- На судне полный порядок, - он полушутливо бросил руку к фуражке.
мы подошли к "Ниве". Я достал завернутые в "Водный транспорт" пленки.
- Это кассеты, Миша, - сказал я. - Очень важные для нас. Положи их подальше. И помни: о них никто не должен знать. Вернешь их только мне...
Миша улыбнулся:
- Хорошо, Игорь Николаевич!
Пленки, жегшие мне руки всю вторую половину ночи и утро, были теперь в надежном месте, я мог не бояться, что у меня их выкрадут из кабинета, из дома, из машины.
Облака начинали рассеиваться. С моря приближалось небольшое судно, похожее по классу на "Александра Пушкина". Белые буруны сопровождали его с обеих сторон. Оно передвигалось словно в кипящей воде...
- Это "Спутник" рыбнадзора. - Миша подал мне руку. Он все хорошо понял. - Не беспокойтесь. Все будет в полной сохранности... Вы домой?
- Нет, надо проехать еще в одно место...
При свете дня Второй тупик Чапаева выглядел грязным рядовым мостком в клоаке гигантского, безбрежно раскинувшегося вокруг Нахалстроя. Грубо окрашенные заборы. Мусор вокруг единственного контейнера. Узкий цементированный тротуарчик с навечно оставленными при его создании вмятинами чьих-то сапог. Гнилостный запах напоминал, что Каспий, как ни говори, находится все-таки во впадине, где все разлагается быстрее, чем наверху.
Дважды прошел я из конца в конец, пытаясь решить, попала ли машина, которую я преследовал накануне, сюда, в тупик. Или в тупик попал я сам, а машина свернула на другую улицу.
Обе версий имели одинаковые права. Водитель мог и свернуть, и поставить машину во двор, тем более что сначала я проехал мимо ВторогоЧапаевского и лишь потом, не обнаружив ее впереди, вернулся.
- Помощь не требуется?
Я увидел мужчину в теплом рыбацком ватнике. Он стоял рядом с дощатым туалетом, напротив забора, - я не сразу заметил его.
Должно быть, он довольно долго наблюдая замоими передвижениями.
- Чапаевских - два тупика? - поинтересовался я.
- Целых четыре. - Он подошел ближе, лицо его показалось мне знакомым. - Смотрю и думаю, что водному прокурору понадобилось в нашем тупике?
Я узнал его.
"Баларгимов... Напарник Ветлугина по последней его охоте на качкалдаков..."
- Материал о самовольной застройке... - Я сам удивился собственной находчивости. - А вы? Ваш дом тут? Он открыл калитку.
- Заходите, посмотрите, как мы живем. Я взглянул вдоль улочки, показавшейся мне вымершей, - вокруг не было ни единой души, не доносился ни один звук.
- Ну что ж. - Я не заставил просить себя дважды.
Маленький двор под стать был каркасно-засыпному ящику, типовому жилищу самстроя. Никакой машины нигде я не обнаружил. Во дворе я увидел песок, несколько крафтпакетов с цементом - хозяин что-то строил. Еще дальше виднелся сарай.
- Сюда. - Дверь открывалась прямо в комнату, прихожей не было.
Вдоль узкого пенала стояли подряд буфет, газовая плита, две узкие, с металлическими спинками, кровати.
На полу с самодельными половиками играли два ясельного возраста малыша. В конце пенала висела занавеска, там была вторая комната.
- Знакомься, - сказал Баларгимов женщине, показавшейся из-за занавески. - Это новый водный прокурор.
- Добро пожаловать. - Жена Баларгимова была русская - с открытым, приятным лицом, пышной грудью, с русым тугим пучком на затылке. На голом предплечье я увидел синюю татуировку - "Нина". - Как вам наши хоромы?
- Уютно, хотя и тесновато, - признал я. - А зимой? Не холодно?
- Газ обогревает... Жара, хоть двери настежь! А выключишь - тепло сразу выдувает.
- Другое жилье не обещают?
- Кому мы нужны? Если сами не позаботимся, о нас кто подумает?
Она взяла с буфета маленькие, послевоенные еще часы "Звездочка", подкрутила, положила на место.
Буфет был старый - с семейными фотографиями между стекол. Фотоснимки чередовались со старыми поздравительными телеграммами. Была тут и завоевавшая мир неизвестная японская девушка, интимно мигающая с фотографии.
Разговор не получался - позади себя я постоянно ощущал присутствие настороженно-притихшего Баларгимова.
- Что же вы, пешком от самой прокуратуры? - подал он голос. - Или на автобусе ехали?
- Служебной машиной.
- Вроде я не видел ее...
- Она у парикмахерской Гарегина. Я спрашивал, где Чапаевские тупики. На всякий случай я дал понять, что меня будут искать здесь.
- Да вы садитесь, - предложила хозяйка. - Какая правда в ногах...
- Надо ехать: дела... - сказал я.
- У всех дела. - Малыши потянулись к ней. - Да вы не спешите! Может, чайку?
- Прокурор так не придет, чтоб чай тут с тобой пить, - подал голос Баларгимов. - Наверное, соседи что-нибудь наговорили... - Он все стоял у порога. - Богатства наши кому-то спать не дают...
Женщина подняла с пола наперсток и положила на буфет рядом с фарфоровыми рыбками и пачкой молочной смеси. Японская девушка интимно мигнула мне, не меняя выражения лица.
Рядом я увидел фотографию молодой пары - парень в белой сорочке, при галстуке, в шапке рассыпавшихся волос, прижимал к себе улыбающуюся счастливую невесту в белой фате.
- Сын? - Я кивнул на снимок.
- Нет. - Она отстранила малышей. - Это племянник мужа...
Баларгимов за моей спиной нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Я простился. Хозяйка пригласила:
- Заходите, если окажетесь в наших краях...
- А я уж решил, что вы стрижетесь в Доме быта... - Согомоныч повторил тезис: - У каждого человека парикмахер должен быть, как домашний врач, свой! И я хочу сделать вам предложение. Вы будете каждый день бриться у меня, и я буду следить за вашей прической...
Я не ответил, и Гарегин, видимо, воспринял мою заминку как раздумье о совместимости моего высокого должностного статуса с возможностью пользоваться услугами наемника капитала. Он быстро сказал:
- Впредь я это буду делать бесплатно. Я поинтересовался:
- А из чего же вы будете извлекать свою капиталистическую прибыль?
- Такой клиент, как вы, создает репутацию заведению. Всякое капиталистическое производство тратит значительную часть средств на рекламу. Вы будете моей рекламой...
- Боюсь, что меня обвинят во взяточничестве. Или, в лучшем случае, в злоупотреблении служебным положением... Он замахал руками:
- О чем вы говорите! Вы же на суше! Не в акватории. А кроме того, у нас священная традиция оказывать уважение людям, это называется "хэрмет" подарок бескорыстия...
- Если вы хотите, чтобы я поддерживал вашу рекламу, давайте оставим разговоры про хэрмет.
- Будет лучше, если вас станут подвозить ко мне на персональной машине...
Под ровное вибрирование воздуха у моего уха я вернулся к открытию, сделанному мною во Втором Чапаевском тупике.
"Свадебная фотография!"
Жениха - смуглого, с длинными волосами и выдававшимися вперед скулами, в белой, с галстуком, сорочке - я видел впервые... А вот невесту я узнал. Я ее видел вместе с рыбинс-пектором Пуховым вечером, накануне его гибели.
"Вера - жена Умара Кулиева! Выходит: Умар Кулиев - племянник Баларгимова!"
Наемник капитала снял с меня пеньюар, провел щеточкой по затылку, отошел, любуясь своей работой.
- Мое призвание - стричь! А вы, спасибо вам, первый человек, который называет меня правильно. Все остальные дикари зовут меня Георгин Самогоныч... Именно поэтому я предлагаю вам бриться и стричься у меня бесплатно.
Из автомата на углу я позвонил Орезову:
- Достань фотографию Баларгимова и любым способом предъяви ее Вахидову. Только срочно...
6
В прокуроре, надзирающем за местами заключения, я узнал своего сверстника - уроженца того берега. Когда-то нас даже знакомили. Он поднялся мне навстречу - тяжелый красавец с традиционными усиками, как две. капли воды похожий на Эдика Агаева.
- Игорь, - напомнил я.
- Фурман. Это имя. Не фамилия.
- Как имя оно даже симпатичнее.
Мы посмеялись. Я сел и перешел к делу.
- Меня интересуют осужденные по делам, отнесенным к подследственное(tm) водной прокуратуры. Не все, конечно. А только по неисполненным приговорам. Есть такие?
- Одно. - Фурман нагнулся, вынул из тумбочки заварной чайник, налил в него из графина воды и достал кипятильник. На столе появились пиалы, сахарница. - Приговор вошел в законную силу, но еще не приведен в исполнение. УмарКули-ев. Высшая мера наказания.
- Его не помиловали?
- Нет, Учли просьбы трудящихся. Да вот, если хочешь... - Фурман достал из сейфа несколько бумаг, одну протянул мне.
Я прочитал:
"Президиум Верховного Совета... Учитывая степень тяжести совершенного преступления и то, что личность Кулиева представляет исключительную опасность для общества, Президиум постановил ходатайство о помиловании отклонить".
- И когда? - спросил я, возвращая бумагу. Он понял вопрос, хотя я и не договорил.
- Этого не знает никто. Обычно Президиум через Прокуратуру возвращает уголовное дело назад в суд, а суд уведомляет органы исполнения приговора, что уголовное дело пришло... На этом переписка заканчивается.
- А дело Кулиева? - спросил я.
- Пока не возвратилось.
Напротив прокуратуры размещался пневматический тир, тускло выбеленный, с казенными лозунгами ДОСААФ, которые вывешивают обычно только в тирах. С угла, рядом со старой, с выбитыми стеклами, телефонной кабиной пожилой, в пыльном халате казах торговал дынями. Я позвонил Гезель.
- Игорь Николаевич! Это вы? Я вас очень плохо слышу... - ласково, как ребенку, сказала Гезель. Она боялась испугать малыша, который все это время, очевидно, проводил в полудреме, набираясь тепла и нежности на всю свою грядущую жизнь, которая, судя по всему, не обещала измениться к лучшему.
Внезапно мне стало тепло и спокойно.
- Что там, Гезель? Кто-нибудь есть?
- Бала здесь.
- Я же разрешил ему отдохнуть!
- Он тут. Они с Гусейном допрашивают брата Ветлугина.
- Гезель! Скажи, чтобы его не отпускали, я тоже хочу поговорить... А что у Сувалдина?
- В заповеднике спокойно. Бала заказал для вас справку в Институте экологии моря. По поводу икры, изготовляемой браконьерами...
- Отлично. Хаджинур не появился?
- Нет. Звонили от прокурора области Довиденко. Вы скоро будете?
- Сейчас еду.
Звонки начались, едва я появился у себя.
- Прокурор области... - Гезель открыла дверь. - Возьмите трубочку...
- Поздно приходишь, дорогой! - необычайно сердечно пропел Довиденко. Не икается? Весь день тебя вспоминаем... - Первый человек Восточнокаспийской прокуратуры готов был видеть во мне соратника, если я во всем буду следовать его желаниям. - Вот какое дело. Прохвост этот Вахидов - одумался! А может, кто-то его надоумил... Короче: от всего отказался!
- Хорош гусь, - поддакнул я.
- Надо ехать в обком - исключать из партии, а он одно твердит: "Я наболтал лишнего водному прокурору, чтоб отпустили!.." А у него, знаешь, шестеро детей...
- Что ты предлагаешь? Довиденко солидно прокашлялся.
- Есть выход... Ты записал его показания на пленку... Дай мне свозить эту запись в обком!
Я ни в чем не подозревал своих коллег. Но, если я, новый человек, всего за несколько недель вышел на сбытчика осетровых, легко вообразить, как быстро - если б хотели! - задержали его здешние Шерлоки Холмсы. Верхушка, организовавшая массовый браконьерский промысел, плотно прикрывала его сверху.
"Теперь кто-то из них хочет заполучить магнитофонную запись, чтобы ее уничтожить! Нет-нет!.."
- Мы бы его быстро приперли, прохвоста. Представляешь? - лебезил передо мной прокурор области.
- Представляю. Беда в том только, что ничего не записалось... Магнитофон импортный - в левом углу панель с кнопкой. Надо их вместе нажимать. А я - только на панель.
- И ничего-ничего не записалось? - недоверчиво спросил Довиденко. Хоть что-нибудь-то получилось? Мы тут в лаборатории доведем до ума!
- Он вообще не работал на запись! Только Вахидову говорить об этом не надо, - предупредил я. - Пусть думает, что пленка эта существует!
- Конечно. Я ему ничего не скажу... - Довиденко сделал вид, что верит мне, но простился довольно холодно. - Ладно. Поговорим еще...
Он не допускал мысли, что пленку с показаниями наиболее опасного свидетеля заполучить не удастся.
- Это вы обнаружили в море труп своего брата?.. - спросил я. - Как это произошло?
Бесцветный высокий блондин прокашлялся, подробно рассказал о своих сборах на поиск, все последующее уместилось в одном предложении:
- ...На малой скорости стал объезжать залив, смотрю, плавает что-то! Сашка!..
Он замолчал и в последующем отвечал только на мои вопросы.
- Далеко от берега?
- Плыл-то? Метрах в двадцати пяти.
- Это уже на третий день?
- Ну да. Случай был двадцать пятого...
- До этого вы часто виделись?
- Раза два в неделю.
- Он к вам приходил? Или вы к нему?
- Чаще я.
- Почему?
Он задумался, пожал плечами.
Я перелистал дело. Вернулся к протоколу обыска. Жене Ветлугина предложили добровольно указать местонахождение охотничьих боеприпасов мужа, но она ответила, что в квартире их нет.
"Между тем их нашли в платяном шкафу..."
- У вас много братьев?
- Мы двое.
- Брату приходилось жить у вас?
- Нет.
- А вам у него?
- Пришлось. Однажды все лето прожили.
- Давно?
- Перед тем, как этому случиться... Он жил у жены, а я со своей переехал к нему. Квартиру сдавали - деньги были нужны.
- Помните, что у них находилось в платяном шкафу? - неожиданно спросил я.
Он вспоминал: костюмы, платья, обувь... Часы, фигурные ножницы, фотоальбом...
Забыл только об охотничьих боеприпасах - гильзах, пыжах. Я зашел с другой стороны:
- Помните, что он купил в то лето?
- Вы имеете в виду сервант?
Я ничего не мог иметь в виду, поскольку не располагал информацией. Эх, как бы я провел это дело, будь оно в моем производстве с самого начала!
- Мотоцикл?
- А ружье?
- Ружья не помню.
- Сможете узнать, если я покажу его?
- Нет, - он покачал головой.
- Брат говорил с вами об охоте? Ветлугин замялся.
- Честно говоря, про охоту не слышал.
- Но если бы он ходил, вы бы знали?
- Думаю, знал.
- А почему вы не сказали об этом следователю?
- Он не спросил.
Я пробежал глазами первый протокол допроса. Ветлугина допрашивал следователь прокуратуры района Алиханов. Фамилия ни о чем мне не говорила. Вопросы о ружье, о том, бывал ли погибший на охоте, действительно заданы не были.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27