Генерал и Люция стали еще грустнее и задумчивее; остальные поддались их настроению и поели наскоро, не говоря ни слова. Когда блюда и тарелки убрали, все тотчас же разошлись под предлогом усталости. На самом же деле, генералу и его племяннице хотелось еще раз, в уединении, обдумать все события этого дня.
Того же желал и Болтун. Нечистая совесть не давала ему спать. Он ходил по лагерю, тщетно выискивая какой-нибудь способ выйти из неприятного положения, в которое попал: ничто не приходило ему на ум, и тревога его все увеличивалась.
А ночь уже наступила. Луна исчезла, и глубокая темнота окутала тихий лагерь.
Все спали или казались спящими. Бодрствовал один только Болтун, взявший на себя обязанность караульного. Он сидел на вьюке и, скрестив руки, наклонив голову, глубоко задумался.
Вдруг кто-то дотронулся до его плеча и шепнул ему на ухо:
— Кеннеди!
Проводник, нисколько не потерявшись, внимательно осмотрелся по сторонам и, схватив Кеннеди за руку, потащил его подальше, отыскивая такое место, где никто бы не мог увидеть их.
Когда они прошли мимо палатки, какая-то фигура выскользнула оттуда и неслышно последовала за ними.
— Слава Богу! — прошептал Болтун, скрывшись с товарищем за вьюками. — Я с большим нетерпением поджидал тебя, Кеннеди!
— Разве ты знал, что я приду? — подозрительно спросил тот.
— Не знал, но надеялся.
— Случилось что-нибудь новое?
— Да, и очень многое.
— Говори же скорее.
— Сию минуту. Все пропало!
— Это что значит? Что ты хочешь сказать?
— Именно то, что говорю. Сегодня генерал видел…
— Знаю. Я видел, как вы ехали.
— Черт возьми! Почему же ты не напал на нас?
— Со мной был только один человек.
— Ну так что же? Ты мог рассчитывать на меня. Наши силы были бы равны, так как генерала сопровождали два солдата.
— Ты прав. Я не сообразил этого.
— Очень жаль. Если бы ты был благоразумнее, мы уже успели бы расправиться с ними, тогда как теперь наше дело погибло.
— Почему же?
— Карай!note 5 Генерал и его племянница очень долго говорили наедине с Черным Лосем. Он давно уже знает меня и, наверное, предостерег их.
— С какой же стати повел ты их к тому месту, где водятся бобры?
— А откуда же я знал, что мы встретим этого проклятого траппера?
— В нашем деле нужно предвидеть все и остерегаться всего.
— Да, ты прав, я сделал ошибку. Но теперь уже нельзя исправить ее. Я уверен, что Черный Лось говорил обо мне с генералом.
— Гм! Очень возможно. Что же нам делать?
— Остается только одно: действовать как можно скорее, пока они еще не успели принять каких-либо предосторожностей.
— За мной дело не станет — я готов.
— А Уактено? Вернулся он?
— Вернулся сегодня вечером. Мы все в пещере. Нас сорок человек.
— Отлично. Как жаль, что ты пришел сюда только один. Теперь самое удобное время: они спят, как сурки. Если бы все твои люди были здесь, мы в какие-нибудь десять минут захватили бы их.
— Ты забываешь о своем уговоре с предводителем. Ведь о нападении не было и речи.
— Да, это правда. Зачем же ты пришел?
— Предупредить тебя, что мы готовы и ждем только твоего сигнала, чтобы начать действовать.
— Что же делать? Не посоветуешь ли ты мне?
— Черт возьми! Какой же совет могу я дать тебе, когда я не живу здесь и ничего не знаю про них?
Болтун задумался, а потом поднял голову и внимательно посмотрел на небо.
— Слушай, — сказал он. — Сейчас еще только два часа.
— Ну?
— Вернись в пещеру.
— Теперь же?
— Да.
— Хорошо. Дальше?
— Скажи предводителю, что я могу выдать ему молодую девушку теперь же, ночью.
— Гм! Не думаю, чтобы это было легко.
— Это уж мое дело.
— Да, конечно. Но я все-таки не понимаю, как ты добьешься этого.
— Так слушай. Мы караулим лагерь так: ввиду того, что солдаты не привыкли к жизни прерий, они стоят около окопов днем; мы же — я и другие проводники
— сторожим по ночам.
— Это очень удобно.
— Не правда ли? Теперь слушай дальше. Садитесь на лошадей и приезжайте как можно скорее сюда. Остановитесь у подошвы холма и пришлите мне шестерых самых смелых и решительных из ваших людей. Ручаюсь, что мне удастся с их помощью в несколько минут повязать всех солдат и самого генерала.
— А ведь это недурная мысль!
— Ты находишь?
— Да, клянусь честью!
— Очень рад. Когда мы перевяжем всех, я свистну, предводитель придет сюда со своим отрядом и поступит с девушкой, как ему угодно. Я не стану вмешиваться: это не мое дело.
— Великолепно!
— Таким образом, нам даже не придется биться и проливать кровь. Я всегда доволен, когда могу избежать этого.
— Ты очень осторожен и предусмотрителен.
— Еще бы! Нельзя поступать необдуманно, когда обещают такое щедрое вознаграждение.
— Да, это так. Твоя мысль мне по душе, и я постараюсь привести ее в исполнение, — сказал Кеннеди. — Только уговоримся сначала, чтобы не было никаких недоразумений.
— Говори, я слушаю.
— Если предводитель, как я надеюсь, одобрит твой план, я сам выберу шестерых человек и приведу их в лагерь. Откуда лучше всего нам войти?
— Черт возьми! Да оттуда же, откуда ты пришел сам!
— А где будешь ты?
— Я буду ждать вас у самого входа, чтобы помогать вам.
— Хорошо. Значит, все решено. Больше тебе нечего сказать мне?
— Нечего, — отвечал Болтун.
— Так я ухожу.
— Иди, и как можно скорее.
— Верно. Только проводи меня до выхода. Теперь так темно, что я боюсь заблудиться. Если я нечаянно натолкнусь на одного из ваших солдат, я испорчу все дело.
— Давай мне руку.
— Вот она.
Они встали и собирались уже идти, как вдруг какая-то фигура загородила им дорогу и твердый голос сказал:
— Вы предатели и должны умереть!
Несмотря на все свое самообладание, Болтун и Кеннеди на минуту потерялись.
Не дав им времени опомниться, выследивший их человек выстрелил сразу из двух пистолетов. Раздался страшный крик. Один из негодяев тяжело упал на землю, а другой перескочил, как тигр, через ограду и исчез в темноте.
Выстрелы и крики разбудили весь лагерь. Все вскочили и бросились к окопам.
Генерал и капитан Агвилар первыми прибежали к тому месту, где разыгралась только что описанная нами сцена.
Там стояла Люция, держа в руках два еще дымящихся пистолета. У ног ее лежал, корчась в предсмертных судорогах, какой-то человек.
— Что это значит, Люция? Не ранена ли ты? — тревожно спросил генерал. — Что случилось?
— Успокойтесь, я не ранена, дядя, — отвечала Люция. — Я только наказала предателя. Двое негодяев сговаривались погубить нас. Один из них убежал, но другой здесь.
Генерал наклонился к умирающему и при свете факела, бывшего у него в руках, узнал Кеннеди, того самого проводника, который исчез так таинственно из лагеря и, как уверял Болтун, погиб во время пожара.
— Ого! — сказал он. — Что это значит?
— Это значит, — отвечала Люция, — что, если бы Бог не помог мне, шайка разбойников, скрывшаяся недалеко отсюда, напала бы на нас сегодня же ночью.
— Живо! За дело! — воскликнул генерал.
И вместе с капитаном Агвиларом они занялись всеми нужными приготовлениями на случай атаки.
Болтун убежал, но оставшийся на его пути широкий кровавый след указывал на то, что он тяжело ранен. Случись это днем, за ним, конечно, бросились бы в погоню и настигли бы его; ночью же, в темноте, такое преследование было опасно. Враги, может быть, сидели в засаде где-нибудь поблизости, и потому генерал не позволил солдатам выходить из лагеря. Уж лучше пусть спасется этот негодяй!
А Кеннеди уже умер.
Между тем нервное возбуждение, поддерживавшее Люцию в минуту опасности, прошло, и она снова почувствовала себя женщиной. Страшная слабость овладела ею, глаза ее помутились, судорожная дрожь пробежала по телу. Она пошатнулась и, наверное, упала бы, если бы доктор не поддержал ее.
Полубесчувственную, отнес он ее в палатку и употребил все средства, чтобы привести ее в себя.
Мало-помалу молодая девушка успокоилась после тяжелой сцены, которую ей пришлось пережить, и тотчас же вспомнила о разговоре с Черным Лосем.
Теперь, как ей казалось, наступила минута, когда следовало обратиться к нему за помощью. Она попросила доктора подойти к ней.
— Я хочу обратиться к вам с просьбой, любезный доктор, — сказала она. — Исполните ли вы ее?
— Можете располагать мною, сеньорита, — отвечал он.
— Знаете вы траппера, которого зовут Черный Лось?
— Знаю. Недалеко от его хижины живут бобры.
— Совершенно верно. Не повидаетесь ли вы с ним завтра рано утром?
— Зачем же?
— У меня есть к нему очень важное поручение.
— В таком случае, я съезжу к нему.
— Благодарю вас, доктор.
— Что же мне сказать Черному Лосю?
— Передайте ему во всех подробностях то, что произошло здесь ночью.
— А потом?
— А потом вы скажете ему несколько слов от моего имени. Только запомните их хорошенько.
— Говорите, сеньорита, я слушаю вас.
— Вот что вы должны сказать ему: «Черный Лось, час настал!» Вы поняли меня?
— Конечно, сеньорита.
— И вы обещаете исполнить мою просьбу?
— Клянусь вам! — серьезно отвечал доктор. — Как только взойдет солнце, я поеду к трапперу, расскажу ему обо всем, что было у нас ночью, и прибавлю: «Черный Лось, час настал!» Не желаете ли передать ему еще что-нибудь?
— Нет, это все, мой добрый доктор.
— Так будьте спокойны, сеньорита. Ваше желание будет исполнено.
— Благодарю вас, — горячо сказала девушка, улыбаясь и крепко пожимая ему руку.
И совершенно обессиленная волнением и тяжелым впечатлением, оставшимся после ночной сцены, Люция легла в постель и заснула спокойным, укрепляющим сном.
Как только рассвело, доктор стал собираться в путь. Не слушая предостережений генерала, убеждавшего его остаться в лагере ввиду того, что враги скрываются недалеко от него, ученый упрямо стоял на своем. Он вскочил на лошадь и рысью спустился с холма.
Доехав до опушки леса, доктор пришпорил лошадь и галопом поскакал к хижине Черного Лося.
ГЛАВА XVII. Орлиная Голова
Уезжая с того места, где стояло поселение американцев, Орлиная Голова постарался скрыть как можно лучше свои следы.
Он понимал, что белые захотят отомстить ему, и принял все меры, чтобы избежать опасности, грозившей его воинам.
Трудно представить себе то замечательное искусство, с которым индейцы скрывают свой след.
Они идут гуськом, чтобы враги не узнали, сколько их, проходят двадцать раз по одному и тому же месту, чтобы уничтожить свой след, расправляют каждую помятую травинку, каждую согнутую ветку, а когда на пути попадаются ручьи, идут иногда целыми днями по пояс в воде.
Воины, вождем которых был Орлиная Голова, принадлежали к клану Змей. Они пришли в прерии, чтобы поохотиться за бизонами и сразиться с пауни и сиу, с которыми вели постоянные войны.
Покончив с этим, Орлиная Голова намерен был вернуться как можно скорее к своему племени, оставить там захваченных пленников и отправиться в поход против рассеянных в прериях трапперов — белых и метисов, — на которых индейцы не без основания смотрели всегда как на своих злейших врагов.
Хотя воинам команчей приходилось часто останавливаться, чтобы уничтожать свои следы, они все-таки довольно быстро продвигались вперед.
Вечером, на шестой день после того как была сожжена крепость, команчи сделали привал на берегу маленькой безымянной речки и решили провести здесь ночь.
Лагерь индейцев устраивается очень просто. Лошадей привязывают, чтобы они не могли разбежаться; если опасности не предвидится, зажигают костер; в противном случае обходятся без него, и каждый устраивается на ночь, как хочет, и ест, что может.
С тех пор, как команчи выехали из крепости, никто, по-видимому, не следил и не гнался за ними. Их разведчики до сих пор не заметили ничего подозрительного.
До поселений их племени оставалось уже недалеко, и они чувствовали себя в полной безопасности.
А потому Орлиная Голова, расставив караульных, позволил зажечь костры.
Распорядившись всем, вождь прислонился к дереву, закурил трубку и велел привести к себе двух пленников — старика и пожилую женщину.
Когда они подошли к нему, он ласково кивнул старику и подал ему свою трубку, которую тот взял, низко поклонившись за этот знак особой милости и расположения.
— Хорошо ли моему брату с краснокожими? — спросил после непродолжительного молчания Орлиная Голова.
— Мне не на что пожаловаться, вождь, — отвечал испанец. — Все обращаются со мной ласково и заботятся обо мне.
— Мой брат — друг, — сказал Орлиная Голова.
Старик наклонил голову.
— Мы уже дошли до наших охотничьих земель, — продолжал вождь. — Мой брат, Седая Голова, устал от долгой жизни. Ему трудно охотиться за лосями и бизонами. Его место у костра совета.
— Твои слова справедливы, вождь, — отвечал испанец. — Было время, когда я, как и все, живущие в прериях, целые дни охотился, не сходя с полудикого мустанга. Но теперь я уже стар, члены мои потеряли прежнюю гибкость, зрение ослабло, и я не гожусь ни для охоты, ни для битв.
— Хорошо, — сказал Орлиная Голова, выпустив клуб дыма. — Чего же хочет мой брат? Пусть он скажет мне, и желание его будет исполнено.
— Благодарю тебя, вождь, и воспользуюсь твоим предложением. Я был бы очень счастлив, если бы ты дал мне возможность отправиться в какое-нибудь селение людей моего цвета кожи. Я хотел бы провести с ними спокойно те немногие годы, которые мне еще осталось прожить.
— Если брат мой не хочет жить со своими краснокожими друзьями, я исполню его желание. Это можно будет устроить, когда мы придем в поселения моего племени.
Наступило молчание. Старик, думая, что разговор окончен, собирался уйти, но вождь остановил его.
Прошло еще несколько минут. Индеец вытряс пепел из своей трубки, засунул ее за пояс и пристально взглянул на испанца.
— Мой брат очень счастлив, — сказал он. — Хотя ему и пришлось пережить много зим, он совершает свой жизненный путь не один.
— Что ты хочешь сказать? — спросил испанец. — Я не понимаю тебя, вождь.
— У моего отца есть семья.
— Нет, вождь, ты ошибаешься. Я совершенно одинок.
— Как? Разве жена его не с ним?
Грустная улыбка показалась на бледных губах старика.
— У меня нет жены, — отвечал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29