Чем ближе шло дело к весне, тем настойчивее стремились немецкая авиация и артиллерия нанести удары по кораблям. Теперь известно, что задачей 1-го воздушного флота люфтваффе было уничтожить боевые корабли в Ленинграде и Кронштадте. Но, несмотря на то что только за апрель было совершено шесть крупных массированных налетов и некоторые из кораблей получили повреждения, результаты фашистских бомбежек в конечном итоге были малоэффективными.
Гитлеровское морское командование опасалось наших подводных лодок. В районе Таллинн, Гогланд немцы буквально нашпиговали воды Балтики минами. И все же с конца мая в Балтийское море начали прорываться советские лодки. Противник старался с воздуха забросать минами фарватеры у Кронштадта. Наши истребители и зенитная артиллерия не давали его самолетам (а их было выделено более 300) ставить мины точно. При этом около 40 фашистских самолетов было сбито. Дивизионы магнитных тральщиков под командованием капитан-лейтенантов М.М. Безбородова и П.П. Еременко расчистили выход в море нашим подводным лодкам.
Бригада подводных лодок капитана 1 ранга А.М. Стеценко (военком И.А. Рывчин, начальник штаба Л.А. Курников) в трудных условиях блокады смогла подготовить лодки к боевым действиям на коммуникациях гитлеровцев. Опытные командиры-подводники Я.П. Афанасьев, Е.Я. Осипов и И.М. Вишневский, командир дивизиона подводных лодок В.А. Егоров и другие провели свои лодки через многочисленные минные поля вслед за тральщиками, над которыми почти непрерывно висела немецкая авиация. Подводникам нелегко было преодолеть сравнительно небольшое расстояние от Кронштадта до острова Лавансари, но еще тяжелее оказался переход от Лавансари на запад. Протяженность этого перехода превышала 250 миль, и все же лодки первого эшелона вышли на коммуникации врага. Сорок с лишним суток пробыла в море подводная лодка «Щ-406» Евгения Осипова и вернулась с хорошим боевым счетом. Ее командир заслуженно стал Героем Советского Союза, а подводная лодка – Краснознаменной.
Германское командование не ожидало появления наших подводников в открытом море, оно явно переоценило эффективность своих противолодочных средств. «Чьи же подводные лодки топят наши суда?» – недоумевали сначала немцы, не желая верить, что это были советские лодки, так же, как не хотели верить летом 1941 года, что Берлин бомбила советская авиация. Но когда более 30 немецких транспортов оказалось на дне Балтики, германскому командованию пришлось убедиться, что советские подводные лодки действуют, и действуют активно.
Нельзя не отдать должное славным делам балтийских подводников, особенно если учесть, насколько важными были в то время для военной промышленности Германии перевозки железной руды из Швеции. Каждый выход наших лодок в море был связан со смертельным риском. Не все они вернулись в родные базы: не возвратилась в Кронштадт подводная лодка «Щ-317», вблизи острова Сескар погибла «Щ-405»…
Бывший командующий Балтийским флотом адмирал В.Ф. Трибуц подробно рассказывает об этих смелых походах в своей книге «Подводники Балтики атакуют».
Теперь, много лет спустя, знакомясь с немецкими документами, на которых стоит гриф «Совершенно секретно, только для командования», убеждаешься, как просчиталась верхушка третьего рейха, составляя план «Барбаросса». Она поторопилась заранее списать со счета Краснознаменный Балтийский флот. А он жил, сражался и не только оборонялся, но и наступал. Действовала и флотская авиация. За 1942 год летчики-балтийцы совершили около 30 тысяч боевых вылетов, причем почти половину из них над морем в поиске «подходящей» цели. В этих полетах участвовали и летчики известного полка Е.Н. Преображенского, первыми бомбившие Берлин. Теперь с ленинградских аэродромов приходилось лететь 6–8 часов, чтобы добраться до морских путей сообщения противника, обнаружить транспорт и атаковать его. Как правило, летчики использовали для атак торпеды. А попасть торпедой в цель с самолета очень непросто.
В крейсерских полетах особенно отличились летчики А. 3. Пятков, К.С. Деревянных, Г.Я. Червоноокий, С Пятковым мне пришлось некоторое время спустя несколько раз летать из Владивостока в Москву, и он вспоминал одиночные полеты над Балтикой как самые опасные из всех, в каких ему удалось участвовать.
Борьба наших торпедоносцев с транспортами противника, то затихая, то обостряясь, шла до самых последних дней войны. Об одном заслуживающем внимания боевом эпизоде напомнила как-то «Красная звезда».
Был апрель 1944 года. Советские войска успешно очищали от фашистов родную землю. Много городов, больших и малых, было освобождено от оккупантов, но Таллинн, памятный сражениями в начале войны, находился еще в их руках. Морем непрерывно поступали туда грузы и пополнение для немецкой армии. Советскому командованию стало известно, что в ночь на 6 апреля из Штеттина в Таллинн вышел крупный транспорт водоизмещением 12 тысяч тонн. 1-й гвардейский авиационный полк получил задание атаковать и уничтожить его. В воздух поднялся сам командир полка гвардии подполковник И.И. Борзов. Штурманом с ним полетел Н.Д. Котов. Оба считались первоклассными мастерами торпедирования. В этом полете военная удача снова сопутствовала им. Обнаружив довольно быстро транспорт, Борзов выпустил торпеду и пронесся над самыми мачтами. После сильного взрыва транспорт пошел ко дну. И.И. Борзов и Н.Д. Котов стали Героями Советского Союза.
Наши морские коммуникации в 1942 году проходили под носом у врага и также требовали постоянного прикрытия флотской авиацией.
В книге «Накануне» я уже писал, насколько велика была в случае войны минная опасность на Балтике. Без многократного предварительного траления фарватеров не мог выйти в море ни один транспорт, ни один боевой корабль. Особенно тщательно приходилось тралить пути от Ленинграда к Кронштадту и Ораниенбауму и от Кронштадта к Лавансари, по которым в 1942 году балтийцы перевезли десятки тысяч человек и немало грузов. Охраной водного района КБФ командовал капитан 1 ранга Ю.В. Ладинский. Много рискованных выходов совершили экипажи тральщиков, этих скромных тружеников моря, бесстрашно действовавших вблизи от берега, занятого противником. Это было траление под прицелом врага.
12 сентября 1941 года я возвращался на самолете из Ленинграда в Москву. Наш «Дуглас» шел низко над городом Новая Ладога. Под крылом самолета в водах озера и канала мелькали баржи, катера, небольшие суда. Где-то здесь были и боевые корабли Ладожской военной флотилии.
Эту флотилию, расформированную после заключения мирного договора с Финляндией в 1940 году, вновь срочно сформировали в 1941 году, после того как Финляндия вступила в войну на стороне германских агрессоров. В флотилию вошли корабли и катера учебного отряда Ладожского пограничного отряда и мобилизованные суда гражданского флота. Балтийцы передали флотилии сторожевые корабли, тральщики, бронекатера, катера «морские охотники». Теперь, когда Ленинград был окружен, задачи резко усложнились.
Еще 30 августа Государственный Комитет Обороны обязал Военный совет Ленинградского фронта принять меры для доставки в город всего необходимого, в первую очередь продовольствия. Сбросив сотни зажигательных бомб, фашисты подожгли знаменитые Бадаевские склады за Невской заставой, где хранились значительные запасы продуктов для жителей более чем 3миллионного города. Не одни сутки на месте пожара поднимался до самого неба густой дым, подсвеченный по ночам красным пламенем. В начале сентября в Ленинграде был всего полумесячный запас муки. Потери продовольствия на Бадаевских складах в результате пожара 8 сентября 1941 года представляются преувеличенными. На самом деле из-за пожара был утрачен 2-суточный запас муки и 15–17-суточный запас сахара. По состоянию на 12 сентября для обеспечения населения город располагал (при тогдашних нормах) запасами: муки и зерна на 35 дней, крупы и макарон на 30, мяса на 33 дня, жиров на 45 и кондитерских изделий на 60 дней (см.: Павлов Д.В. Ленинград в блокаде. М., 1983. С. 81–98). – Прим. ред.

Авиационного бензина оставалось на десять дней, автомобильного и того меньше – дней на семь-восемь. Единственный путь, по которому можно было снабжать теперь осажденный город, лежал через Ладожское озеро. Военный совет фронта поручил Ладожской военной флотилии и Северо-Западному речному пароходству все перевозки из Новой Ладоги и Волховстроя в Ленинград и обратно. Речные суда – баржи и буксиры – вынуждены были ходить по бурному осеннему озеру. На западном берегу не существовало специально оборудованного места выгрузки, и в бухте Осиновец пришлось срочно строить порт. 12 сентября к берегу бухты, где еще не было оборудованных причалов, пришли две первые баржи, каждая с ценным грузом в 800 тонн зерна.
Дорогой жизни называли этот единственный путь в блокированный Ленинград.
В нашей печати, литературе, в различных устных выступлениях Дорогу жизни иногда отождествляют с ледовой трассой. Объясняется это, видимо, тем, что летние перевозки Ладожской военной флотилии и Северо-Западного пароходства считались их обычным, хотя и трудным, делом. Совсем другое – ледовая трасса. В мирное время никто и представить себе не мог, что по льду Ладоги будет налажено регулярное движение целых колонн автомашин, сопряженное с невероятными трудностями.
Но где и кому было легко в годы войны на Ладоге? И ледовая трасса и водная коммуникация – все вместе взятое являлось Дорогой жизни для Ленинграда. Экипажи боевых кораблей Ладожской флотилии и судов речного пароходства с одинаковым риском и отвагой доставляли по этой дороге воинские части и грузы для Ленинграда. Только с 12 сентября по 1 декабря 1941 года они перебросили через Ладогу 40 тысяч человек и более 60 тысяч тонн грузов.
Понимая огромное значение Дороги жизни, фашисты ожесточенно бомбили корабли и суда, порты погрузки и разгрузки. Героически защищая ладожскую коммуникацию, в эти месяцы погибли канонерская лодка «Олекма», тральщик «ТЩ-122» и спасательный корабль «Водолаз».
Ставка и Генеральный штаб не раз обращали внимание на ту часть озера, где к не оборудованному еще порту в Осиновце шли под охраной кораблей флотилии речные суда и баржи с продовольствием и боеприпасами. В разговорах со мной Б.М. Шапошников требовал увеличить перевозки в Ленинград и уменьшить потери. «Вы понимаете, что это значит?» – передал он мне однажды слова И.В. Сталина. Это было в октябре 1941 года.
В ту тяжелую осень Ладожской флотилии приходилось заниматься не только перевозкой войск и грузов в Ленинград. В октябре – ноябре обострилась обстановка на Волховском фронте. Пал Тихвин. Возникла угроза Волховстрою. По решению Ставки из Ленинграда на Волховский фронт через Ладогу срочно направили две стрелковые дивизии и бригаду морской пехоты. Им пришлось с ходу вступить в бой. Волховстрой был спасен.
В конце ноября плавающий лед стал мешать движению по озеру, но ладожцы геройски несли свою боевую вахту. Вплоть до 29 ноября отдельные суда продолжали упорно пробиваться в Осиновец, хотя уже 22 ноября начала действовать ледовая трасса.
Едва появился первый лед, как моряки-гидрографы вместе с бойцами дорожно-эксплуатационного полка принялись прокладывать ледовую трассу через озеро. Вскоре по ней пошли сани с хлебом. Но ждать, пока лед станет абсолютно надежным, возможности не было. Ленинград жил, сражался и работал в тисках блокады. Он голодал. И поэтому 22 ноября на этой трассе зарокотали моторы первых грузовых машин с продовольствием. Доставленное ценой огромного риска, оно спасло жизнь тысячам ленинградцев.
Суровой зимой ладожцы готовились к навигации 1942 года. Сооружали порты, монтировали секционные металлические и строили деревянные баржи.
Навигация 1942 года открылась в конце мая, а закончилась только в начале января 1943 года. Дорога жизни через Ладогу действовала, пока не была прорвана блокада Ленинграда. По ней перевезли в обоих направлениях около 2 миллионов человек, причем более миллиона – по воде. На судах же ладожцы доставили 1 миллион 690 тысяч тонн грузов.
Выполняя личный приказ Гитлера, вражеская авиация днем и ночью бомбила трассу. Только за лето 1942 года фашисты сбросили здесь 6400 бомб, но это не поколебало стойкости и героизма тружеников и воинов Ладоги.
Борясь за коммуникации на Ладоге, немцы и финны попытались высадить десант на остров Сухо, который прикрывал восточную часть трассы. На рассвете 22 октября более 20 военных судов, вооруженных артиллерией и крупнокалиберными пулеметами, под прикрытием 15 самолетов, были обнаружены на подходе к нашему побережью. Меры, принятые командованием Ладожской флотилии и Балтийского флота, были незамедлительными и энергичными. Не прошло и часа, как по вражескому десанту, уже успевшему подойти к острову и начать высадку, ударили наши самолеты. Корабли флотилии смело вступили в бой, не считаясь с численным перевесом врага. Меткий огонь вела по врагу и береговая артиллерия с острова Сухо. Как мне рассказывали потом очевидцы, основная тяжесть отражения вражеского десанта легла на береговую батарею.
Эта, казалось бы, незначительная операция противника вызвала обоснованное беспокойство и в Ставке. Когда я прибыл в Кремль для доклада, там уже получили донесения из Ленинграда. Дело осложнялось тем, что Ленинградский фронт не мог в то время помочь защитникам острова крупными силами. Разгромить десант способны были только части флота и авиации. Вскоре я получил донесение Военного совета КБФ об успешном отражении десанта и вечером 22 октября сообщил в Ставку: «Десант разгромлен».
В начале ноября я обратился за разрешением вновь выехать в Ленинград. Получив согласие, 8 ноября вылетел туда через Новую Ладогу. С командующим Балтийским флотом В.Ф. Трибуцем и командующим флотилией В.С. Чероковым осматривал там трофеи. Они были невелики: несколько полузатопленных десантных судов. А всего враг потерял 17 десантных судов и 14 самолетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81