Как бы вам не оказаться вместе, – остановила меня пани Людвикова.
В корыте был карп. Живой, огромный… Спина у него была черная и сильная.
– Откуда он у вас?
– Из реки, Тоник. Вчера вечером он целый час возил пана Людвика по воде вместе с лодкой.
– Так, значит, его поймал пан Людвик? – Мне все ещё не верилось.
– А на какую приманку он его поймал?
– Говорил, что на обыкновенного червя.
– А какая леска у него была?
– Кажется, тридцатка.
Я уже не знал, чему удивляться: тому ли, что пан Людвик поймал такого здоровенного карпа на такую слабую леску, или тому, что пани Людвикова так хорошо разбирается в рыболовном деле.
– А где он его поймал?
– Под скалой, у самого Казина. А ну-ка, причешись!
Пани Людвикова достала из кармана передника гребенку и протянула мне.
– Он был совсем один?
– Один, один! Он все любит делать сам. Ему даже в воду пришлось лезть из-за этого карпа.
И пани Людвикова показала на веревку, протянутую от орешника к забору. На ней сушились брюки и рубашка.
– Только кепка утонула… А теперь беги обуйся!
Она наклонилась над корытом, ухватила карпа за жабры и понесла в кухню. Карп, наверное, был очень сильный. Он бил хвостом во все стороны. Но недаром пани Людвикова была настоящей женой рыболова. Не успел я обуться, как она уже чистила карпа.
Ох, и злился же я на себя! Ведь я же мог пойти на речку с паном Людвиком. И тогда бы мы вместе поймали этого карпа! А я в это время ловил с Рудой собак, да ещё столько из-за этого перенес.
Чешуя разлеталась, во все стороны. Несколько чешуек блестело в волосах у пани Людвиковой. Разрезав карпа, она обратилась ко мне:
– Ну, рыболов, не вынешь ли ты отсюда желчь?
Я что-то плохо вижу.
Вынуть желчь из карпа не так-то просто. Если не умеешь это делать, лучше не берись – можешь испортить всю рыбу. И я, конечно, был доволен, что пани Людвикова оказала мне такое доверие. Я даже простил ей все, что было раньше.
Теперь мне и вовсе не сиделось дома. Я непременно должен поймать такого же карпа! Я вытащу его из этой Бероунки и отдам Анче – пусть знает, с кем имеет дело!
Шагая к домику Анчи, я то и дело оглядывался по сторонам – мне не хотелось никому попадаться на глаза, а больше всего Руде. Но все обошлось благополучно. До самых лип, что стояли на развилке дороги, я не встретил ни души, а отсюда уже рукой подать до шлагбаума. Отец у Анчи был стрелочник, поэтому их дом стоял прямо у полотна. После я узнал, что матери к неё нет. Жила она с отцом и Пецкой.
Если б между нами ничего не произошло, я бы просто крикнул ей:
«Анча, в полвторого я иду на рыбалку. Идешь со мной?»
Тут она бы выглянула из окна и сказала: «Хоть сейчас, Тоник!»
Но все это было только на словах. А на деле выходило совсем не так. Анча считала меня трусом. И вдобавок злилась на меня за всю эту проклятую историю с собакой. Не то что видеть, но и слышать, наверное, обо мне не хотела. Как только я об этом подумал, ноги у меня сами остановились. Да, пожалуй, мне лучше всего повернуть назад!
Но как сделать, чтобы Анча пришла после обеда на реку? Я долго ломал себе голову. Думал даже написать стихи, красивые стихи о рыбаке, который будет ждать сегодня Анчу на берегу реки. Но откуда Анча узнает про эти стихи?.. Так я ничего и не придумал.
Тогда я взглянул на небо. Там собирались небольшие тучки. «Скоро все равно пойдет дождь», – решил я и повернул домой. Всю дорогу я громко насвистывал, чтобы ни о чем не думать.
Но, дойдя до перекрестка, я остановился как вкопанный. А ведь я действительно трус! Рад придраться к любому пустяку, даже к дождю, лишь бы не встречаться с Анчей.
Вряд ли кому-нибудь приятно обнаружить, что он трус. Я осмотрелся вокруг. Недалеко от перекрестка боролись Лойза Салих и Мила Ткачек и страшно при этом орали – видно, боролись всерьез. Но все же унывать им нечего – они-то ведь не трусы.
А вокруг было так здорово!.. В придорожной канаве росли цветы – весь воздух был пропитан их ароматом. Деревья слегка покачивались от ветра, из листвы то и дело выпархивали птицы. В густых садах прятались домики. А когда солнечный луч падал на окна, казалось, что домики весело подмигивают своими «глазами». Да, всем в Петипасах хорошо, и людям и зверюшкам, только мне одному было плохо. И все потому, что я трус.
Я быстро повернулся и бросился назад к домику Анчи. У самого полотна я свернул с дороги, обошел шлагбаум и остановился в нерешительности: куда же теперь? На каждой стороне дома были двери. Около одной стояли маленькие резиновые калоши, и внутри каждой чернильным карандашом было написано «А». Я подошел к этой двери и постучал. Тишина! Потом вдруг залаял Пецка, и дверь отворилась. Передо мной появился отец Анчи. Он был в синей железнодорожной форме. Такого оборота, честно говоря, я не ожидал. Это нарушало все мои планы. Я растерялся и начал гладить Пецку.
– Мне нужна Анча. Её нет?
– А в чем дело? – спросил отец.
Но не мог же я сказать ему: все дело в том, что я трус – об этом и пришел поговорить с вашей Анчей.
– Зачем она тебе? – снова спросил отец.
– Просто так.
Отец Анчи громко рассмеялся, гулкое эхо прокатилось по коридору.
– Странный гость. Ну что ж, пошли в дом!
Он провел меня в комнату и указал на стул. Потом взял из миски пирожок и подал мне:
– А ну-ка, попробуй! Это мы с Анчей испекли.
Я отведал кусок и немного отломил Пецке, который удобно пристроился у меня на коленях. Уплетая пирожок, я поминутно оглядывался на дверь.
– Не вертись, приятель! Анчи и вправду нет дома. Ты что, её друг?
– Нет.
Отец Анчи неодобрительно покачал головой, но глаза его продолжали смеяться. Потом он взглянул на стену, где висели часы с большим маятником.
– Сейчас пройдет поезд? – спросил я.
– Какой там сейчас! – махнул он рукой. – Только через двенадцать минут.
Мне было почему-то страшно жарко. И вдобавок на коленях у меня разлегся Пецка.
Глаза отца Анчи смеялись все больше и больше.
– Возьми ещё пирожок! И скажи мне все же, за чем тебе нужна наша Анча.
И тут мне в голову пришла чудесная мысль.
– Я должен поговорить с ней по поручению одного парня.
– Подумать только! – покачал головой отец. – А что за поручение у этого парня?
Я сделал вид, что считаю когти на лапе у Пецки, и сказал равнодушным голосом:
– Этому парню охота доказать вашей Анче, что он не трус. Прямо сегодня! Если Анча в два часа придет к Казину, он возьмет при ней голыми руками лошадиную пиявку.
– Подумать только! – задумчиво повторил Анчин отец.
Я решил, что этого мало.
– А ещё этот парень сказал вот что: если он вдруг поймает сома, то сунет руку прямо ему в рот. Но только пусть ваша Анча снова водится с ним!
Отец наклонился ко мне – я даже увидел крупинки сажи в его волосах – и тихо спросил:
– А этот парень говорит правду? Он может доказать все это?
Я покраснел.
– Ну ладно, приятель, – похлопал меня по плечу Анчин отец. – Можно считать, что мы договорились.
В соседней комнате зазвенел будильник. Отец Анчи поднялся и стал разыскивать фуражку. Я спустил Пецку на пол и тоже собрался уходить. Но в дверях задержался и на всякий случай спросил:
– Так вы передадите это Анче? Не забудете?
Отец вытащил из кармана носовой платок.

– А ну-ка, посмотри! – И он завязал на платке большой узел.
Обратно мне шагалось веселее.
12
До самого обеда у меня было много работы. Я помогал пани Людвиковой жарить карпа: пропускал через мясорубку сухари, выгонял дым из кухни. Когда пани Людвикова поджарила первый кусок, она дала мне попробовать. Я остался доволен. И пани Людвикова прямо не могла нарадоваться на меня. Только повторяла:
– Знаешь, Тоник, мне все кажется, что около меня крутится наш Ярка – когда-то и он был таким же.
После обеда она положила несколько кусков рыбы в салфетку и понесла на пробу соседкам и петипасскому учителю. А я остался дома и начал собираться на рыбалку. Прежде всего выглянул в окно – какая погода? На всем небе я насчитал только шесть маленьких туч. Ветерок дул еле-еле – он не шевельнул бы даже самого легкого поплавка.
Словом, погодка была что надо! Как раз для рыбной ловли. Я вытащил из-за шкафа удочку, проверил катушку спиннинга. Затем попробовал на палец, все ли крючки хорошо наточены, и осмотрел червей в жестянке. Это были замечательные черви – бодрые, веселые. Мне тоже было весело. Только иногда меня тревожила одна мысль: что, если Анчин отец забыл передать ей мое поручение?
В полвторого я вышел из дому. Я хотел сперва зайти к перевозчику Роучеку – узнать у него дорогу к казинской скале. Но едва я вышел из ворот, как наткнулся на Лойзу Салиха.
Он сидел на корточках на краю тротуара и дергал цветы, что росли у нашего забора. Лойза притворился, что не замечает меня. Я шел и нарочно размахивал удочкой, чтобы она ярче блестела на солнце. Но Лойза не обратил внимания даже на мою удочку. На удочку, которая стоила целых сто двадцать крон!
На углу я остановился и оглянулся. Лойза перебежал на противоположную сторону и несколько раз позвонил у Клоцов. Индра Клоц подошел к железной калитке, и Лойза шепнул ему:
– Идёт на рыбалку!
Но голос у него был страшно писклявый, и я прекрасно все расслышал.
Дальнейший мой путь лежал к трем каштанам. Там я снова остановился и оглянулся. Мальчишки плелись следом за мной по дороге. Они насвистывали и старались выглядеть как можно беспечнее, будто им до меня и дела нет.
Я окликнул их:
– Лучше подошли бы и сказали, где находится казинская скала.
Мальчишки молчали. Вид у обоих был сердитый, – видно, все ещё злились на меня за вчерашнее. Ведь, как-никак, я помогал Руде во всех его проделках. Я двинулся дальше, продолжая следить за своими спутниками. И вдруг мне показалось, что мальчишки из Петипас что-то против меня затевают.
Прежде чем я дошел до перекрестка, Лойза позвонил ещё у трех калиток. Появилось ещё двое незнакомых мне мальчишек. Третьего, очевидно, не оказалось дома.
У дома перевозчика нам повстречался Грудек. Брюки у него были в муке, должно быть, он шел прямо с мельницы. Ребята остановили и его, что-то пошептали. Грудек сначала отрицательно покачал головой, но Лойза схватил его за руку, и Грудек присоединился к их компании.
Я бросил через плечо:
– Пятеро на одного, да?
Грудек приказал ребятам остановиться, а сам неторопливо подошел ко мне. Подтянув пояс на брюках, он усмехнулся и сказал:
– Ты что-то сочиняешь! Просто мы хотим посмотреть, как ты умеешь ловить рыбу.
– А почему же ребята со мной не разговаривают?
– Сам знаешь, почему!
Я решил пойти на мировую и на глазах у мальчишек протянул Грудеку удочку:
– Хочешь подержать её?
– Э, нет! – покачал головой Грудек. – Мы сперва посмотрим, как ты ловишь рыбу. Так же, как собак, или похуже?
Он вернулся к остальным, и все пятеро пошли за мной, как судьи, которым предстояло вынести мне приговор.
Я был уверен, что покажу петипасским мальчишкам такую ловлю, какой они ещё не видывали.
Наконец подошли к перевозу. Пан Роучек со своим паромом находился на другой стороне реки; надо было ждать, пока он вернется. Я стоял у причала, с нетерпением поглядывая на реку. И вдруг насторожился – мальчишки за моей спиной разжужжались, как шмели. Затем послышался писклявый голос Лойзы:
– Жолса, хочешь конфетку?
Я так и подскочил. Раз собака, здесь, значит, и Анча неподалеку. Все-таки пришла. И, наверное, тоже идёт к казинской скале. Я обернулся и увидел Руду. Он только что вышел из дома перевозчика и теперь направлялся к нам, поддавая на ходу камешек.
Лойза бросился ему навстречу и снова крикнул:
– Жолса, принеси камешек!
Потом немного отбежал, спрятался за спину Грудека и хотел было ещё разок обозвать Руду, но Грудек не позволил. Он схватил Лойзу за локоть и тихо предупредил:
– С этим ни слова, ясно?
Я взглянул на остальных мальчишек. Все они смотрели кто куда, только не на Руду.
Было ясно, что петипасские ребята исключили Руду из своей компании. В нашем классе поступают так же. Никто не имеет права разговаривать с провинившимся.
Руда, видно, растерялся. Он стоял на одном месте и пяткой забивал камень в песок.
Между тем паром возвратился. Пан Роучек привязал его канатом к двум столбикам, снял пропотевшую майку и прополоскал её в воде у берега.
Потом закинул майку себе на спину, чтобы было прохладней.
– Здорово сегодня припекает, Тоник! А вода-то в реке прибавляется! Ты за карпами?
Мне захотелось показать, что я тоже кое в чем разбираюсь, и с видом знатока я заявил:
– Вода сегодня мутная, рыба хорошо пойдет на червя.
– Пожалуй, и усач может попасться, – заметил пан Роучек. – А где ты собираешься ловить?
– Под казинской скалой. Да только вот не знаю, как туда идти.
Перевозчик посмотрел на петипасских ребят:
– А разве эти молодцы не могут тебя проводить? Или наш Руда?
Мальчишки утихли. Руда молча завязывал шнурки у тапочек.
– Вот оно что! Выходит, вся компания в ссоре, – усмехнулся перевозчик. – Ну, тогда смотри.
Отсюда ты пойдешь вниз по реке, пока не увидишь самую последнюю скалу – она стоит на другом берегу. Это и есть Казин. Читать умеешь?
– Ну ещё бы!
– Вот на ней ты и прочтешь это название.
«А ведь хорошо, – подумал я, – если бы везде названия писались прямо на скалах, на холмах, на горах. Вот было бы легко учить географию!»
Я кивнул перевозчику и направился вниз по реке. На некотором расстоянии за мной по-прежнему шагали петипасские мальчишки. Позади всех плелся одинокий Руда.
Берег, по которому мы шли, был на вид какой-то пустынный. Росли тут лишь чертополох да гусиная травка. Всюду валялись бутылочные осколки.
Гораздо интереснее было на другом берегу. Там вдоль реки тянулись отвесные скалы – полезешь на такую скалу, живо сорвешься. Местами они поросли лесом, а там, где не могли удержаться большие деревья, росли только маленькие березки. Этим все нипочём, цепляются корнями за каждую трещину.
Но вот уже и на нашем берегу есть чем полюбоваться. На берегу – густая трава, вербы у самой воды, а гусей кругом просто видимо-невидимо.
Мы шли по узкой тропинке мимо деревянных домиков, окруженных садами. В садах было столько цветов, что им уже не хватало места за оградой – многие росли прямо у дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18