— Работать на императора, который не прибегает к отмщению, — это позор. Как может он пользоваться услугами самого великого Дома ассасинов в истории и не прибегать к отмщению? Станешь ты покупать машину, если ты не собираешься водить ее? Или жениться и не пользоваться своей женой как женщиной? Гулять по розовому саду и не дышать? Как может он говорить, что не станет прибегать к отмщению, если к его услугам Дом Синанджу, готовый прославить его имя?
— Хорошие вопросы, папочка, — заметил Римо.
— Это означает, что ты мне на них не ответишь.
— Ты схватываешь на лету.
Уильям Хоулингз Джеймсон отмечал вердикт присяжных о его невиновности в мошеннических махинациях на рынке зерна, устроив прием столь пышный, что на него ушло почти десять процентов его незаконных доходов от этих махинаций. Он весь искрился радостью. И все это понимали. Ему только что удалось избежать от десяти до пятнадцати лет в федеральных исправительных учреждениях.
Но его жена утверждала, что в таком состоянии он находился и в течение нескольких недель до суда. Она сообщила это очень привлекательному молодому человеку с темными глазами и высокими скулами. Его очень интересовал Билл. Нет, он не работал на Билла, но он хотел поговорить с ее мужем.
— Он взлетел так высоко — я не думаю, что он станет говорить с одним человеком. Для него это все равно, что иметь всего один банковский счет. Не правда ли, решение суда было великолепное — просто чудо!
Миссис Джеймсон относилась к тем женщинам старше среднего возраста, чьи морщины могли представлять из себя нечто привлекательное только с помощью изрядной порции косметического мастерства, которое могли купить ее деньги. Она много улыбалась, чтобы держать свое морщинистое лицо в форме. Ей уже дважды делали пластические операции, прикинул Римо. Зубы, разумеется, ее выдавали. Зубы стареют практически у каждого человека, у каждого из тех, кого он знал, кроме Чиуна. А теперь, конечно, еще и у него самого. Он не знал, почему с ним и с Чиуном дело обстоит именно так, но он знал, что куда более важные вещи, основа основ всего сущего, таят в себе столь же недоступные тайны, как и глубины Вселенной.
— У меня в зубах что-то застряло? — поинтересовалась миссис Джеймсон.
— Вам шестьдесят два года, верно?
— Простите?
— Может быть, шестьдесят три.
— Это грубо, — заявила миссис Джеймсон.
— Значит, правильно.
— Молодой человек, я не давала вам повода...
— Вы правы, — признался Римо. — Просто у меня гадкое настроение.
— Ну, вы великолепно знаете, как его испортить другим, — заметила хозяйка.
— Вы еще не все видели, дорогая, — заверил ее Римо. Так или иначе, но этот разговор помог ему почувствовать себя немного лучше. Миссис Джеймсон позвала дворецкого. Тому предстояло вежливо попросить джентльмена удалиться, а если он не послушается, то применить необходимую в таких случаях силу.
— Все, что будет необходимо, — сказала хозяйка. Дворецкого она больше в тот вечер не видела, зато увидела грубого молодого человека. Казалось, он полностью поглощен разглагольствованиями Билла, рассказывавшего о новой религии.
— Да, я знаю, что в связи с “Братством Сильных” идет множество слухов о мошенничестве, но что касается меня, то я твердо уверен: пока сам не попробуешь, не узнаешь, что к чему.
Так вещал Билл Джеймсон, грузный мужчина с суровым лицом преуспевающего бизнесмена. Ему не надо было надевать фрак и золотой “Ролекс”, чтобы показать, что у него есть и деньги, и власть. Богатство читалось в его глазах и в уверенной посадке головы. Улыбка его была улыбкой человека, который мог кого-то или что-то одобрить или не одобрить, но сам ни в чьем одобрении не нуждался.
— Послушай, Билл, “Братство Сильных” — это та самая штука, которую основал писатель-фантаст? Если им сопутствует такой успех, то почему он сам и его жена недавно были признаны виновными в покушении на убийство? За ними еще числятся три случая мошенничества и вымогательства. Что-то непохоже это ни на Билли Грэма, ни на Папу Римского, — сказал один из гостей.
— Надо понимать суть “Братства Сильных”. Столь добрая сила неизбежно притягивает зло. То зло, которое супруги Доломо оттягивают на себя, проходит мимо их последователей. Они, так сказать, принимают на себя наши страдания. Именно так мне это объяснили, и черт меня раздери, если это именно так и не сработало.
— Может, у тебя был просто хороший адвокат?
— У меня был лучший, но он не смог спутать показания моей секретарши. Я был конченый человек. Грязь. А потом я уверовал.
— И сколько это тебе стоило?
— Кто имеет, тот имеет, — заявил Джеймсон, глубокомысленно улыбнувшись.
— Полмиллиона?
Джеймсон опять расхохотался.
— Это была только плата за посвящение. Но они сказали, что вернут деньги, если в моей жизни не наступит улучшение. Если меня не признают невиновным. Лучше не трогать то, что приносит удачу.
— А я трогаю, — произнес молодой — слегка за тридцать — человек с темными глазами и высокими скулами. — Я очень и очень трогаю.
— Кто вы?
— Я трогатель удачи, Джеймсон. Я хочу с вами поговорить, — сказал Римо.
— Я занят — разговариваю со своими друзьями. Молодой человек по-дружески обнял Джеймсона за плечи, но плечи ничего дружеского в этом объятии не нашли. Плечи почувствовали себя так, как будто их подсоединили к току высокого напряжения. Джеймсон не смог даже закричать. Он смог только кивнуть. Он пойдет всюду, куда поведет его эта рука, — в данном случае, в кабинет рядом с банкетным залом. Дверь за ними закрылась, и назойливый шум празднества им больше не мешал.
В кабинете стояли богато отделанные шкафы темного дерева, свет был мягкий, кресла — полированные, деревянные. В помещении стоял легкий запах дорогих сигар и старого доброго бренди.
— Простите меня, среди моих знакомых не так уж много преуспевающих бизнесменов, так что мне пришлось поступить по-нашему, по-рабочему, чтобы иметь возможность поговорить с вами, — сказал Римо.
— Что вы со мной сделали? — с трудом произнес Джеймсон, пытаясь размять плечо и вернуть его к жизни после того, как молодой человек шарахнул по нему чем-то вроде электрического разряда.
— Так, пустяки. Вы будете меня слушать?
— У меня нет особого выбора.
— Это хорошо, — удовлетворенно заметил Римо. Потом он влепил президенту Международной компании по производству зерна, удобрений и химикатов пощечину, достаточно сильную, чтобы он сдвинулся в сторону на два фута. А потом — еще одну.
— Это — знак приветствия, — пояснил Римо. Джеймсон издал сдавленный стон, потом быстро опорожнил свои карманы, снял часы и протянул их вместе с деньгами Римо.
— Я не вор. Вор — это вы.
— Суд признал, что я невиновен, — возразил Джеймсон.
— Позовите своего адвоката. Я и его обработаю, — пообещал Римо.
— Что вы хотите?
— Вот теперь мы начали разговаривать. Кто обработал свидетеля? Помните Глэдис? Это ваша бывшая секретарша. Она поведала миру обо всех тех гадостях, которые вы творили, а вы-то думали, что она будет молчать, потому что вы ей так много платите. Кто заставил ее забыть собственные показания?
— Что вы имеете в виду?
— Этот прием устроен не в честь вашего дня рождения, — заметил Римо.
— Положительные силы Вселенной оказались выпущенными на свободу. Они-то освободили и меня. Римо влепил ему еще одну пощечину.
— Вот вам моя положительная сила.
— Я никому не давал взяток. Я ни на кого не выходил. Я просто вступил в “Братство Сильных”, когда казалось, что все вокруг идет прахом. И тогда моя жизнь вновь обрела положительный смысл. Она снова стала прекрасна.
Римо двумя пальчиками взял запястье Джеймсона и повернул его так, что рука чуть не выскочила из сустава. Рука сильно отличается от металлической дверной ручки. Запястье, локоть — очень слабые сочленения и могут сломаться в любой момент.
Джеймсон зарыдал от боли.
— Расскажите мне, как прекрасна ваша жизнь, Джеймсон, — попросил Римо. — Я хочу все знать о добрых силах Вселенной.
— Вы не поймете.
— Не пойму? Я сам — сила Вселенной, придурок.
— Пожалуйста...
— Ладно, вы не врете.
Джеймсон, как малого ребенка, прижал к груди покалеченную руку и весь скорчился, рыдая.
— Кто вы — агент темных сил?
— Что это еще за агент темных сил?
— Чем сильнее силы добра, чем сильнее положительные силы, тем сильнее они вызывают противодействие отрицательных сил. Если вы вступаете в “Братство Сильных” и люди видят, что вы счастливы, они начинают придираться к “Братству”. Они не могут смириться с тем, что вы счастливы. И тогда они вынуждены объявить, что “Братство Сильных” — мошенничество. Все это — из ревности и зависти. Добрые дела всегда вызывают гнев злых сил.
— Вы хотите сказать, что я — зло?
— Нет, нет. Просто дело в том, что вы очень сильны. И вы обратили свою силу против меня, против моих положительных сил.
— Я — хороший человек, — сообщил ему Римо.
— Да, да, — незамедлительно согласился Джеймсон и закрыл лицо неповрежденной рукой. — Вы — хороший человек. Очень хороший человек!
— Иногда мне приходится прибегать к методам, которые вам могут не понравиться, — сказал Римо.
— Верно, — согласился Джеймсон.
— Но я хороший человек.
— Верно, — подтвердил Джеймсон.
— Ну как, вы собираетесь сидеть тут рядом со мной и утверждать, что вы невиновны? Вы ограбили Америку. Вы ограбили всех американских фермеров. Вы ограбили каждого гражданина этой страны, который зависит от труда фермеров, которых вы ограбили. И это очень плохо, что вы вышли сухим из воды. Так почему бы нам с вами не заключить соглашение?
— Справедливо, — согласился Джеймсон. Он сидел в кресле очень прямо, стараясь держать свой позвоночник как можно дальше от этого молодого человека с несущими ужас руками.
— Вы совершили эти преступления, так?
— Так. Верно.
— И они вам сошли с рук?
— Я делал пожертвования на благотворительные цели, на религиозные.
— Нет-нет, эта ваша штуковина с Микки-Маусом из глубин Вселенной не пройдет. Вы понятия не имеете о том, что такое на самом деле силы Вселенной. Они не заключены ни в каком культе. Они в самой Вселенной. В общем, так. Я обдумываю, на каком бы наказании для вас нам сойтись — таком, чтобы вы не наслаждались жизнью, зная, что вам удалось спастись. Так, Джеймсон?
— И что вы предлагаете?
— Как насчет потери способности ходить?
— Нет.
— Одна из ваших рук уже сломана.
— Нет, только не руки!
— Вот что я вам скажу. Одним прекрасным вечером, может быть раньше, а может, позже я вернусь и заставлю вас заплатить за ваши преступления, — сказал Римо.
— Что вы собираетесь сделать?
— Я решу, когда до этого дойдет дело. Но вы ждите. Я обязательно вернусь, — пообещал Римо и вышел из кабинета в банкетный зал. Там он поблагодарил миссис Джеймсон за приглашение и снова спросил ее, точно ли он определил ее возраст.
Римо решил, что нашел подходящее наказание. Страх, что Римо вернется и причинит ему телесную боль, будет терзать бизнесмена сильнее, чем сама боль. Разумеется, Римо не собирался возвращаться, но бизнесмену об этом не было известно. Постоянный, непрекращающийся страх — вот лучшее наказание. Этого было вполне достаточно, и Римо сделал это не столько ради своей страны, сколько ради себя самого. Слишком уж несправедливо, когда настолько дурной человек избегает наказания и возвращается к настолько прекрасной жизни.
И кроме того, у Римо было прегадкое настроение.
Следующий оправданный счастливчик тоже жил очень хорошо. У него было поместье, занимавшее квадратные мили оклахомской прерии и огромный дом, больше похожий на замок. У него были слуги и телохранители, пешие, верховые и моторизованные, крутые парни с карабинами и джипами, с ковбойскими шляпами вместимостью в пять ведер и с обветренными лицами.
Когда Римо лишил несколько этих лиц их обветренности, они привели его прямиком к своему хозяину, человеку, мошенническим образом лишившему тысячи людей их сбережений, провернув операцию по вложению денег в бриллианты. Операция была стара, как само мошенничество. Он изрядно заплатил первым вкладчикам “пирамиды” из денег последующих, а когда деньги потекли к нему сплошным потоком, то перестал платить кому бы то ни было и отправился в Бразилию, к далеким берегам, не имевшим договора о взаимной выдаче преступников с Соединенными Штатами. До Бразилии он не добрался, и ему было предъявлено обвинение в мошенничестве. Его главный бухгалтер, которого он оставил вместо себя, подготовил для правительства все дело. Правду сказать, бухгалтер был рад помочь правительству, потому что его хозяин, Билл Полленберг — “Бриллиант” устроил дело так, что на всех документах красовалась его, бухгалтера, подпись.
Дело было стопроцентно выигрышное. Бухгалтер, в счастливом предвкушении мести, был надежно спрятан и недосягаем до того самого момента, пока он не забыл все, что случилось после того, как он поступил на первый курс колледжа и начал изучать основы бухучета.
И тогда Билл Полленберг — “Бриллиант” вышел на свободу. И вернулся в свое обширное поместье и стал наслаждаться жизнью на природе. И наслаждался он до тех самых пор, пока худощавый человек с толстыми запястьями не сообщил ему, что если он не объяснит кое-что и прямо сейчас, то копыто его, Билла Полленберга, собственной лошади воткнется ему в прямую кишку, а он, тонкий человек с толстыми запястьями, лошадь отвязывать не собирается.
Билл Полленберг умел рассуждать разумно, когда видел в этом необходимость. А на этот раз он увидел вот что: странный узор из морщинок на лицах двух самых крутых своих помощников и слезы боли у них на глазах.
— Добрый день, приятель, — вежливо произнес Билл Полленберг и предложил незнакомцу кофе прямо с костра.
На Полленберге была пятиведерная шляпа, джинсы “Ливайс” и ковбойские сапоги — великолепная оправа для кольца с розоватым бриллиантом ценой в двести тысяч баксов. Это был единственный настоящий бриллиант, которым Билл когда-либо владел.
— Где это ты научился своему южному акценту? По моим данным, ты родом с Мошолу-авеню, что в Бронксе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36