Цель была — подавить восстание.
Первая партия высадилась на берегу, где их повстречали улыбающиеся, добродушные люди в резиновых перчатках и с ватными тампонами. Первая партия назад не вернулась и не подала о себе никаких известий. Вторая партия направилась на остров, имея приказ не подпускать к себе никого. Но к тому времени у Братьев и Сестер уже было оружие, отобранное у первой партии. На берегу произошла кровавая бойня.
И здесь Рубин продемонстрировал все свое мастерство. Вместо того, чтобы затаиться, он заготовил текст воззвания и передал его своему недавно назначенному государственному секретарю, мужчине с приятными манерами, хозяину сувенирной лавки, где продавались высокие кружки с безумными глазами, укоризненно взирающими на того, кто из этой кружки пил:
“Мы, революционный народ Харбор-Айленда и его Народно-революционная Армия, намерены ниспровергнуть вековой гнет Нассау, Эльютеры и Великобритании, превратившей все эти острова в свои колонии. Мы не сложим оружия, пока не добьемся полной свободы, полной независимости от любых угнетателей”.
Поскольку Рубин и Беатрис успешно оставались в тени и все происшедшее и в самом деле казалось народным восстанием, совершенным местным населением, четырнадцать стран Третьего мира незамедлительно признали новое государство, а СССР послал торговую делегацию с целью продать острову оружие.
Чуть в стороне от Розового Берега Рубин переоборудовал старую фабрику под подземный бункер, приспособленный для производства вещества, воздействующего на память. Воители Зора обучили Братьев и Сестер его производству. Бывшим багамским стражам порядка позволили играть в песочек. Въезд туристов был запрещен.
Когда Рубин почувствовал себя настолько хорошо, что снизил дозу перкодана до одной таблетки в час, он сообщил Беатрис:
— Ваше Величество, мы готовы.
Беатрис возликовала и доверительно поделилась новостью со своим новым министром Оскаром, продавцом сувениров:
— Мы больше не будем с этим мириться. А затем по телефону, столь же мистическому, как окрестности планеты Нептун, и подчас столь же недоступному, она позвонила в Государственный департамент Соединенных Штатов Америки и заявила, что хочет поговорить с президентом по делу, не терпящему отлагательства.
— А кто говорит?
— Говорит Беатриса Аларкинская. Мы — новое независимое государство, и мы можем двинуться в любом направлении. Нас уже посетила русская делегация, готовая продать нам любое оружие, какое нам только понадобится.
Президент был на проводе меньше чем через полчаса.
— Мы безусловно желаем передать наилучшие пожелания американского народа вашему новому независимому государству. Однако мы поддерживаем добрые отношения с Багамскими островами и с Великобританией, и я полагаю, что для того, чтобы получить официальное признание, вам необходимо сначала представить доказательства собственной легитимности.
Так говорил президент Соединенных Штатов из своего нового кабинета, глядя на сводку, полученную из Госдепартамента. Источники в разведке сообщали о перевороте, произошедшем на маленьком острове на Багамах.
По новым правилам, президент ни к чему не прикасался. К нему не поступали никакие бумаги, и все материалы он читал с экрана компьютера. Президент был в хорошей физической форме для своих семидесяти с чем-то лет, ум его был остер. Он не хотел втягивать Америку в какие-то там революции, особенно если они были направлены против дружественных государств. С другой стороны, он хотел быть всегда готовым к диалогу.
Название Аларкин о чем-то ему напомнило. Но двое его помощников, чьи передвижения теперь ограничивались лишь частью кабинета, покачали головами, когда он спросил их, о чем говорит им название Аларкин.
— Ни о чем, сэр, — ответили оба помощника. В этот момент отворилась дверь, и в кабинет вошел человек в костюме-тройке, с лицом, напоминающим лимон.
— Со мной все прекрасно, — сказал ему президент.
Смит вышел и закрыл за собой дверь.
Помощники президента уже неоднократно видели, как человек в сером входил в кабинет президента и почти сразу же покидал его. Один из помощников думал, что это новый лечащий врач президента, но другому сообщили, что это — новый президентский секретарь. Ходили по Белому Дому и слухи о каком-то азиате, который исчезал сразу, стоило только, кому-то на него посмотреть. И что еще более странно — президент больше ни под каким видом не желал входить в Овальный кабинет.
Президент прикрыл телефонную трубку ладонью.
— Аларкин. Где-то я слышал это название.
— Может быть, это какое-то местное божество?
— По голосу, она белая. И говорит как чистокровная американка, — возразил президент. Оба помощника пожали плечами.
— Они совершили революцию и теперь желают отделиться от Багамских островов, — сказал один из помощников.
— Верно, — подтвердил президент и, отняв ладонь от трубки, сказал в телефон:
— Можем ли мы помочь вам как-то решить ваши проблемы с правительством Багамских островов?
— Мы хотим одного: свободы вероисповедания, — заявила королева Аларкина.
— Мы тоже этого хотим и готовы этому всемерно содействовать, — ответил президент.
Он включил селектор, чтобы и помощники могли слышать разговор. Президент пожал плечами. Помощники тоже пожали плечами.
— Багамы никогда не славились как страна, преследующая кого-либо за религиозные убеждения, — сказал президент в трубку и дал сигнал помощникам, что он хочет, чтобы весь разговор был записан на пленку.
— Багамы — нет, а вы — да, — заявила женщина, называющая себя королевой Аларкинской.
— Я прошу вас придерживаться фактов, мадам. Америка с самого дня своего основания обещала и гарантировала всем свободу вероисповедания. И мы гордимся этим.
— Свобода вероисповедания лишь для некоторых. Для крупных, сильных, богатых конфессий. А как насчет мелких, униженных и бедных?
— Вы говорите о маленьких церквях для чернокожих американцев? Они имеют полную свободу, ваше величество.
— Я говорю о тех церквях, которые осмеливаются сказать правду. О тех, которые идут на риск и проповедуют новые и непривычные идеи.
— Факты заключаются в том, ваше величество, что в Америке вы найдете большее разнообразие церквей, чем в любой стране мира.
— Да, а как насчет “Братства Сильных”?
— Мадам, люди, которые руководят “Братством Сильных”, обвиняются не в том, что проповедуют новое религиозное учение. Возможно, вы этого не знаете, но они посадили аллигатора в бассейн журналисту, который пытался вскрыть их махинации. Почтовая служба имеет все доказательства того, что они использовали почту для своих мошенничеств, и кроме того, у нас есть все основания полагать, что они организовали убийство — и я это называю убийством с полными на то основаниями — полковника Военно-Воздушных Сил, сенатора и всего экипажа самолета. Эти ни в чем не повинные люди погибли, когда руководители “Братства Сильных” пытались убить меня.
— Не было никакой необходимости в их смерти, — сказала королева Аларкинская.
— Мне бы хотелось верить в это, — заметил президент.
— Если бы вы отозвали обвинение против руководителей Братства, никто бы не умер.
— Я не собираюсь вмешиваться в дела судебных органов, и уж конечно, не ради двух фигляров и убийц!
Президент в негодовании возвысил голос. Он вспомнил полковника Дейла Армбрустера, вспомнил, как тот, каждый раз после приземления спрашивал президента, как он перенес полет, вспомнил, что у полковника осталась семья.
— Я бы хотел, чтобы вы знали, — продолжал президент, — мы ни при каких условиях не собираемся плясать под дудку террористов.
— Я веду речь о вашей жизни. Я не могу гарантировать вашу безопасность до тех пор, пока тысячи преданных членов “Братства Сильных” видят, как их руководители подвергаются преследованиям.
— Это угроза? — спросил президент.
— Это дружеское предупреждение, чтобы вы были беспристрастны в деле Доломо. Почему вы выказываете дружеское расположение католикам, протестантам и иудеям, и не питаете добрых чувств к последователям “Братства Сильных”, прекрасным людям. Они все — прекрасные люди.
— Я скажу вам, как я собираюсь продемонстрировать свою беспристрастность. Я хочу предложить Конгрессу завтра же представить мне законопроект, касающийся мошеннических религиозных обществ. И мы оставим не у дел проходимцев вроде Доломо. Потому что именно так я их и называю, госпожа королева Аларкинская. Проходимцы.
— Что ж, я могу вам сказать только одно, господин президент американский. Вам некого винить, кроме самого себя. Потому что мы больше не собираемся с этим мириться.
— Не понимаю.
— Вам теперь придется иметь дело не с двумя беззащитными гражданами. Мы — народ. И у нас есть полное право защищать свою свободу любыми доступными нам средствами. Я предупреждаю вас. Взгляните на море. Взгляните на небо. Взгляните на землю. Мы больше не будем с этим мириться. Мы до вас доберемся.
— Кто это говорит?
— Прекрасная жена Рубина Доломо собственной персоной.
— У Рубина Доломо нет прекрасной жены.
— Это нарушение Женевской конвенции. Это низко. Вы заплатите за это. Я вас предупредила. Мы больше не будем с этим мириться.
Помощники президента увидели, как президент сначала повесил трубку, а затем жестом велел им удалиться.
— Смит, зайдите ко мне, пожалуйста, — сказал президент, нажав кнопку переговорного устройства, скрытую под ковриком под его рабочим столом.
— Как вы себя чувствуете? — спросил, входя, Смит. Чиун, азиат, работавший на фирму Смита, стоял с ним рядом.
— Я чувствую себя прекрасно, — ответил президент. Азиат поклонился и вышел из комнаты.
— Супруги Доломо захватили небольшой остров на Багамах. Они провозгласили сами себя независимым государством. Теперь они — руководители иностранного государства, и Бог знает, что только они имеют в своем распоряжении. Они абсолютно безжалостны и беспринципны. Я хочу, чтобы второй ваш сотрудник немедленно был послан к ним.
— Он потерян, — сообщил Смит.
— Нет! — воскликнул президент и покачал головой. — Если они сумели убрать его, то они сумеют убрать кого угодно.
— Возможно, но Чиун лучше, как я полагаю. Римо был не в самой своей лучшей форме.
— Тогда почему же вы послали его?
— У нас нет никого другого, сэр.
— Пошлите тогда этого.
— Я бы хотел, чтобы он остался здесь.
— Послушайте, если мы уберем их, то мне не будет угрожать никакая опасность, — сказал президент.
— А если они уберут его?
— Тогда они доберутся и до меня. Они предложили мне свои условия. Только что. Если я позволю им выйти сухими из воды, то они оставят меня в покое.
— Вы собираетесь принять их условия?
— Нет.
— Я просто подумал, а не лучше бы было сейчас сделать шаг назад, а потом убрать их в более подходящее время.
— Я не собираюсь торговаться с двумя ретивыми проходимцами.
— Возможно, речь идет о вашей жизни, сэр.
— Значит, я умру при исполнении служебных обязанностей, черт побери. Я президент Соединенных Штатов, а не какой-то там политикан. И я не собираюсь компрометировать эту должность сделкой с парой записных мошенников, оказавшихся еще и убийцами.
— Значит, таково ваше решение? — спросил Смит.
— Да, таково мое решение, — ответил президент. — Сегодня я собираюсь представить Конгрессу жесткий законопроект о мошенничестве в делах религии — такой законопроект, который сразу поставит “Братство Сильных” вне закона. И даже если этой парочке сойдут с рук их преступления, им больше не удастся пудрить мозги людям.
— Как скажете, сэр. Я могу предложить выслать войска на помощь правительству Багамских островов. Будем надеяться, что мы сможем разделаться с ними с помощью военной силы.
— Я бы лучше послал вашего пожилого азиата.
— Сэр, он останется здесь. Это — часть мер безопасности, неотделимых от моей организации в целом. Никто, даже президент, не имеет права приказывать мне: Президент может только внести предложение. Я имею право выбора: согласиться на предложение или отклонить его.
— И вы отклоняете мое предложение?
— Я не дам Чиуну приказа покинуть вас, сэр, — сказал Смит.
— Вы собираетесь убить меня, если вещество меня коснется, не так ли?
Смит не знал, как ему ответить. Президент ему нравился. Он уважал президента лично, но еще больше он уважал его пост.
— Да, сэр, — сказал он наконец. — Именно это я и собираюсь сделать.
— Потому что если я лишусь памяти и начну действовать как тот летчик, я могу привести к гибели все человечество, так?
Смит кивнул и сглотнул комок в горле.
— Да. Думаю, так будет правильно. Когда я вступал в должность, мне сказали, что вы всегда поступаете правильно. Так сказал мой предшественник. Вот что. У меня есть предложение. Вы посылаете Чиуна, чтобы он разделался с этой парочкой, а при первых признаках беспамятства вы пристрелите меня. Прямо в голову. Не позволяйте мне сделать со страной то, что летчик сделал с самолетом.
— Не могу, сэр.
— Почему?
— Потому что я не смогу нажать на курок, сэр. И поскольку дело выплыло наружу, то позвольте мне сказать вам, что Чиун может убить вас так, что никто не заподозрит, что это был не несчастный случай или сердечный приступ.
— О’кей, — уступил президент. — Вы и Чиун останетесь здесь. Но как вы узнаете, когда войдете в кабинет, что я не лгу вам и не притворился, что чувствую себя прекрасно, только для того, чтобы вы не убили меня?
— Для этого вам надо будет кое-что помнить, — заметил Смит.
— Вы и в самом деле всегда поступаете правильно, мистер Смит.
— Да, сэр, — отозвался Смит и вышел, но через полчаса вернулся, когда президент разговаривал с несколькими сенаторами о законопроекте, предусматривающем жесткие меры против мошенников, маскирующих свою деятельность под вывеской религиозных культов.
— Все прекрасно, — сказал президент, мужественно улыбнувшись.
— Да, сэр, — произнес Смит и закрыл дверь.
— Кто это? — поинтересовался один из сенаторов.
— Просто мой новый секретарь, — ответил президент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36