Мальчик вырвался от нее, убежал, а теперь вырос и живет до сих пор под именем Клинкова. Дырку в голове он заткнул любовной запиской, а мозгу-то до сих пор нет как нет.
– Очень мило, – пожал плечами Клинков. – Сводить личные счеты, вмешивая в это невинного младенца… Марья Николаевна! Если вам нужно куда-нибудь, я вас провожу…
– Собственно, мне нужно в два-три места по делу, но я думала, что меня будет сопровождать Подходцев. Он такой опытный в разных делах.
Клинков, чтобы скрыть смущение, подмигнул и сказал, выпятив грудь:
– Да-с! Клинков совсем не для разговоров о делах. С Клинковым разговаривают совсем о другом.
Отошел к окну и стал сосредоточенно глядеть на улицу.
А Громов отозвал Подходцева в сторону и, краснея, шепнул ему:
– Почему ты с ней едешь, а не я?
– А почему ты бы поехал, а не я?
– Да, но ведь я ее нашел, я ее привел…
– Ну, ну! Без собственников… Что она, котенок бродячий, что ли? Зато я добыл для нее ребенка, и, наконец, она сама меня пригласила…
– Пожалуйста, – хмуро сказал Громов. – Ты прав, я не спорю. Клинков! А ты что думаешь делать?
– Я думаю приказать, – сказал, продолжая стоять у окна спиной ко всем, Клинков, – чтобы мой кучер Семен заложил пару моих серых в яблоках, и поеду к князю Кантакузен.
– Оставайся лучше дома, – бледно улыбнулся Громов, – серых мы выбросим, яблоки съедим, а потом займемся с Валей – не оставлять же девочку одну. Валя! Я тебе сейчас нарисую крокодила.
И, погладив девочку по головке, Громов принялся чинить карандаш.

Глава 6.
Подходцев самый умный. Идиллия

Сумерки…
Подходцев лежал на кровати, заложив руки за голову, и мечтал бог его знает о чем. Изредка хмурился, сжимал голову руками, но потом, испустив легкий вздох, снова опадал, как внезапно ослабевшая пружина…
Громов безмолвно сидел на подоконнике, устремив упорный взгляд на улицу – «изучал кипучее уличное движение», как он вяло объяснил друзьям, заинтересованным его странным поведением.
Валя сидела на коленях у Клинкова и, по своему обыкновению, рассматривая в упор лицо своего взрослого собеседника, несколько раз тоскливо спрашивала:
– Где мама?
– Мама ушла по делу, – неизменно отвечал Клинков, разглаживая ее кудри. – Скоро вернется.
– Да она уже давно ушла.
– Тем больше резонов ей скорее вернуться.
– Чего?
– Резонов.
– Каких?
– Ты знаешь, что такое резон?
– Н… нет.
– Это такой человек, который детей режет, когда они пристают к нему с расспросами.
– А где он живет?
– На углу Московской и Безымянного…
– Он ходит по улицам?
– Да, уж такое его поведение, – рассеянно отвечал Клинков, прислушиваясь к чьим-то шагам на лестнице.
– А он маму не возьмет?
– Кажется, что мы все этого серьезно опасаемся, – с грустной насмешливостью ответил за Клинкова Подходцев…
– Не говори глупостей, – оборвал его Громов. – Раз Марья Николаевна говорит, что идет по делу, значит, дело существует.
– Конечно, существует, – как-то странно неестественно хрипло рассмеялся Подходцев. – А если бы вы слышали, как это «дело» звякает шпорами! Прямо малиновый звон.
Кубарем скатился с подоконника Громов и, подступив к холодно глядевшему на него Подходцеву, спросил дрожащим голосом:
– Что это значит?
– Шпоры-то? Да ведь шпоры были не сами по себе… Они были прикреплены к ногам… В темноте мне еще удалось рассмотреть живот, грудь, руки и голову. Все вместе составляло одного весьма недурного собой офицера… Он довозил ее до нашего подъезда.
– Может быть, это какой-нибудь родственник? – неуверенно предположил Клинков.
– Ну, да, – с некоторой надеждой подхватил Громов. – Она, вероятно, была у него по делу о разводе с мужем, и он довез ее потом до дому.
– Дескать, вечером одной опасно, – проговорил, призадумавшись, Клинков, – он ее и довез.
Громов добавил, ловя подтверждающий взгляд Подходцева:
– Обыкновенная вежливость.
– А не сыграть ли нам в карты? – вдруг ни с того ни с сего предложил Подходцев.
– Почему в карты? Во что именно?
– В «дураки». Конечно, игра эта ничего нового не прибавит к вашим характеристикам, но она лишний раз подтвердит то мнение о вас, которое я себе составил…
Громов и Клинков засмеялись, но ничего не возразили.
Громов стал тасовать карты, а Клинков повел Валю укладывать спать…
– Ну вот, Валя… Давай, я тебе сниму чулочки, башмачки и платьице, ты и ложись спать… Умыть тебя?
– Да ты всегда заливаешь мне воду за шею!..
– Это новый, открытый мной способ, на который я думаю взять привилегию. Иначе не умею.
– Мама лучше умывает.
– Ну, что там мама! У нее, брат, дел и без тебя много.
– Ну, вот видишь – опять всю облил.
– А ты сохни скорей, вот и будет хорошо.
– Ой, мыло в рот попало!..
– А я думал, ты взбесилась. Смотрю – изо рта пена. Выплюнь.
Долго возился заботливый, но крайне неуклюжий Клинков (с некоторых пор он заменил совсем павшего духом Громова) около девочки, пока не уложил ее в постель.
– Ну, спи, звереныш.
– Послушай, а Богу молиться… Почему ты меня не помолил?
– Ну, молись.
Девочка стала на колени.
– Ну? – обернулась она к нему.
– Что тебе еще?
– Говори же слова. Я ж так же не могу, когда мне не говорят слова.
– Ну, повторяй: «Господи, прости мою маму, Клинкова, Громова и Подходцева…» Они, брат, совсем, кажется, закрутились.
– …«Они, брат, совсем, кажется, закрутились», – благоговейно произнесла девочка.
– Нет, это не надо! Это не для молитвы, а так. Ну, теперь говори: «Спаси их и помилуй».
– А папу? – вдруг спросила Валя, глядя на него сбоку удивленным черным глазом.
– Папу? Ну можно и папу, – решил щедрый Клинков. – Бог его простит, твоего папу,
– Готово? – спросила девочка.
Клинков неуверенно согласился:
– Пожалуй, готово.
– А теперь сказку, – скомандовала Валя, ныряя под одеяло.
– Еще чего! Спи.
– Ну, скажи сказку, ну, пожалуйста.
– Да я все страшные знаю.
– Расскажи страшную!
– Ну, слушай: в одном доме разбойники убили старуху, отрезали ей голову и унесли, а туловище бросили в запертой квартире. Пришли домой, голову съели и легли спать. Вдруг ночью слышат, кто-то ходит по ихней комнате. Зажгли свет: глядь, а это старуха без головы ходит, растопыря руки, и ловит их: «Отдайте, дескать, мою голову»…
Неизвестно, до чего дошла бы эта леденящая кровь история, если бы из соседней комнаты не раздался окрик Подходцева:
– Клинков! Иди, я тебя в Громовых оставлю.
– В каких Громовых?
– Ну в дураках, не все ли равно.
Несмотря на все задирания Подходцева, друзья не парировали его шуток.
Слышались только краткие возгласы: «Тебе сдавать! Тройка! Ты остался!»

Глава 7.
Клинков снова уезжает

Громов предъявил Подходцеву «тройку», состоящую из семерки, восьмерки и короля, и заметил:
– Сколько она у нас уже живет? Вторую неделю?
– Да, – подтвердил Подходцев, рассеянно покрывая короля валетом и принимая семерку с восьмеркой. – Девятый день.
– Первые два дня она тебя с собой брала, когда ездила по делам, а теперь все сама да сама…
– Может, она боится затруднять Подходцева, – задумчиво предположил Громов, набирая из колоды сразу семь карт.
– Не симптоматично ли, – криво усмехнулся Подходцев, – что ты, Громов, как раз в эту минуту остался в дураках.
– Ты предполагаешь, что в эту минуту? – злобно подхватил Клинков. – Я думаю – раньше.
Громов бросил карты на пол и вскочил с места.
– Ну, так я же вам скажу, что вы оба свиньи и самые грязные лицемеры. Как?! Вы меня упорно называете глупцом, упорно смеетесь надо мной… А вы?!! Ты, Подходцев, разве ты не пробродил от семи до девяти часов вечера по нашей улице?!
– Я папиросы покупал!
– Два часа? За это время можно купить целую табачную фабрику!! А Клинков?! Раньше он сравнивал детей с клопами, говорил, что они «заводятся» и что их нужно шпарить кипятком – что заставляет его теперь возиться с девочкой, как нянька? Откуда этот неожиданный прилив любви к детям?!!
– Я всегда любил ухаживать за детьми, – попробовал вставить свое слово Клинков в этот шумный водопад.
– Да! Когда им было больше восемнадцати лет! Разве я не вижу, что Подходцев все смотрит в потолок да свистит какую-то дрянь, а когда она приходит, он расцветает и прыгает около нее, как молодой орангутанг. Разве не заметно, что Клинков, под видом сочувствия к ее горю, то и дело просит «ручку» и фиксирует поцелуй так, что всех тошнит… И вот, оказывается, что вы оба правы, вы в стороне, а я – неудачный ухаживатель, предмет общих насмешек… и… и…
– Выпей воды! – холодно посоветовал Подходцев.
– К черту воду!!
– Мне эта истерика надоела, – сверкнув глазами, заявил Подходцев. – Я сейчас ложусь спать, и, если кто-нибудь еще вздумает оглашать воздух воплями, я заткну тому глотку своим пиджаком.
– Вся эта история чрезвычайно мне не нравится, – заявил вдруг тихо сидевший на своей кровати Клинков. – В воздухе пахнет серой и испорченными отношениями. Эта атмосфера не по мне. Вы как хотите, а я уеду. Сыт я по горло. Завтра сообщу свой адрес, а сегодня – прощайте.
Подходцев язвительно улыбнулся…
– Ага! Опять к дяде?
Клинков, не обращая на эти слова никакого внимания, сказал с озабоченным видом:
– Если девчонка вдруг проснется, пока мать не пришла, и начнет плакать, заткните ей рот мармеладом – у меня тут на шкапу для нее припасена коробка… Заверьте ее, что мать вернется с минуты на минуту. А то терпеть не могу этого визга.
– Да ведь тебя тогда все равно уже не будет!
– Ну, знаете, если такое сокровище раскричится, так и через три улицы слышно!.. Ну, вот и готово. Ничего, Громов, я сам. Чемодан не тяжелый.

Глава 8.
Неожиданная развязка

В этот момент на площадке раздались шаги, и в дверь кто-то постучался.
– Она – пролепетал Клинков и, весь вспыхнув, без сил опустился на чемодан.
– Войдите!
В комнату вошел человек, по внешнему виду очень смахивавший на денщика.
– Первые его слова, – шепнул Подходцеву Громов, – будут: «Так что…»
– Так что, – сказал денщик, – барыня кланяются, и вот от них записка, сами же они в своем местонахождении, уехамши.
Подходцев, как человек с наибольшим самообладанием и авторитетом, прочел записку и засмеялся:
– Распаковывайся, Клинков!
– А что?!
– Дайте полковнику на чай и отпустите его. До свиданья, полковник!
– Вот, господа, ценный автограф: «Извините, что прощаюсь не лично, а письменно. Зайти к вам не могу. Почему? – секрет. Спасибо вам за хорошее отношение. За вещами пришлю, а Валю отведите к папе. Может быть, вы когда-нибудь меня поймете… Преданная вам М.».
– Та-а-ак… Заметь при этом, что вещи у нее поставлены на первое место, а Валя на второе, – скорбно заметил чадолюбивый Клинков.
Громов пожал плечами:
– Ну, это ничего не доказывает. Она, вероятно, была очень взволнована.
– Бедный ребенок, – прошептал Подходцев.
– Бедная мать, – сказал Громов.
«Бедный Клинков», – подумал про себя эгоист Клинков.

– Клинков! Ты заменял девочке мать, ты и веди ее к отцу!
– Да, но ведь я не знаком с ним, а вы знакомы.
– Знаешь?.. Такое знакомство, как у нас с ним, всегда проиграет перед незнакомством, – заметил, успокоившись раньше других, Подходцев, хотя губы его нее еще дрожали. – Ну, в таком случае пойдем втроем.
– Как, ты не спишь? – удивился Клинков, зайдя в маленькую комнатку.
– Да, ты мне рассказал такую страшную сказку, что я не могла заснуть.
– Все к лучшему, мой юный друг, – сентенциозно заметил Клинков, натягивая ей чулочки. – Страшная сказка пришлась кстати.
– Куда мы? – удивилась девочка.
– К папе. Видишь ли, там, собственно говоря, мама… то есть ее еще нет, но когда-нибудь она придет. Да! Наверное. Этим всегда кончается – верь мне, цыпленок, – так говорит мудрый Клинков…

Кандыбов уже собирался спать, когда раздался звонок в передней, и три друга, эскортировавшие крохотную девочку, предстали перед изумленным хозяином.
– Что это значит? – сурово спросил он.
– Прежде всего – уведите девочку. Глаша, или как вас там, извиняюсь, не знаю – возьмите ее, – распорядился Подходцев. – Вот… А что касается нас, то… простите, мужественный старик, что я о вас худо думал. Нас ввели в заблуждение, и первое наше впечатление в том и другом случае оказалось… гм! обманчивым. Ваша жена… да вот, лучше всего прочтите записку!
Мужественный старик прочел записку, нисколько не удивился и потом спросил:
– А чего, собственно, вы впутались в эту историю?
– Единственно из доброты, – угрюмо сказал Подходцев.
– Думали: страдающая мать, осиротевший ребенок, – сокрушенно подхватил Клинков.
– А дочка у вас чудесная, – похвалил Подходцев. – Как вы могли отдать нам ее, не понимаю! Повесить вас за это мало!
От похвалы дочери старик расцвел так, что даже пропустил мимо ушей неожиданный конец фразы.
– Славная девчонка, не правда ли?
– Очаровательная. Нам будет без нее скучно, – вдруг выступил вперед Клинков. – Вы будете иногда отпускать ее к нам? Кстати, – вспомнил он, вынимая из-за пазухи знаменитую громовскую корову. – Вот ее корова. Передайте ей. Молока не дает, но зато и сена не просит.
– Откуда эта корова?
– Громов подарил. Чудесная девочка!
Надо знать отцовское сердце, чтобы допустить, казалось бы, невероятный факт: через полчаса три приятеля сидели у гостеприимного хозяина в его столовой, чокаясь старой мадерой и запивая свое горе, каждый по-своему: Клинков с Подходцевым шумно, Громов – угрюмо, молчаливо.
– Что это он такой? – участливо спросил хозяин.
– У него большое горе, – неопределенно сказал Подходцев.
А Клинков прибавил:
– Такое же почти, как у вас, только больше.

Глава 9.
Зловещие признаки, страшное признание

Громов сказал толстому Клинкову:
– Меня беспокоит Подходцев.
– Да уж… успокоительного в этом молодце маловато.
– Клинков! Я тебе говорю серьезно: меня очень беспокоит Подходцев!
– Хорошо. Завтра я перережу ему горло, и все твои беспокойства кончатся.
– Какие вы оба странные, право, – печально прошептал Громов. – Ты все время остришь с самым холодным, неласковым видом, Подходцев замкнулся и только и делает, что беспокоит меня. Вот уже шесть лет, как мы неразлучно бок о бок живем все вместе, а еще не было более гнусного, более холодного времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16