Но было уже поздно.
— Что ты наделал? — закричал он. — Как тебе такое взбрело в голову?
Но Артур Дэниел в ответ только улыбнулся. Он уже принял таблетку, которую ему вручил мистер Доломо, самый прекрасный человек на земле. Он вручил ему таблетку лично перед строем Воителей Зора, салютовавших той священной миссии, которую ему предстояло исполнить.
Но в отличие от Артура Дэниела, капитана не волновали взрослые мужчины, у которых штаны плохо пахли, его даже не волновало то, что скоро ему придется волноваться еще и о штанишках Артура Дэниела. У него было судно, направляющееся в Байонн, штат Нью-Джерси, и не было никакой возможности ни остановить его, ни отвернуть в сторону раньше, чем весь город окажется покрытым толстым слоем нефти.
В Вашингтоне президент призвал к себе Смита, чтобы тот присутствовал при телефонном разговоре, и добавил, что старик-азиат пока не нужен.
— У нас эта... эта Беатрис опять на проводе, — сообщил президент. Ладонью он прикрывал трубку.
— Что она говорит?
— Говорит, что мы сами виноваты, — ответил президент и кивком головы показал на другой аппарат. Смит снял трубку.
— Мне не нравится причинять боль невинным людям. Я ничего не имею против американского народа, господин президент. Я сама американка. Но то, что сегодня произойдет в Байонне, Нью-Джерси, целиком и полностью ляжет на вашу совесть.
— А что там произойдет, ваше величество? — спросил президент.
— Это ваша вина — то, что там произойдет. Отзовите законопроект, ограничивающий свободу вероисповедания, пока можно предотвратить новые последствия.
— Если я отзову законопроект, то что именно прекратите вы, ваше величество?
— То, чему суждено случиться, уже не может быть предотвращено. Ни я, ни вы этого не можем сделать. И вот что я вам хочу сказать. Когда вам снова захочется причинить боль прекрасной, очаровательной, добропорядочной женщине, подумайте о Байонне, Нью-Джерси. А сейчас я бы советовала вам эвакуировать всех жителей города.
И трубка замолчала.
— Готовы ли наши советники к тому, чтобы начать вторжение на Харбор-Айленд? — спросил Смит.
— Почти готовы, — сообщил президент. — Нам осталось только снабдить их всех защитными костюмами. Это нас немножко задержало. Что там обнаружили ученые?
— Пока ничего. Они пока не прикасаются к веществу даже в резиновых защитных костюмах. Экспериментируют на животных, но на них, похоже, вещество действует не так, как на людей. Чиун говорит — а он по-своему, каким-то странным образом, знает о человеческом теле что-то такое, чего мы не знаем, — так вот, он говорит, что вещество, возможно, лишает человека только памяти о том, чему он научился, воздействует на интеллект.
— А есть какая-то другая память? Инстинкт — это не память.
— Есть и другая память. Но я думаю, что сейчас нам лучше заняться эвакуацией Байонна.
— Куда, черт побери, их всех эвакуировать? В Джерси-Сити? — в отчаянии воскликнул президент.
“Персия-Сауд Мару” медленно вошла в акваторию порта Байонн, штат Нью-Джерси, — так медленно, что стороннему наблюдателю, если бы таковые оставались в порту, показалось бы, что ее можно остановить одним пальчиком. Но такое впечатление создавалось из-за того, что судно шло со скоростью пятнадцать узлов — со скоростью хорошего бегуна.
И далее с “Персией-Сауд” случилось вот что. Судно шло и шло вперед. Потом оно село на скалы неподалеку от берега, а озеро нефти по инерции продолжало двигаться вперед с той же скоростью, неся на себе верхнюю палубу судна, а корпус его остался на скалах. Потом озеро нефти выплеснулось на берег.
Словно бы огромная волна накрыла город Байонн, что в штате Нью-Джерси. Огромное черное липкое озеро расплылось по узким улочками города и достигло Джерси-Сити. Здесь волна ослабла и угасла, и с высоты птичьего полета казалось, что огромное черной плато расплылось и превратилось в самую большую в мире автомобильную стоянку, загадив и прилегающие порты городов Элизабет и Нью-Йорка.
Это была самая крупная катастрофа в истории — как по понесенным убыткам, так и по ущербу, нанесенному окружающей среде.
Президент Соединенных Штатов, оставшись наедине с самим собой в Белом Доме, отсчитывал секунды до того момента, как его советники, которым в помощь были приданы еще и ученые, начнут военную операцию против Харбор-Айленда.
Мир сошел с ума. Римо услышал о катастрофе, случившейся в Байонне, и задал себе вопрос, позовут ли полицию Ньюарка на помощь. Когда он служил в ньюаркской полиции, шла война во Вьетнаме. С той поры прошло много лет. Он боялся брать в руки газеты. Все вокруг так сильно переменилось. С той поры сменилось так много президентов.
А перед глазами у него по-прежнему маячило азиатское лицо. Оно говорило ему, что нет такого понятия — “президент”. Разве он, Римо, не знает, что есть лишь короли, выступающие под разными названиями? Римо пора бы было уяснить себе это. И Римо должен правильно дышать. Римо должен позволить своему телу бороться за него. Римо должен вернуться к нему, к азиату. Римо должен вернуться в это место со странным названием Синанджу.
Но Римо никогда не бывал в Синанджу. И еще более странная вещь случилась, когда Римо покупал билет на самолет, который должен был отвезти его в Ньюарк. Он увидел двух, азиатов, супружескую пару, которые с большим трудом пытались объяснить билетной кассирше, что им надо. Они были из Сеула, столицы Южной Кореи, и они хотели попасть в город Феникс в Аризоне, где жила их дочь.
Они с трудом выражали свои мысли по-английски. Римо вызвался перевести. Он спросил их по-корейски, куда им надо, а потом объяснил это по-английски билетной кассирше.
— Вы говорите на старом литературном корейском языке. На таком языке еще говорят кое-где на Севере, — сказал кореец.
И тогда Римо понял, что знает корейский язык и знает его так же хорошо, как и английский. Но проблема заключалась в том, что никто никогда не учил его корейскому. Он совсем не помнил, чтобы учил его когда-нибудь. И тогда он понял, что и видение говорит с ним именно на этом языке.
И еще ему не понравился тот вариант корейского, на котором говорила эта пара. Он был куда менее четким, чем тот язык, на котором говорил он. И по какой-то совершенно непонятной причине он начал смотреть на них как на иностранцев, потому что они так плохо говорили по-корейски.
Корейцы лучше других, но не все корейцы. Дома себя почувствуешь только в Синанджу, подумал Римо. Синанджу? Вот оно опять.
— А вы знаете, где находится Синанджу? — спросил он корейцев.
— Синанджу? Да. Далеко на Севере. Никто туда не ездит.
— Почему?
— Мы не знаем. Никто туда не ездит.
— Но почему?
— Это такое место, куда никто не ездит, — сказал мужчина.
А женщина добавила, что, наверное, ее дедушка знает.
— Он говорил, что это такое место, которого все боятся.
— Боятся? — удивился Римо. — Там живут самые чудесные люди на земле. — Интересно, откуда он это знает?
— Вы там бывали?
— Нет, — ответил Римо. — Никогда.
— Тогда откуда вы знаете?
— Не знаю, — признался Римо. — Я очень многого не знаю. Я родился в Ньюарке, как мне кажется. Я вырос в сиротском приюте. Я ходил в школу. Я играл в футбол — я был защитником. Я отправился во Вьетнам морским пехотинцем. Потом я вернулся. А потом — бум! Я — в Калифорнии и я не могу понять, что вокруг происходит.
— Да, мы тоже тут оказались примерно так же. Жизнь летит так быстро! Мы родились в Сеуле, там же и выросли, потом переехали в Калифорнию, а потом — бум! И вот теперь наша дочь живет в Фениксе, Аризона.
В самолете, летевшем в Ньюарк, пассажиры только и говорили, что о несчастье, случившемся в Байонне. Люди говорили, что никто не знает, как поступить с городом — восстанавливать его или срыть до основания и вместе с Джерси-Сити превратить в одну большую автостоянку для жителей Нью-Йорка.
Кто-то сказал, что это был террористический акт. Еще кто-то сказал, что неизвестно, какая именно из террористических группировок это совершила, потому что уже полдюжины взяли ответственность на себя.
— Мы, разумеется, сотрем их с лица земли, — заметил Римо. — Что они, эти ублюдки, с ума посходили, что признаются в том, что позволили себе так поступить с Америкой? Им это с рук не сойдет.
— Им это всегда сходит с рук, — сказал кто-то из пассажиров.
— Не верю. Вы лжете.
Римо хотел ударить этого пассажира в лицо. Но тут кто-то у него за спиной сказал, что Америка такое заслужила.
Первое, что Римо сделал, оказавшись в Ньюарке, это нашел бар, в котором был телевизор. Катастрофа в Байонне не сходила с экрана, и какая бы ни шла программа, она то и дело прерывалась сводками новостей с места события.
Римо заказал виски и пиво. Поскольку у него с собой был чемодан, полный наличных денег, он заказал самую лучшую марку и того, и другого — то, что он пил, как правило, только по самым серьезным поводам. Когда он поднес стакан ко рту, запах спиртного чуть было не вызвал у него рвоту. Он отставил стакан. Он любил эту марку виски. Так почему же его тело восстает против него?
И тогда опять заговорило видение. Оно говорило о том, что когда тело находится на истинном пути, оно отвергает все, что не служит достижению совершенства. И Римо, к своему удивлению, заказал рис и воду.
Бармен сказал, что не подает рис и воду, и что пусть лучше Римо заткнется и допьет свое виски или убирается отсюда. Бармен не слишком долго докучал Римо, потому что у него возникли проблемы: ему срочно понадобилось выковырять мерный стаканчик для виски из своей левой ноздри.
Римо по-прежнему не понимал, как ему это удалось, но был рад, что удалось.
Он завладел переключателем программ телевизора и нашел канал, который все свое внимание уделил произошедшей катастрофе. На экране сидела целая группа комментаторов, которые обсуждали случившееся. И Римо не поверил своим ушам, когда услышал то, что услышал.
Четверо из пяти комментаторов обсуждали те неблаговидные поступки, которые Америка совершила для того, чтобы заслужить право лишиться одного из своих городов. Америка посылала военных советников в Южную Америку. Следовательно, раз американские солдаты воевали против партизан, было вполне логично, что американский город оказался стертым с лица земли, а целые семьи похороненными под толстым слоем нефти.
Америка снабжала оружием Израиль. Америка поставляла оружие правительствам арабских государств. Следовательно, каждый, кому не нравился Израиль или одно из этих арабских правительств, имел право убить любого американца в любой точке земного шара. Были приглашены арабские эксперты. Они, с одной стороны, резко осудили насилие против арабов, творимое в США, а с другой, предупредили американскую телеаудиторию, что ей следует ожидать повторения подобных происшествий до тех пор, пока американское правительство не займет более беспристрастную позицию в делах Ближнего Востока.
Потом началась дискуссия по вопросу о том, каким образом Америка должна изменить свою внешнюю политику, чтобы избежать подобных инцидентов в будущем. Потом комментаторы стали говорить о себе, о том, что они знают, что могут лишиться своей популярности, потому что стали вестниками, приносящими плохие известия.
— Вестники, приносящие плохие известия! — возмутился Римо. — Они сами и есть плохие известия. Интересно, а руководство телеканалов знает, о том, что они говорят?
— Знают ли? Да они же им деньги платят! Эти ребята получают семизначные оклады, — сказал человек, попивающий пиво.
— Миллион долларов в год за то, что они поливают Америку грязью?
— Если они исправно служат своим хозяевам.
— Но ведь это же репортеры. Я и не думал, что журналисты получают так много. Я помню репортеров из ньюаркской “Ивнинг Ньюс”. Они получали куда меньше.
— Эй, дружище, — обратился к Римо кто-то из завсегдатаев бара. — Ньюаркская “Ивнинг Ньюс” скончалась много лет назад. Где ты был все это время?
Лишь два момента во всей кошмарной трансляции прозвучали хоть каким-то утешением для слуха Римо. Президент объявил, что жертвам катастрофы будет оказана экстренная помощь, а затем он добавил, что хотя многие террористические организации хотят приписать себе это преступное деяние, деяние все равно остается преступным. И далее президент обратился к нации со следующими словами:
— Им это может сойти с рук сегодня. Им это может сойти с рук завтра. Но день расплаты придет, и это столь же нерушимо, как то, что солнце восходит по утрам, и как то, что чувство справедливости никогда не покинет сердца американцев.
Как только президент исчез с экрана, вернулись телекомментаторы и приняли обсуждать, насколько безответственным было заявление президента, и как мало у него шансов на успех, и кроме того, те, кто некоторым представляются террористами, для других могут быть борцами за свободу.
И лишь один комментатор с этим не согласился. Это был человек в очках в тонкой металлической оправе и в галстуке-бабочке. Его рыжеватые волосы были аккуратно расчесаны на пробор.
— Нет, — сказал он. — Борец за свободу и террорист — это совсем не одно и то же. И дело тут не в точке зрения. Это все равно что сказать, что хирург и Джек-Потрошитель — это одно и то же, поскольку и тот, и другой пользуются ножом. Когда ваша цель — причинить вред невинным гражданским лицам, вы — террорист. Все очень просто.
Римо зааплодировал. И весь бар тоже зааплодировал. Аплодировали и белые, и черные. Ведущий передачи тут же заявил, что это личная точка зрения комментатора, а не программы, и тут же для противовеса дал слово кому-то другому. Противовес заключался в том, что до тех пор, пока повсюду в мире не изжиты голод и несправедливость, американцам следует быть готовыми к тому, что в целях восстановления справедливости они могут быть похищены, подорваны на бомбах, сожжены, утоплены в масле и застрелены во сне.
Говоривший был профессором международных отношений. Звали его Уолдо Ханникут. Когда-то он был послом в одном из арабских государств, где пользовался своим дипломатическим статусом для того, чтобы открыто критиковать американскую политику на Ближнем Востоке, а следовательно, по мнению ведущего, взгляды его заслуживали всяческого уважения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36