, так легко им доставшимся, с воем торжества и радости принялись уничтожать все, что попадалось им под руку.Граф окинул взглядом поле битвы, и в его голове мгновенно созрел отчаянный план.Он сказал два слова капатасу, который немедленно обратился к сражавшимся, объяснил им, что они должны делать, и стал ждать удобного момента, чтобы привести в исполнение то, о чем они условились с графом.Граф также не терял времени. Он взял жестянку с порохом, вставил в нее горящую свечу и швырнул в самый центр толпы индейцев. Раздался страшный взрыв, который внес в гущу врагов ужасное замешательство и многих убил и ранил.Испуганные апачи в беспорядке бросились в разные стороны, боясь, что их настигнут осколки этой необычной бомбы.Ловко воспользовавшись этим моментом, французы по команде капатаса внезапно повернули фронт и бросились на апачей, пришедших с Малой Пантерой и уже стоявших всего в нескольких метрах от них со своими грозно поднятыми томагавками.Место было неудобным для индейцев, они находились в тесном проходе, где нельзя было свободно управлять лошадьми.Малая Пантера и его воины с воем устремились на французов. Последние, не уступая им в отваге и ловкости, твердо встретили их и штыками отразили обрушившийся на них удар.Краснокожие заколебались, среди них началась паника, еще минута — и они кинулись бежать во все стороны.Граф с несколькими пеонами бросился их преследовать.И только к вечеру они вернулись.Апачи соединились и отступили в глубь прерий.Граф, хотя и был доволен достигнутой победой, так как потери врага были чрезвычайно тяжелы, видел, что не все еще сделано:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39