Когда Валентин бросился .выручать своего друга, Антинагуэль понял, что зевать нечего, иначе драгоценная добыча ускользнет из его рук.
Услыхав крик Валентина, Антинагуэль быстро снял свое пончо и набросил его на голову дону Тадео. В это время на него набросились человек десять индейцев, завернули его в пончо и связали по рукам и ногам. Антинагуэль положил пленника перед собою поперек лошади и пустился наутек, сопровождаемый своими воинами. Вот почему Валентин и другие чилийские солдаты, пробившись сквозь неприятельские ряды, не могли никак отыскать дона Тадео.
Антинагуэль несся с быстротою стрелы. Ему удалось собрать вокруг себя значительное число воинов. Мы видели, как он отступал, преследуемый чилийцами.
Когда преследователи остались далеко позади, токи остановился, чтобы посмотреть, не задохнулся ли пленник, и дать вздохнуть сопровождавшим его всадникам. Со времени пленения дон Тадео не подавал ни малейшего признака жизни. Токи боялся, не умер ли он. Да, боялся этого: он готовил жестокую месть своему врагу. Он развязал лассо, которым был связан пленник, и развернул пончо. Дон Тадео был без чувств. Антинагуэль положил его на землю и стал заботиться о нем, как о сердечном друге. Он расстегнул его платье и натер виски, грудь и ладони рук водою с ромом. Дон Тадео впал в обморок вследствие недостатка воздуха. Как скоро он получил возможность дышать свободно, то тут же открыл глаза. Видя это, токи неопределенно улыбнулся. Дон Тадео огляделся, не понимая, где он и что происходит вокруг него. Но мало-помалу он вспомнил все. Тогда он встал, скрестил руки на груди и стал молча и пристально глядеть прямо в лицо токи. Антинагуэль подошел к нему.
— Лучше ли моему отцу? — спросил он.
— Да.
— Итак, мы можем пуститься в дорогу?
— Вы приказываете мне?
— Нет. Если мой отец еще не в силах ехать верхом, мы обождем немного.
— О, — сказал дон Тадео, — вы, кажется, очень заботитесь о моем здоровье?
— Мне будет очень жаль, если с моим отцом случится какое-нибудь несчастье, — отвечал Антинагуэль.
Дон Тадео пожал плечами.
— Мы едем, — сказал Антинагуэль. — Если мой отец даст честное слово, что не станет искать случая к бегству, то он поедет не связанным.
— Будто вы поверите моему слову? Ведь вы сами, кажется, не любите держать данного слова.
— Я, — отвечал предводитель, — бедный индеец, а мой отец кабальеро.
— Прежде чем я отвечу вам, потрудитесь сказать, куда вы меня повезете.
— Я повезу моего отца к моим братьям пуэльхам, где сам хочу скрыться с оставшимися в живых воинами.
Радость озарила дона Тадео, у него была теперь надежда снова увидеть свою дочь.
— Долго ли мы будем ехать? — спросил он.
— Всего три дня.
— Даю слово, что в продолжение этих трех дней я не буду искать случая к бегству.
— Хорошо, — торжественно отвечал токи, — слово моего отца в моем сердце. Я возвращу ему это слово через три дня.
Дон Тадео молча поклонился. Антинагуэль указал на лошадь.
— Когда мой отец будет в силах ехать, мы отправимся.
Дон Тадео вскочил в седло, токи последовал его примеру, и весь отряд быстро поскакал. Чувствуя себя свободным, дон Тадео дышал полной грудью. Эта, хотя и относительная свобода после удушливого плена, в котором он только что находился, радовала его. Он стал спокойнее смотреть на свою участь, и будущее представлялось ему уже не в столь мрачном виде.
Человек так устроен, что может быстро перейти от самого ужасного отчаяния к самой безумной надежде. Если он видит, что у него есть еще несколько дней или даже несколько часов, то начинает строить безумные планы и, наконец, сам начинает верить, что их можно и даже не трудно выполнить. Он пользуется каждым предлогом, чтобы построить воздушные замки, и где-то в самой глубине души он надеется, что случай ли выручит, Бог ли поможет, а его желание осуществится. Так и дон Тадео, незаметно для самого себя, начал придумывать разные проекты бегства. Находясь в руках своего злейшего врага, одинокий, безоружный, в незнакомой стороне, он не таил надежды, что не только сам избавится от плена, но и освободит свою дочь. Мечты эти безумны, но они успокаивают человека, ободряют его и позволяют безбоязненно взглянуть на то, в каком положении он находится.
Индейцы между тем незаметно приблизились к горам, достигнув уже передовых холмов Кордильер. Чем дальше, тем выше становились предгорья. Солнце почти закатилось, когда токи приказал остановиться. Место, которое он выбрал для ночлега, представляло собой узкую площадку на вершине невысокого плоскогорья. Несколько человек разъехались в разные стороны на разведку, другие пошли на охоту. Арауканцы не запаслись съестным по причине быстрого бегства. Из срубленных деревьев сделали завалы. Разложили два костра. Через час возвратились охотники с дичью. Вернулся также разъезд: все было спокойно вокруг. Приступили к ужину. Антинагуэль, казалось, не только не чувствовал ненависти, но даже старался всячески угодить дону Тадео. Вполне полагаясь на слово пленника, токи предоставил ему полную свободу и совершенно не следил за ним. После ужина расставили часовых и все улеглись спать.
Один дон Тадео напрасно старался уснуть. Сидя под деревом, с головой, склоненной на грудь, всю ночь думал он о превратностях судьбы, которые подстерегали последнее время. Мысль о дочери наполняла его сердце печалью. Напрасно он старался обнадежить себя, вполне сознавая теперь всю безнадежность своего положения. Временами он вспоминал о Валентине и Луи: конечно, они станут отыскивать его. Но, несмотря на всю их храбрость, что они могут сделать теперь? Разве вдвоем они в силах освободить его? В таких думах провел дон Тадео всю ночь, ни на минуту не сомкнув отяжелевших век.
Стало всходить солнце. Все пришло в движение, лошади были оседланы, и после завтрака отряд двинулся дальше. День прошел в дороге, без всяких приключений. Вечером опять встали на ночлег по-вчерашнему, на вершине холма. Только теперь арауканцы, уверившись, что опасаться нечего, принимали меньше предосторожностей. Усталость одолела дона Тадео, и он всю ночь проспал как убитый. Еще вечером Антинагуэль послал одного из воинов вперед. Тот воротился поутру, когда отряд готов был тронуться. Видимо, он привез добрые вести, потому что, слушая его донесение, токи несколько раз улыбнулся. Затем, по знаку Антинагуэля, весь отряд пустился в галоп, все более и более углубляясь в горы.
Двадцать вторая глава. АНТИНАГУЭЛЬ ОБЪЯВЛЕН ИЗМЕННИКОМ
Прошло уже два дня, как Антинагуэль соединился со своими мозотонами, которым была поручена донья Розарио. Оба отряда слились в один. Токи сначала думал удалиться в землю пуэльхов. Но проигранное сражение имело роковые последствия для арауканцев. Главнейшие тольдерии были сожжены испанцами, города разрушены, жители убиты или уведены в плен. Кто мог бежать, те бродили в лесах. Когда они узнали, что токи жив и бежал, то соединились и прислали к нему гонцов с просьбою о помощи и с требованием, чтобы он встал во главе войска для защиты границ.
Антинагуэль был очень рад этому движению против врага. Он воспользовался им для усиления своей власти, которая начала уже колебаться. Теперь токи изменил свой маршрут и во главе ста воинов пошел к Биобио, между тем как по его приказанию гонцы рассеялись по всей стране, призывая народ к оружию. Токи, конечно, не мечтал уже об увеличении арауканских владений. Его целью было теперь добиться с оружием в руках мирных условий, не слишком тягостных для его соотечественников. Словом, он хотел по возможности исправить плачевное положение дел. Подойдя к реке, Антинагуэль расположил свой стан у брода через Биобио, на вершине того холма, который занимало несколько дней тому назад его тогда еще многочисленное войско.
Но чилийская граница сильно изменилась за это время. Батарея в восемь пушек была воздвигнута для защиты брода. По берегу ходили испанские патрули, внимательно наблюдая за движением индейцев. Было около двух часов пополудни. Казалось, в стане никого нет, кроме нескольких часовых, которые стояли, опершись на длинные тростниковые копья. Все было тихо. Воины забрались под деревья и в кусты, чтобы спрятаться от палящих лучей солнца.
Вдруг на противоположном берегу раздался звук труб. Ульмен, командовавший передовым отрядом, ответил на вызов толпы звуками трубы и вышел поглядеть, что случилось. Три всадника-парламентера в блестящих мундирах стояли на том берегу, подле них трубач держал знамя. Ульмен также поднял знамя и въехал в реку навстречу всадникам.
— Чего желают предводители бледнолицых? — спросил надменно ульмен.
Один из всадников отвечал:
— Ступай и скажи тому, кого ты зовешь аукасским токи, что один из высших офицеров желает говорить с ним о важном деле.
Глаза индейца сверкнули при этом оскорблении, но он тотчас же успокоился.
— Я пойду и справлюсь, захочет ли наш великий токи говорить с вами, — презрительно сказал он. — Но думаю, что навряд ли он захочет выслушивать чиаплосов.
— Негодяй! — вскричал с гневом один из всадников. — Ступай скорей, не то…
— Ради Бога, успокойтесь, дон Грегорио, — прервал его другой всадник.
Ульмен удалился. Через несколько минут он подал знак испанцам, что они могут переехать на его сторону. Антинагуэль, сидя под великолепным кипарисом, ожидал парламентеров, окруженный пятью или шестью преданнейшими ульменами. Три офицера остановились перед ним, но не спешивались.
— Что вам нужно? — грубо спросил их токи.
— Выслушайте, да повнимательнее, — сказал дон Грегорио.
— Говорите скорей, — прервал его токи.
Дон Грегорио, не обращая на это внимания, продолжал:
— Дон Тадео де Леон у вас в плену.
— Да, человек, которого вы так называете, действительно мой пленник.
— Отлично. Если завтра утром, в третьем часу после восхода солнца он не будет нам выдан здравым и невредимым, заложники, которые в наших руках, и восемьдесят пленников будут расстреляны на ваших глазах, на самом берегу реки.
— Вы можете делать все, что вам угодно, — холодно отвечал Антинагуэль. — Что сказал токи, то свято: он поклялся убить своего врага и убьет его.
— А, так, ну, так знайте, что я, дон Грегорио Перальта, с своей стороны, клянусь, что в точности сдержу свое обещание, о котором я только что говорил.
И, быстро повернув лошадь, он уехал в сопровождении своих товарищей.
В словах Антинагуэля было больше хвастовства, чем реальной угрозы. Если б не дьявольская гордость, он приказал бы вернуть дона Грегорио, ибо знал, что это человек, который не задумается выполнить свое обещание. Антинагуэль решил снять стан и удалиться, уверенный, что чилийцы, узнав об этом, не посмеют казнить заложников и пленных из боязни погубить дона Тадео. Такое решение было весьма остроумно и приведено в исполнение так поспешно, что чилийцы долго не знали об уходе аукасов. Но положение Антинагуэля не улучшилось, а, напротив, стало еще более критическим. Он был слишком слаб, чтоб напасть на чилийцев и, одержав победу, заставить их заключить мир. И потому решил все время маневрировать вдоль границы, чтобы чилийцы не знали, где именно он находится, и не могли принудить его принять невыгодные условия мира. Ему нужно было выиграть время. Хотя аукасы и подымались по зову его гонцов и спешили к нему на помощь, но нужно было подождать, пока успеют прийти на сборное место более отдаленные племена.
Со своей стороны, чилийцы, довольные, что со смертью генерала Бустаменте прекратились внутренние раздоры, весьма мало заботились о продолжении войны, которая не могла принести им какой-либо существенной выгоды. Им надо было отдохнуть от гражданской распри, а потому они ограничивались защитой своих границ и искали средства, чтобы вступить в серьезные переговоры с главнейшими предводителями арауканцев.
Дона Грегорио все упрекали за угрозу, высказанную во время переговоров с Антинагуэлем. Да и он сам, узнав, что токи вместе с пленниками удалился, понял всю опрометчивость своего поступка. Тогда чилийцы прибегли к другим средствам. Они оставили всего десять заложников, а других ульменов, внушивших, как надо действовать, щедро одарив, освободили. В надежде, что освобожденные предводители, возвратясь к своим племенам, употребят все усилия, чтобы заключить с чилийцами мир, и созовут народное собрание, на котором Антинагуэль будет низложен. Арауканцы больше всего дорожат своей вольностью. И потому чилийцы надеялись, что освобожденные ульмены расскажут им, что Антинагуэль поставил их вольность на край пропасти, что, если они будут продолжать войну, испанцы окончательно покорят их.
Возвратимся теперь к Антинагуэлю. Через несколько часов после того, как индейское войско снялось со стоянки у брода через реку Биобио, токи приказал остановиться. Когда отряд спешился, Антинагуэль отобрал двадцать воинов, преданных ему до фанатизма, и велел приготовиться сопровождать его. Через несколько минут они были готовы. Антинагуэль вскочил на коня и поскакал, сопровождаемый всадниками. Хотя гордость не позволяла Антинагуэлю пойти на уступки, угрозы дона Грегорио тем не менее сильно подействовали на него. Токи боялся, как бы чилийцы и в самом деле не расстреляли заложников и пленников. Последствия этого могли бы быть весьма гибельны для Антинагуэля — арауканцы восстали бы против него. Поэтому, первый раз в жизни, он решил уступить — вернуться назад и возобновить переговоры с доном Грегорио. Антинагуэль надеялся перехитрить его, выпросить отсрочку и таким образом безнаказанно погубить дона Тадео. Время не ждало, и потому Антинагуэль, как только его отряд остановился, поспешил сдать командование одному из ульменов и поскакал во всю прыть к броду через Биобио, чтобы прибыть к назначенному доном Грегорио сроку.
Было только восемь часов вечера, а потому Антинагуэль надеялся, что поспеет вовремя. Когда он прибыл в чилийский лагерь, то узнал, что дон Грегорио, избранный президентом республики, поспешил отправиться в Сант-Яго, а вместо себя оставил генерала Фуэнтеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30