Несколько месяцев Дождь и звездочёт Сириус делали подкоп, расшатывая во время "зарядки" камни в стене. И наконец он был готов. Но, увы, они выбрались не во двор, как предполагал Дождь, а в кабинет начальника тюрьмы Камер Казематуса. Вот как это произошло.
Камер Казематус мирно ужинал в своём кабинете в окружении своры вышколенных надзирателей. Один держал подсвечник - Камер Казематус обожал рыцарскую романтику и с явным наслаждением поглядывал на причудливые блики, которые трепетали на стенах, сложенных из тесаного камня; другой подливал вино в высокую серебряную чашу с геральдическим гербом: две собаки, дерущиеся из-за кости на червлёном поле; третий разрезал сочный бифштекс; четвёртый рассказывал свежие анекдоты, причём в доступной для начальника тюрьмы форме. А у двери по стойке "смирно" стояли двое часовых со ржавыми старинными секирами, которые, как любил подчёркивать Камер Казематус, являлись свидетелями боевой славы его далёких предков.
- Да, - сытым голосом сказал Казематус, - я бы совершенно не удивился, если бы сейчас расступились стены и показалось какое-нибудь привидение.
В ту же секунду от стены внезапно отвалился тяжёлый камень и с грохотом упал на пол. В образовавшемся отверстии показался Дождь в своём неизменном красном колпаке с пушистой кисточкой.
- Простите, - уныло сказал он, растерянно уставившись на окаменевших от ужаса надзирателей и Камер Казематуса. - Я, кажется, ошибся. - И исчез.
Не успели тюремщики опомниться, как в отверстии показались длинные жилистые руки звездочёта Сириуса.
Он торопливо поднял камень и втащил его за собой на прежнее место, наглухо закрыв проход и чуть не прищемив себе пальцы.
Что тут началось!
Камер Казематус машинально сунул пустую вилку в рот, проткнул себе язык и завизжал от боли. Надзиратель, держащий свечу, запустил её в стену и полез под стол. Наступила кромешная темнота.
Виночерпий забился с бутылкой в угол и, подвывая от страха, вылакал её до дна. А надзиратель, в чьи обязанности входило разрезать жаркое, с сатанинским хохотом стал гоняться за своим начальником, размахивая ножом и вилкой.
Оглушительно зазвенели тупые секиры - ошалевшие от ужаса часовые напали друг на друга...
После этого знаменательного случая двое надзирателей угодили в сумасшедший дом; третьего, того, что с ножом, посадили на пять лет за превышение своих обязанностей; четвёртый подал в отставку; часовых подвергли крупному штрафу за шум на посту; а Камер Казематуса наградили орденом. В специальном приказе, подписанном Апчхибоссом Утриносом, указывалось, что "столь высокая награда пожалована за особую бдительность, проявленную при своевременном задержании опасных преступников при попытке к бегству, а также за тяжёлое ранение, полученное в область языка".
В тот же день все швы между камнями от пола до потолка в камере Дождя и Сириуса были наглухо залиты свинцом, а на двери повешена табличка:
ОСТОРОЖНО!
Опасные преступники!
В специальной папке Камер Казематуса появилась следующая запись: "С сего дня категорически запретить выдачу узникам камеры No 1047 какого бы то ни было количества воды сроком на 35 дней". Тюремный врач Грыжа заявил протест и подал заявление с просьбой снизить этот срок на один день, как превышающий возможности человека. Просьба была удовлетворена. Камер Казематус собственноручно переправил цифру 35 на 34. После этого случая столичное Общество покровителей угнетённых избрало доктора Грыжу своим почётным членом.
Свирепое распоряжение Камер Казематуса совершенно не волновало узников. Как мы знаем, к их услугам была волшебная лейка. Гораздо больше их расстроило то, что труд и время, потраченные на подкоп, пошли прахом.
Теперь Дождь и Сириус потеряли всякую надежду выбраться из тюрьмы.
- А всё ты! Ты! - никак не мог успокоиться звездочёт Сириус, обвиняя сокамерника в том, что тот выбрал неправильное направление для подкопа. Ты совершенно не разбираешься в географии!
А тут ещё эта ужасная новость. Вечером сосед за стеной отстучал им следующее:
"С воли сообщили двоеточие во всех газетах появилось сообщение зпт что Гром и 82 бородача высадились на южном побережье тчк В выступлении по радио Апчхибосс Утринос торжественно объявил зпт что отряд Грома полностью истреблён тчк Так будет со всеми зпт говорит Утринос зпт кто посмеет выступить против его власти тчк".
Сосед не удержался и прибавил от себя:
"Вот собака восклицательный знак".
Дождь и Сириус совсем упали духом. Они были лишены последней надежды вырваться на волю. Апчхибосс Утринос незыблемо восседал на своём "троне".
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Внимание! Слушайте все!
В этот вечер по всей стране разнесся чуть хрипловатый, усталый голос Грома:
"Внимание! Слушайте все! Говорит радиостанция бородачей!"
Побелев от страха, слушал Апчхибосс Утринос суровые слова Грома:
"Мы хотим избавить Зелёный остров от засилья Тайфуна и его прихлебателей! Мы хотим свободы Дождю, без которого наш остров превратится в бесплодную пустыню! Дождь - это частые капли, весело стучащие по земле и пробуждающие к жизни всё живое. Дождь - это свобода!.."
Апчхибосс Утринос резко выключил приёмник и со злобой уставился на затухающий глазок.
На столе зазвонил телефон.
- Ко мне! Живо! - раздался из трубки голос Тайфуна.
Апчхибосс Утринос выскочил из кабинета и помчался по коридору мимо бесконечной шеренги часовых, отдающих ему честь.
Тайфун сидел на ковре. Огромное брюхо закрывало его ноги почти до самых ступней. Закрыв глаза, Тайфун раскачивался из стороны в сторону. Его можно было принять за гигантскую игрушку-неваляшку.
- Тсс... - зашипел он на влетевшего Апчхибосса Утриноса.
Из приёмника доносился голос Грома:
"Мы зовём к себе всех, кто ненавидит тиранов и любит свободу! Мы зовём к себе всех, чья жизнь - непрерывный труд, а отдых - могила".
- Ничего себе, порадовали... Приглашаете к себе на отдых, когда тут у вас чёрт знает что творится! - проскрипел зубами Тайфун. - Вы же мне доложили, что бородачи уничтожены!
- Но мы потопили их шхуну... - забормотал Апчхибосс Утринос. - А потом, ведь было же сражение в джунглях! Я бросил на них тысячу отборных гвардейцев. Бородачи наткнулись на нашу засаду и были разбиты наголову! И я подумал... я подумал, что отбил у них охоту.
- Молчать! Срочно посылайте войска! Сжечь, уничтожить, перебить! Тайфун так орал, что сыпались стёкла, падали со стен портреты, вертелись под потолком сорванные занавески.
Апчхибосс Утринос волчком закружился по паркету, вылетел на лестницу, чуть не сорвав дверь с петель, и снова помчался мимо бесконечной шеренги часовых по длинному коридору.
...Огромная толпа обитателей Южных Мерцающих Хижин собралась вокруг какого-то негра с маленьким самодельным приёмником.
"...Этому народу, - закончил Гром, - мы не говорим: "Мы дадим тебе всё", а говорим: "Борись, чтобы завоевать свободу и счастье!"
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
"Вперёд, мои верные солдаты!"
- Друзья, - сказал Апчхибосс Утринос, отправляя очередной батальон в наступление, - перед вами стоит величественная задача - наголову разгромить жалкий сброд Грома или погибнуть, можно сказать, пасть на поле брани, прославив свои имена в веках!
Солдаты стояли на самом солнцепёке и отчаянно скучали.
- Но я верю... - Апчхибосс Утринос перегнулся через перила балкона. Я верю, что для таких доблестных солдат, как вы, этот поход будет увеселительной прогулкой. Вперёд, мои верные солдаты! Ура!
Жиденькое "ура" вяло прокатилось над зелёными шеренгами. С ответной речью от имени широких солдатских масс выступил капрал Карапузис, тот самый капрал, который через серебристый глаз телевизора следил за мойщиками посуды в столичных казармах.
- Дорогой Апчхибосс Утринос! - Капрал Карапузис задрал голову и даже встал на цыпочки. - Это такая честь! Такая честь! Погибнуть за вас, как вы изволили сказать, на поле брани, прославив свои имена в веках, всегда было, осмелюсь заявить, не только моей заветной мечтой! - И, подумав, добавил: Но и всех солдат!
Раздались громкие аплодисменты. Это аплодировали сто четырнадцать министров, высунувшихся из окон дворца.
- С Богом, - милостиво кивнул диктатор и исчез.
Заколыхались тяжёлые портьеры.
- По машинам! - истошно завопил капрал Карапузис.
- С каких это пор вы начали командовать моим батальоном? - Перед ним появился молодой лейтенант со щегольскими усиками, похожими на две чернильные запятые.
- Виноват, - съёжился капрал. - Нечаянно.
- Идиот, - презрительно сказал лейтенант и неторопливо зашагал к головной машине.
- Так и запишем, - прошипел Карапузис, доставая записную книжечку и занося на страничку с буквой "Л": "Лейтенант неблагонадёжен, а также подозрителен: не берёт взяток, не пьёт, много читает, не бьёт солдат и всё время говорит правду - например, неоднократно называл меня идиотом. Проверить".
Внезапно к Карапузису подбежали двое оборванных мальчишек и долговязый негр.
- Господин капрал, - взмолился негр, - возьмите нас с собой. Не пожалеете!
- Что? - оторопел капрал. - Зачем?
- Бить бородачей! - лихо ответил негр.
- Молодец! - засиял капрал и покровительственно похлопал его по плечу. - Как зовут?
- Геркулес, господин капрал, - отчеканил негр.
- Лишняя пара таких рук нам не помешает, - заявил Карапузис, с восхищением щупая его мускулы. - Залезай.
Геркулес молниеносно забрался в кузов.
- Пим! Ник! - закричал он мальчишкам. - Чего стоите? Давайте сюда!
- Эй! Эй! - возмутился Карапузис. - Так не пойдёт. У нас не детский сад!
- Пригодятся, - умоляюще пробасил Геркулес. - Их можно на кухню определить. Это же не ребята, а золото!
- Кухня - это дело серьёзное. - Карапузис поднял вверх указательный палец, напоминающий морковку. - Кухня - это мотор армии. - И он хмуро оглядел мальчишек. - Лично я не доверил бы им даже мытьё посуды. Не всякому это дано, уж я-то знаю!
- Как же так? - обиделся один из мальчишек. - Я же у вас целых три года работал. Я всё умею!
- У меня? - прищурился капрал и строго спросил: - Как зовут?
- Пим, робко ответил мальчишка, переминаясь с ноги на ногу.
Карапузис снова выудил свою записную книжечку и раскрыл на страничке с буквой "П".
- Так... не то, не то... Ага, вот!
Против имени Пима было записано: "Трудолюбив и молчалив".
- Это, конечно, меняет дело, - сказал капрал, пряча книжечку. - Но...
- Может, спросить разрешения у лейтенанта? - перебил его Геркулес.
- Этого ещё не хватало! - вскипел капрал. - В своём взводе я хозяин! И накинулся на мальчишек: - Живо в машину!
Загудели моторы. Огромные крытые грузовики покидали площадь перед дворцом Апчхибосса Утриноса. За последней машиной бодро тарахтел уродливый броневик, покрытый маскировочными разводами.
Солдаты с тоской смотрели на убегающие назад шумные улицы. А Геркулес, Пим и Ник почему-то улыбались и весело подмигивали друг другу.
- Можно подумать, - буркнул один из солдат, хмуро уставившись на них, - что вы так и рвётесь в бой.
- Мечтаем пасть на поле брани за Апчхибосса Утриноса, - невозмутимо ответил Геркулес.
Солдаты захохотали.
- Прекрасно, - сказал шофёру капрал Карапузис, услышав громкий смех солдат через стену кабины, - прекрасно, когда у солдат такое замечательное настроение. Они так и рвутся в бой!
- Ага, - уныло ответил шофёр.
Солдаты негромко переговаривались:
- Говорят, что те поклялись, пока не победят, не стричь волосы и не брить бороды.
- Да ну!
- Вот тебе и ну!..
- Долгонько же им придётся ходить со своими бородами. На стороне Апчхибосса Утриноса, что ни говори, сам Тайфун!
- А может, и не долго. Кто знает...
- Слушай, а выходит, они не очень-то и боятся, раз бороды носят. Ведь всякому ясно, кто ты и за кого.
- Выходит, так.
- То-то и оно...
Вскоре город остался далеко позади. Ещё какое-то мгновение на горизонте торчали макушки небоскрёбов, а затем машина свернула на просёлочную дорогу, и всё скрылось за густой пеленой пыли.
Солдаты задремали. И, как ватные куклы, раскачивались из стороны в сторону, не выпуская из рук автоматов и не раскрывая глаз.
Геркулес задумчиво смотрел на спящих ребят. "Ты стал невнимателен, Геркулес, - сказал он сам себе. - Вон как вытянулся Пим за этот год. Брюки ему совсем маловаты, еле прикрывают колени... А Ник - он здорово похудел. Наверно, всё время думает о своём отце и о Дожде. То и дело повторяет их имена во сне... А что ты сделал, Геркулес, чтобы хоть немного успокоить его? Ничего ты не сделал, Геркулес. А ведь ты старший!.. Они тобой крутят, Геркулес, как хотят, - знают, что ты их любишь и не можешь на них по-настоящему сердиться. Вот и сейчас увязались с тобой. А ведь ты их не хотел брать. Не детское это дело... Но разве устоишь перед их просьбами?! Особенно этот Ник: "Возьми! Возьми! Что тебе, жалко?" Конечно, жалко, если на то пошло... Очень жалко! Вот так! Но разве их убедишь? А всё-таки здорово он придумал - пристроиться к войскам Апчхибосса Утриноса, а затем при удобном случае улизнуть к Грому. А просто так к Синим горам не добраться - повсюду патрули. Нет, что ни говори, замечательная мысль!.. Вот только ребята... Ох и влетит же от Грома!"
Машину тряхнуло, и Геркулес раскрыл глаза. Тьфу ты, чёрт! Кажется, тоже задремал.
Машина снова выехала на шоссе. И всё так же маячил позади уродливый пятнистый броневик, ощетинившийся пулемётными дулами.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Гром и Эрнесто
- Кто со мной на разведку? - гаркнул Гром, и раскатистое эхо заметалось среди базальтовых скал.
- Я!..
Около трёхсот человек подняли руки. Это были студенты и мастеровые, тайком пробравшиеся в горы из столицы; рубщики тростника, покинувшие свои деревни; солдаты Утриноса, перешедшие на сторону Грома. И сразу было видно, когда кто из них появился в лагере. У одних были уже густые чёрные бороды, у других - бороды поменьше, у третьих по щекам и подбородку змеились робкие колечки. А были и такие, у которых бороды ещё и не намечались, и похвастаться им было нечем.
Но среди всех, даже среди первых тринадцати старожилов, резко выделялась длинная густая борода одного новичка. Он появился в лагере лишь сегодня на рассвете и был похож на Робинзона Крузо, каким его рисуют художники:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16